Китай осуществляет морскую экспансию на юг в XV веке
Поликарпов В. С.
К XV столетию в Евразии сложилось несколько регионов с развитой цивилизацией, с высокой культурой. На северо-западной окраине это была Европа; на Ближнем и Среднем Востоке и в Северной Африке — Османская империя и другие мусульманские государства; на Дальнем Востоке, Юге и Юго-Востоке — Индия, Китай, Корея, Япония, Индокитай и Индонезия. «Кроме Западной Европы только Османская империя и Китай, — пишет отечественный исследователь В. А. Зарин, — казалось, обладали материальными и человеческими ресурсами, необходимыми для широкой внешней экспансии и капиталистического развития». Однако Османская империя отнюдь не стремилась к географическим открытиям и заморским экспедициям в силу ряда причин: во-первых, она находилась в центре Евразии, на торговых путях из Китая и Индии в Европу вдали от морских коммуникаций; во-вторых, в XV в. она осуществляла военные действия в Юго-Восточной Европе; и в-третьих, ее привлекали не новые земли, а цивилизованные регионы.

Оставался Китай, который с древних времен и без государственного вмешательства занимался торговлей в «южных морях» (китайская терминология).

Однако Китай, хотя и имел такую возможность — у него были огромные естественные ресурсы и человеческий потенциал, он имел в своем распоряжении множество научных и технических открытий и изобретений, — не стал осуществлять морскую экспансию в «южные моря». Все дело, оказывается, объясняется структурой китайского общества и системой управления Срединной империей.

Из сравнения Китая и Европы следует, что структура китайского общества близка бюрократическим образованиям поздней Римской и Византийской империй, причем официальная конфуцианская идеология подобна позднеантичному стоицизму и платонизму, которые дополнены классическим наследием гомеровских времен. В сравниваемых идеологиях доминирует концепция цикличности истории, рекомендуется в политике и повседневности подражать древним канонам, подчеркивается нежелательность и опасность любых социально-культурных перемен.

Характерно для имперско-бюрократического Китая то, что в нем на лестнице социальной иерархии военная элита располагалась ниже гражданской бюрократии. Гражданская власть всегда преобладала над военной, что проявлялось и в более низком статусе последней, и в постоянном дефиците средств на удовлетворение потребностей армии, что приводило не раз к поражениям в борьбе с кочевниками . Такого рода противоречия между бюрократической и военной элитой в начале XV века наиболее ярко проявились в отношении к морской экспансии Китая в «южных морях».

Знаменательно, что это противостояние обнаружилось тогда, когда в Китае к власти пришла династия Мин на волне антимонгольского восстания, когда бюрократия утратила свое абсолютное влияние. Ведь основатель династии Чжу Юань (1368—1398 гг.) был выходцем из народа, соответственно и окружение он подобрал себе вне бюрократии традиционного толка . На годы правления его преемника Чжу Ди (1402—1424 гг.) приходится наиболее активная экспансионистская политика Китая в отношении Монголии, Маньчжурии, Индокитая. Раньше принца Генриха Мореплавателя — между 1405 и 1430 годами — китайский адмирал Чжен Хэ предпринял семь экспедиций в Индию, на Суматру, в район Персидского залива и Восточную Африку. Его флот составлял 62 корабля и имел на борту около 37 тысяч солдат . Эти экспедиции преследовали не только дипломатические и торговые цели, но и должны были способствовать распространению конфуцианской идеологии и укреплению престижа правящей династии .

И вдруг все эти морские экспедиции были прекращены, а строительство китайского флота и частная морская торговля были ограничены. По мнению В. А. Зарина: «К середине XV в. в Китае окончательно возобладали идеология и политические интересы традиционной гражданской бюрократии. Примерно тогда, когда португальцы только овладевали техникой кораблестроения многомачтовых судов, в Китае их производство, которое осуществлялось на протяжении нескольких веков, было запрещено и приравнено к государственному преступлению, а документация о морских походах уничтожена». Это значит, что гражданская элита опасалась усиления армии и стала проводить курс на ограничение военных операций и расходов, на изоляцию Китая от внешнего мира. Последствия такого курса не замедлили сказаться — со второй половины XV столетия империя Мин входит в полосу затяжного социально-политического кризиса, приведшего к новой грандиозной крестьянской войне, падению династии и установлению в стране власти маньчжурских завоевателей (171, 4—8].

Причины гибели династии Мин видятся в следующем: во-первых, немаловажное влияние оказало перенесение столицы из Южного Нанкина в Северный Пекин, что затормозило развитие передовых южных провинций и усилило отсталость северных районов; во-вторых, разорение крестьян из-за высокой ренты, непосильных налогов и всевозможных поборов, голод в ряде провинций; в-третьих, междоусобные столкновения между феодалами.

Свою лепту внес и пресловутый курс гражданской бюрократии в прекращение морских экспедиций Китая в районы Индийского океана и восточноафриканского побережья, на самоизоляцию империи.

Попытаемся промоделировать сценарий, в котором Китай задолго до великих географических открытий европейцев осуществляет в начале XV века морскую экспансию в «южные моря».

Для этого используется прежде всего мощный научный потенциал китайской картографии, опередившей европейскую. Американский ученый Дж. Б. Харли пишет: «Большое значение в сравнительной картографии придавалось определению математических аспектов составления карт, кодификации методологических принципов (как, например, принципов Пэй Сю, «отца китайской научной картографии») и техническим новшествам, таким, как координатные сетки, правильные масштабы, абстрактные условные знаки и даже контуры — то есть всем тем критериям! которые отвечали западной модели картографии». В Китае карты выражали специфику культуры народа, они были связаны тесно с литературой и живописью, являлись одним из инструментов политической власти, ибо на них наносились границы государств и земельных владений, фиксировались официальные события и важные ориентиры.

До нас дошла одна из первых старинных китайских морских карт — знаменитый портулан флотоводца Чжен Хэ, датированный серединой XV века. На портулане нанесены линии берегов, заливы, лиманы, мысы и острова, порты и горы, начиная от китайского порта Нанкина на реке Янцзы до портов восточного побережья Африки. «В целом карта содержит 40 названий береговых ориентиров и более 500 названий населенных пунктов, 300 из которых за пределами Китая... — пишет Мэй-Лин Су о портулане. — Значительная часть свитка посвящена обширному морскому пространству от оконечности Индостана до Аравийского полуострова и Африки, где корабли плыли открытым морем. Вместо сведений о береговых ориентирах и о показаниях компаса здесь приведены данные о высоте расположения звезд в 50 точках маршрута, по которым определялись широта и направление движения судна». На портулане нанесены данные, накопленные китайцами на протяжении длительных контактов на море с другими народами.

Правители Китая стали осуществлять морскую экспансию, используя и портулан Чжен Хэ, и «морской шелковый путь», проложенный ранее для экспорта, в основном фарфора, в Юго-Восточную Азию, на полуостров Индостан, Аравийский полуостров и восточное побережье Африки. Продолжая традиции китайских купцов XI-XIII вв., снаряжавших экспедиции в Юго-Восточную Азию в поисках экзотических товаров13, китайское правительство снаряжает мощную морскую экспедицию для установления контроля над малайско-индонезийским архипелагом и Малаккским проливом, обеспечивавшим безопасный проход судов. Для этого было использовано несколько десятков больших парусников, предназначенных для океанских плаваний, с солдатами и колонистами.

После овладения «Островами пряностей» (Малайско-Индонезийским архипелагом) и установления полного контроля над Малакским проливом в руках китайцев оказывается международный центр транзитной торговли. Следует отметить, что китайским экспедиционным силам пришлось защитить в XVI в. Малакку и «Острова пряностей» от проникших туда нескольких европейских «ост-индийских кампаний». Тем не менее заморские купцы не лишены были возможности получать наряду с традиционными товарами — ароматическими веществами, наркотиками, шелками, индийским хлопком и китайским фарфором — пряности в больших количествах. Само собой понятно, что самые большие привилегии были даны китайским купцам, торговля которых с европейскими странами приносила громадные, поистине баснословные прибыли. Ведь в Европе XIII-XVI столетий наблюдается буквально мания пряностей (корицы, гвоздики, имбиря, мускатных орехов). Это было время, когда пословица гласила: «дорого как перец». Благодаря поддержке китайской державы, китайские купцы сохранили монополию на пряности — они снабжали ими Западную Европу, мусульманский Восток, Бенгалию, Японию и свою отчизну.

Китайская империя проводит гибкую политику в торговле пряностями, определенные привилегии предоставляются и арабским купцам. Ведь в свое время халиф Мансур послал на помощь Су-Цзуну (756—762 гг.) 10-тысячное войско, когда в Срединной империи начались страшные внутренние раздоры, что помогло последнему удержать престол. После этого между арабским халифатом и поднебесной установились дружественные отношения. В Китай прибыли многочисленные мусульманские поселенцы, распространявшие учение Мухаммеда, а император Шунь-До в 1342 году прислал посольство в Каир с просьбой прислать миссионеров и богословские книги. И хотя великий переворот в Китае 1368 года ослабил позиции ислама, однако связи между китайцами и арабами сохранились и были максимально использованы в ходе морской экспансии в «южные моря». Во всяком случае несомненно то, что постоянно растущая торговля пряностями способствовала поддержанию контактов между арабским и китайским миром, а в более широком контексте — между Востоком и Западом.

Морская экспансия Китая достигла и побережья Восточной Африки, что позволило вступить в более тесный контакт с исламской цивилизацией народа суахили. Современный гвинейский историк Ибрахим Баба Каке пишет об этой цивилизации следующее: «Эта цивилизация поддерживала тесные связи со странами Востока, прежде всего с Индией. Португальцы были поражены, обнаружив здесь города-государства, не менее богатые и развитые, чем в Европе, могущественные города с каменными постройками, множество торговых судов в портах». Жители городов суахили привыкли путешествовать по восточным морям и превосходили португальцев в искусстве мореплавания.

Так как еще в XIII веке суахили подарили китайскому императору слона, которого они привезли на корабле, то теперь китайцы воспользовались этим прецедентом, чтобы установить торговые, военные и дипломатические связи с ними, а также для основания колоний, населенных трудолюбивыми китайцами. Со временем на восточном побережье Африки обосновалось несколько миллионов китайцев, часть из которых приняла ислам и вступила в браки и с арабами, И с неграми. Именно такой поворот событий спас восточнобережную цивилизацию суахили от уничтожения ее европейскими колонизаторами, приумножил ее богатства и в результате дал толчок развитию своеобразной исламо-китайско-африканской культуре. Китайцы освоили практически все побережье Восточной Африки и добрались до мыса Доброй Надежды, установили связь с внутренними районами континента к взаимной выгоде для себя и негритянских обществ. Морская экспансия Китая в XV столетии приняла поистине невиданный по тогдашним меркам размах. Китайские морские экспедиций достигли Австралии, Тихоокеанских островов и берегов Америки. На австралийском континенте они быстро нашли общий язык с аборигенами и расположили свои поселения в наиболее благоприятных местах. Опорные пункты китайских гарнизонов и поселений протянулись цепью по островам Тихого океана — Гавайским, Полинезийским и другим — вплоть до американского побережья.

Для того, чтобы укрепить свое влияние в резко расширившейся колониальной сфере, китайцы провели многолетнюю грандиозную операцию по переселению нескольких десятков миллионов подданных Поднебесной на Тихоокеанские острова, австралийский и американский континенты. Морской флот Китая тех времен не знает себе равных в мире. Причем он делится на военный флот, обеспечивающий охрану растянутых на полмира морских коммуникаций, на торговый флот, чьи корабли перевозят товары из экзотических стран, и флот миссионеров, уезжающих в регионы китайского влияния для распространения достижений своей высокоразвитой цивилизации.

Так как управлять территориями, раскинувшимися от побережья Восточной Африки до побережья Америки и от пустынь Гоби до плодородных земель Новой Зеландии, весьма сложно, то создается система вассальных провинций во главе с назначаемым императором наместником. Поскольку эти заморские провинции сильно удалены от метрополии, постольку постепенно возрастает влияние купечества и ремесленничества, заинтересованных в производстве и распространении изделий. Это, в свою очередь, требует применения того мощного научного и технического потенциала, который в малой степени использовался в родимом Китае из-за бюрократии, цепко державшейся за свои привилегии и препятствующей любым культурным изменениям. Не надо забывать, что китайцы на много веков опередили европейцев в области научных открытий и технических изобретений. И теперь весь потенциал знания получил возможность осуществиться на практике.

Не менее интересно и то, что китайская цивилизация вошла в контакт и взаимодействие с культурами автохтонов Австралии и Тихоокеанских островов, со своеобразными культурами майя, инков, американских индейцев. По морским путям в обоих направлениях перемещаются не только экзотические и неэкзотические товары, но и прекрасные изделия китайских, инкских и прочих умельцев, а также стили искусства, свитки с конфуцианскими, даосскими, буддийскими, мусульманскими, инкскими, ацтекскими учениями и верованиями. Понятно, что происходило и смешивание китайцев с местными жителями — неграми, арабами, австралийцами, маори, ацтеками, северо — и южноамериканцами. Это привело к появлению китаизированных негров, индейцев, австралийцев, полинезийцев и других метисов. С изумлением Колумб обнаружил при высадке на новый континент китайцев и китаизированных индейцев, что окончательно убедило его в том, что он действительно открыл заветную Индию. Таким образом, вовлечения в орбиту влияния китайской цивилизации огромных регионов и целых континентов оказалось достаточно, чтобы мировая история начала развиваться под знаком синизации.

В самом Китае резко снизилось социальное напряженней он получил импульс к дальнейшему развитию. Но, к сожалению, этот сценарий так и остался неосуществленным.

Поликарпов В. С. Если бы... Исторические версии. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1995.