Это было в Краснодоне
// Неотвратимое возмездие. — М.: Воениздат, 1979.
Когда немецко-фашистские захватчики вторглись на территорию Донбасса, Ворошиловградский обком и Краснодонский райком Коммунистической партии, выполняя указания Центрального Комитета нашей партии, создали в Краснодоне подпольную партийную организацию во главе с Ф. П. Лютиковым. Коммунисты стали вовлекать в борьбу против оккупантов советских людей, юношей и девушек, комсомольцев.

В конце сентября 1942 года отдельные группы молодых патриотов объединились в единую подпольную комсомольскую организацию, получившую название «Молодая гвардия». Руководил ею штаб, в который вошли Иван Туркенич, Олег Кошевой, Сергей Тюленин и Иван Земнухов, а позднее Любовь Шевцова и Ульяна Громова.

По указанию коммунистов молодогвардейцы оборудовали типографию и печатали листовки, призывавшие советских людей к борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. У молодых патриотов имелись радиоприемники, с помощью которых принимались сводки и другие важные сообщения Совинформбюро. Молодогвардейцы помогали советским войскам и партизанским отрядам — добывали оружие, медикаменты, уничтожали штабные машины с гитлеровскими офицерами, истребляли предателей Родины.

Подвиг молодогвардейцев — это яркий пример беззаветного служения Советской Отчизне, Коммунистической партии, народу.

Три с лишним десятилетия прошло со дня гибели молодогвардейцев, но интерес к их героическим делам не угасает. Годы не властны над величием их подвига. Слава юных героев давно перешагнула пределы нашей страны. Люди, с любовью хранящие в своих сердцах имена молодогвардейцев, навсегда заклеймили позором и проклятием тех, кто предал эту боевую организацию, кто повинен в безвременной смерти молодых патриотов.

Убийц членов «Молодой гвардии» настигло возмездие. Некоторые из них предстали перед судом еще в годы войны. Другие скрывались в течение ряда лет. Однако и они были разоблачены и понесли заслуженное наказание.

* * *

После освобождения Краснодона советскими войсками в феврале 1943 года были арестованы предатели «Молодой гвардии» [134] Геннадий Почепцов, его отчим Василий Громов и старший следователь полиции Михаил Кулешов. В августе того же года фронтовой военный трибунал приговорил их к смертной казни.

Не последнюю роль в разгроме подпольной организации сыграл изменник Родины Василий Подтынный. Дезертировав из Красной Армии, он поступил на службу к оккупантам, которые назначили его комендантом полицейского участка поселка Первомайск. Подтынный лично руководил арестом молодогвардейцев, допрашивал и избивал их, принимал непосредственное участие в казни.

Верным помощником его был фашистский холуй Иван Мельников. Оба они длительное время скрывались от правосудия. И все же Подтынный через шестнадцать, а Мельников через двадцать лет были разоблачены органами государственной безопасности и приговорены советским судом к высшей мере наказания.

Не ушли от справедливого возмездия бургомистр Краснодона Стаценко, начальник шахты Жуков, полицейские Давиденко и Лукьянов, пытавшиеся при наступлении Красной Армии вместе с оккупантами покинуть город. Был пойман и начальник окружной немецкой жандармерии полковник Ренатус — главный организатор расправы над «Молодой гвардией». К сожалению, удалось бежать начальнику краснодонской полиции Соликовскому и его заместителю Захарову.

Собранные в несколько томов документы, показания подсудимых и свидетелей позволили довольно полно воссоздать последний период деятельности молодогвардейцев, обстоятельства; их гибели.

Судебными процессами установлено, что организаторами и прямыми исполнителями казни молодогвардейцев являлись фашисты Ренатус, Зоне, Гендеман, Веннер и их пособники, служившие в жандармерии и полиции.

Так, Ренатус показал, что в ноябре 1942 года начальник краснодонской жандармерии гауптвахтмайстер Зоне и начальник жандармерии в городе Ровеньки Веннер (в его подчинении находилась краснодонская жандармерия) донесли ему о действующей в Краснодоне подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия».

«Я, — свидетельствует Ренатус, — придал этому большое значение и приказал Веннеру лично выехать в Краснодон, арестовать всех, имеющих какое-либо отношение к этой организации, и расстрелять их».

Юные мстители действовали осторожно, продуманно и расчетливо. Немцы производили аресты, но им не удалось бы разгромить их организацию, если бы не предательство изменников Родины.

Случайно уцелевшая от расправы член «Молодой гвардии» Ольга Иванцова рассказала на суде об активной борьбе молодогвардейцев против оккупантов: они взорвали мост и пустили [136] под откос два вражеских эшелона; повесили четырех полицаев; распространили свыше 5 тысяч листовок; совершили налет на три немецкие машины, с которых забрали обмундирование и новогодние подарки, предназначенные для гитлеровских солдат. С целью создания денежного фонда организации было решено продать часть содержимого подарков на рынке. Но один из членов организации, Мошков, проявил неосторожность и был задержан полицией. Оказались арестованными также Земнухов и Третьякевич. Однако полицейские тогда еще не подозревали, что в их руках находились активные члены «Молодой гвардии». Ни один из задержанных ни словом не обмолвился о принадлежности к подпольной организации.

Достоверно установлено, что «Молодая гвардия» была разгромлена по доносу одного из членов организации — Геннадия Почепцова. Случайно попав в группу юных подпольщиков, По-чепцов при первой же угрозе, по совету своего отчима Громова, переметнулся к врагам и предал своих товарищей.

Вот что рассказал об этом сам предатель:

— Я узнал, что несколько членов организации арестованы, и стал искать выход, чтобы спасти свою жизнь. Решил написать донос, но не в полицию, а начальнику шахты Жукову, полагая, что он передаст его куда следует несколько позже. И когда я буду арестован, то оправдаюсь тем, что написал в свое время заявление. С этой целью я поставил на заявлении дату «двадцатое декабря», хотя написал его и вручил жене Жукова двадцать восьмого декабря сорок второго года.

— Почему заявление вы передали Жукову? — спросил прокурор.

— Я это сделал потому, что Жуков являлся активным пособником оккупантов, и я был уверен, что он передаст мое заявление по назначению.

Вот воспроизведенный на суде самим предателем текст доноса, с которого начались трагические для «Молодой гвардии» дни:

«Начальнику шахты господину Жукову

Заявление

Я нашел следы подпольной комсомольской организации и стал ее членом. Когда я узнал ее руководителей, я вам пишу заявление. Прошу прийти ко мне на квартиру, и я расскажу вам все подробно. Мой адрес: ул. Чкалова, № 12, ход 1-й, квартира Громова Василия Григорьевича.

20.XII.42 г.; Почепцов Геннадий».

Жуков не пошел на квартиру к Громову. Он сразу же отдал донос Зонсу, а тот с нарочным отправил его Соликовскому.

Почепцов продолжал встречаться с руководителем первомайской группы «Молодой гвардии» Анатолием Поповым, Демьяном Фоминым и другими подпольщиками. Выпытывал их планы, чтобы [137] донести затем в полицию. А когда Почепцова арестовали Кулешов специально посадил его в камеру к молодогвардейцам чтобы таким образом узнать новые имена, выпытать новые данные.

Соликовский достойно оценил усердие предателя: отпустил его на свободу, но при этом дал новое задание — разыскать командира партизанского отряда Чернявского.

— Я обещал выполнить и это задание, — признался Почепцов на суде, — но сделать это не смог, так как советские войска вступили в Краснодон и меня арестовали.

Кулешов был резидентом фашистской разведки, на связи у него было несколько агентов, в том числе и пятидесятилетний Василий Громов, человек, готовый на любую подлость. С приходом оккупантов в Краснодон он явился в полицию и покаялся, что когда-то значился коммунистом, и в тот же день дал согласие Соликовскому быть агентом полиции.

На вопросы прокурора и судей Громов отвечает уклончиво, желая уйти от ответственности,

— Я признаю, — заявил он, — что выдал полиции одного коммуниста и его сына, но Почепцова я не подстрекал писать заявление.

Однако Почепцов опровергает его:

— Он говорит неправду. Когда стало известно об арестах молодогвардейцев, отчим спросил меня: «Твоих ли товарищей арестовала полиция?» Я ответил утвердительно, после чего он предложил подать заявление в полицию на членов молодежной организации и тем самым спасти себя и семью от ареста.

В своем показании от 20 февраля 1943 года, а затем и в суде Кулешов подтвердил, что именно по доносу Почепцова начались аресты членов «Молодой гвардии». Почепцова же освободили из-под стражи только потому, что он стал штатным агентом полиции.

— Какие дела вы расследовали в полиции? — был задан вопрос Кулешову.

— Я и подчиненные мне следователи расследовали дело участников «Молодой гвардии». Почепцов назвал мне всех известных ему подпольщиков, сообщил о наличии оружия у отдельных из них и в организации в целом. Рассказал о задачах организации и о том, что ею руководит городской штаб в составе Третьякевича, Лукашова, Земнухова, Кошевого и Сафонова. Кроме того, Почепцов назвал всех членов первомайской группы этой организации — Попова Анатолия, Главана Бориса, Бондарева Василия и других. К моменту моего ухода из полиции по этому делу было арестовано сорок человек.

Установлено, что после получения от предателей сведений о молодогвардейцах в первых числах января 1943 года начались массовые аресты.

— Первыми, — показала Елена Николаевна, мать Олега Кошевого, — арестовали Мошкова, Земнухова и Третьякевича. Узнав [138] об этом, штаб «Молодой гвардии» первого января сорок третьего года отдал приказ: всем уходить из города. Олег собрал на квартире группу молодогвардейцев. Здесь были Ульяна Громова, Пирожок Василий, Тюленин Сергей и Иванцовы Ольга и Нина. Олег сообщил об аресте ребят. Предложил собравшимся предупредить об опасности остальных подпольщиков. В тот же день Олег ушел. Он хотел перейти линию фронта, но не смог. Дней через десять сын вернулся, но домой не зашел, боясь засады, а остановился у знакомых, которые сообщили мне о его приходе, Я сказала Олегу, что полиция его ищет, на квартире дежурят полицейские. Перед уходом сын сказал, что постарается связаться с партизанами, а если не удастся, то пойдет в город Антрацит. Впоследствии я узнала, что Олега арестовали недалеко от города Ровеньки и расстреляли.

Один из ровеньских полицаев, Орлов, подтвердил, что Олег Кошевой был арестован железнодорожным полицейским на переезде, в семи километрах от города Ровеньки. При обыске у него изъяли пистолет, комсомольскую печать и чистые бланки комсомольских билетов, зашитые в подкладку пальто. Орлов признался, что допрашивал Олега Кошевого, а также Любу Шевцову, доставленную в Ровеньки из Краснодона.

Олега, как установлено судом, выдал полицейским бывший кулак Крупеник, который потом был расстрелян по приговору суда.

Из следственных материалов видно, что Люба давать показания наотрез отказалась и была передана в гестапо. Но и там ни слова признания не удалось вырвать у нее гестаповцам. Кошевой на одном из допросов сказал, что являлся руководителем краснодонской подпольной организации «Молодая гвардия». Однако больше никаких показаний не дал. Когда же палачи особенно жестоко пытали его, он крикнул: «Все равно вы погибнете, гады! Конец приходит вам, а наши уже близко!» Это были последние слова шестнадцатилетнего героя. В лютой злобе фашисты выкололи ему глаза, выжгли на теле номер его комсомольского билета.

Об аресте Сергея Тюленина рассказала суду его мать, Александра Васильевна:

— Сергей из города ушел первого января сорок третьего года. В этот же день в наш дом явились девять полицейских и три немецких жандарма, которые произвели обыск. Они искали сына и оружие. Но Сергея уже не было, а оружие они не нашли. У сына был автомат с патронами и несколько гранат. Все это он хранил в двойном потолке... Вернулся Сергей домой вечером двадцать четвертого января с перевязанной рукой. Рассказал мне, что участвовал в бою и ранен в руку. Поздно вечером в дом ворвались полицейские и арестовали сына. Спустя час пришли другие каратели. Арестовали меня, моего мужа, дочь и отправили нас в полицию. [139]

А вот что сообщил суду об аресте Сергея Тюленина один из полицейских:

— К дому Тюленина мы подошли примерно в час ночи. Дверь нам не открывали. Тогда Севастьянов сказал, что мы из полиции, и нас впустили. Первым вошел Севастьянов и увидел Сергея Тюленина, стоявшего за дверью, крикнул, чтобы тот поднял руки вверх, но Сергей сказал, что рук поднять не может, так как одна из них ранена. На вопрос, где получил ранение, ответил, что случайно налетел на пост. Севастьянов приказал связать ему руки. Тюленин просил не делать этого. Но Севастьянов настоял на своем. Я взял полотенце и связал Сергею руки.

Нельзя без содрогания читать показания осужденных и свидетелей о нечеловеческих мучениях, которым подвергались юноши и девушки на допросах в полиции.

Обвиняемые и свидетели рассказывали, как мужественно вели себя на допросах молодогвардейцы. Даже такой изверг, как Кулешов, вынужден был признать, что, несмотря на жестокие пытки, комсомольцы оставались непреклонными,

— В полиции, — сообщил он, — был такой порядок: арестованных сразу же доставляли к Соликовскому, который «приводил их в сознание». Затем их передавали следователям. Если арестованный не хотел сознаваться в том, в чем его обвиняли, он вновь подвергался избиению. Участники «Молодой гвардии» ничего не говорили о себе и своих товарищах. За это их пытали и истязали.

Полицейский Давиденко, выполнявший поручения Соликовского, связанный с истязанием арестованных, рассказал:

— Соликовский и жандармы привлекали меня к допросам участников организации. Мы жестоко избивали их плетьми и обрывками телефонного кабеля. Чтобы заставить говорить, молодогвардейцев подвешивали к скобе оконной рамы, инсценируя казнь через повешение. Я участвовал в избиении Мошкова, Попова, Лукашова, Гукова и восьми девушек, фамилии которых не помню. Особенно сильно избивали Третьякевича, Мошкова и Гукова. Их по указанию Соликовского и бургомистра Стаценко подвергли пыткам. После того как они теряли сознание, их обливали холодной водой. Третьякевич не выдал никого из своих товарищей, хотя избивали его и пытали непрерывно.

Бывший бургомистр Краснодона Стаценко сообщил:

— Несмотря на пытки, молодогвардейцы отказывались говорить о своей деятельности и участниках организации. По вечерам в камерах они пели революционные песни, за что также избивались полицейскими.

Следователь полиции Черенков рассказал о том, как проводились допросы юных подпольщиков:

— Как правило, каждого молодогвардейца после ареста приводили в кабинет к Соликовскому или Захарову, которые избивали их веем, что попадалось под руку. В здании полиции постоянно [140] были слышны душераздирающие крики и стоны. Чтобы заглушить их, заводили патефон или играли на аккордеоне. Все арестованные были перепачканы кровью, лица их были разбиты, одежда разорвана в клочья. Помню, как в конце января сорок третьего года в кабинет, где я работал, привели на допрос Ковалева Анатолия, служившего в полиции по заданию «Молодой гвардии». Соликовский спросил у него, как он с товарищами собирался взорвать здание полиции. Ковалев ответил ему: «Тебе, палач, своей смертью не умереть! Если мы тебя не убили — найдутся такие, которые отомстят за нас!» Услышав этот ответ, Соликовский рассвирепел. Приказал Захарову перевести Ковалева в свободный кабинет. Через несколько минут оттуда послышались крики...

Палачи истязали и мучили всех без исключения молодогвардейцев, но особенно зверски они пытали их руководителей, вожаков.

— Соликовский, Бурхард и Захаров, — показываем далее Черенков, — особо жестоко избивали Земнухова. Он терял сознание, его уводили в камеру, затем вновь волокли на допрос и продолжали истязать. Земнухову предложили рассказать о задачах [141] «Молодой гвардии». Он смело заявил: «Когда Красная Армия перешла в наступление, мы как патриоты своей Родины в тылу у немцев готовились взрывать мосты, железнодорожные пути, уничтожать склады с вооружением, перехватывать и истреблять машины с боеприпасами. И вообще делать все возможное, чтобы не дать вам отступить». После такого ответа Соликовский и Захаров набросились на Земнухова и исступленно начали его терзать. Весь окровавленный, после того как его снова привели в чувство, он сказал: «Очень жаль, что мы не успели взорвать немецкий «дирекцией» и здание полиции вместе с вами!» Эти слова привели Соликовского и других в бешенство. Земнухов вновь был избит до потери сознания.

Черенков не отрицал, что и сам истязал на допросах молодогвардейцев. Он признал, что избивал Ульяну Громову и Лилию Иванихину. Во время очной ставки между ними в его кабинет явился Соликовский с женой и, обращаясь к Громовой, спросил: «От кого вы получили задание писать и распространять листовки?» Громова без страха ответила: «Это почетное задание я получила от всей «Молодой гвардии» и немедленно приступила к его выполнению!» Такой ответ взбесил Соликовского. Он сильно ударил Громову кулаком по лицу. Присутствовавшая жена Соликовского со злостью заявила, что комсомольцам мало такого наказания. Соликовский заставил Громову и Иванихину лечь на пол лицом вниз. Затем передал Черепкову ременную плеть, которую всегда носил с собой, и приказал проучить арестованных. Черенков стал их избивать. После того как Соликовский покинул кабинет, Черенков спросил Громову, почему она держит себя вызывающе. Громова заявила: «Не для того я вступила в организацию, чтобы потом просить у вас пощады! Жалею только об одном, что мало мы успели сделать!»

Так же смело вела себя Клавдия Ковалева, от которой Черенков не мог добиться признаний, хотя сделал все возможное: устраивал ей очную ставку с Земнуховым, которого пытался заставить уличить Ковалеву в принадлежности к «Молодой гвардии». Но Земнухов никаких показаний не дал. Так и не сознавшись, Ковалева пошла на расстрел.

— Как вели себя на додросах другие молодогвардейцы? — спросили на суде Черенкова.

— Большинство молодогвардейцев, — ответил он, — никаких показаний не давали. Только после применения к ним пыток стали кое-что рассказывать лично о своей подпольной работе, но товарищей не выдавали. Все они держались мужественно. Особенно стойко вел себя на допросах Василий Пирожок. Его нещадно били и уличали на очных ставках. Но он продолжал все отрицать. Василия расстреляли, не услышав от него ни единого слова признания...

Далее Черенков рассказал, что Тюленина полиция разыскивала долго и арестовала лишь в конце января 1943 года. В кабинет [142] к Черенкову зашли Соликовский, Захаров и три незнакомых ему немца. Вскоре сюда ввели окровавленного Тюленина. Он еле держался на ногах. Один из жандармов, которого все называли «майстером», спросил, в чем обвиняется Тюленин. Соликовский доложил, что это активный участник «Молодой гвардии». Тогда майстер (жандарм Зоне. — Г. Г.) потребовал, чтобы Тюленин подтвердил свое участие в организации. Тюленин признал это и заявил, что при попытке перейти линию фронта был ранен немцами и вынужден был возвратиться в Краснодон, где его сразу же арестовали. После того как переводчик Бурхард перевел рассказ Тюленина, майстер с криками «Партизан, партизан!» набросился на Тюленина и бил его до тех пор, пока тот не упал без чувств. Потерявшего сознание Тюленина вытащили в коридор и бросили в угол.

На очной ставке с Подтынным бывший его подчиненный Бауткин показал, что во время своего дежурства около камер он не раз видел, как в кабинет; где находились Подтынный, Захаров и яемецкий жандарм, приводили молодогвардейцев и жестоко избивали их.

После долгих запирательств Подтыяный подтвердил эти свидетельства и рассказал суду, что лично участвовал в арестах и допросах подпольщиков. При непосредственном участии краснодонской полиции, одним из руководителей которой он являлся, была уничтожена большая группа членов «Молодой гвардии».

Чтобы получить от молодогвардейцев нужные следствию показания, каратели подвергали репрессиям их родителей.

Александра Васильевна Тюленина рассказала на суде, как над ней глумились в полиции:

— Дня через два после моего ареста по приказанию Захарова полицейские раздели меня и положили на пол лицом вниз. Стали избивать плетьми. Били долго. В это время кто-то сказал: «Ведите его сюда, сейчас он расскажет все». В комнату ввели моего сына Сергея. Лицо его было в кровоподтеках. Меня опросили о партизанах и оружии. Я ответила, что о партизанах ничего не знаю, а оружия в нашем доме нет и не было. После такого ответа они стали истязать сына. Один из жандармов заложил пальцы рук Сергея в косяк двери и начал закрывать ее. Сквозь огнестрельную рану на руке сына продевали раскаленный прут. Под ногти загоняли иголки. Потом подвесили его на веревках. Вновь избивали, после чего обливали водой... Я неоднократно теряла сознание.

По свидетельству Марии Андреевны Борц, 1 января 1943 года в их квартиру нагрянули жандармы, и полицейский Захаров потребовал, чтобы Мария Андреевна сказала, где скрывается ее дочь Валя, с кем она ушла. Получив отрицательный ответ, он побелел от злости. Его маленькие, быстро бегающие глазки налились кровью. Захаров выхватил наган, приблизил к лицу женщины и, толкнув ее ногой, заорал: «Пристрелю, сволочь!» [143] После обыска на квартире Марию Андреевну доставили в полицию как заложницу, обыскали, заполнили анкету. Затем повели на допрос к Соликовскому. Перед ним на «толе лежал набор плетей: толстых, тонких, широких, со свинцовыми наконечниками. У дивана стоял изуродованный до неузнаваемости Ваня Зем-нухов, с воспаленными красными глазами и кровоподтеками на лице. Одежда его была в крови. На полу возле него краснели лужи крови. Из-за стола вяло поднялся Соликовский — мужчина высокого роста, крепкого телосложения. Черная папаха надвинута на лоб. Голос властный, громкий. Он спросил: «Где дочка?» Борц ответила, что ничего не знает. Тогда он закричал: «А о гранатах и почте тоже ничего не знаешь?» — и со страшной силой стал бить ее по лицу. Стоявший тут же Давиденко подскочил к Марии Андреевне и также начал ее избивать. Еле державшуюся на ногах, ее бросили в камеру, которая помещалась напротив кабинета Соликовекого. С замиранием сердца слушала она доносившиеся из кабинета крики и стоны, страшную ругань и лязг железа. По коридору бегали полицейские. Таскали на допрос одну жертву за другой. Так продолжалось до утра.

— С кем из молодогвардейцев вы находились в камере? — спросил председательствующий Марию Андреевну.

Она ответила, что была с Любой Шевцовой, Ульяной Громовой, Шурой Бондаревой, Тоней Иванихиной (сестра Лилии Иванихиной), Ниной Минаевой, Клавдией Ковалевой и Тосей Мащенко. Девушек в полиции неоднократно пытали, с допросов приводили полуживыми. Им причиняли не только физические страдания. Ульяна Громова говорила, что легче перенести физическую боль, чем то унижение, которому ее подвергали палачи. Девушек раздевали догола, глумились над ними. Здесь иногда находилась жена Соликовского, которая обычно сидела на диване и заливалась смехом.

Как ни изощрялись в жестокости палачи, они не смогли сломить боевой дух молодогвардейцев, не услышали от них ни жалоб, ни мольбы о пощаде. До последнего мгновения своей жизни юные патриоты держались мужественно и стойко. Такими их воспитала Советская власть, Ленинский комсомол, Коммунистическая партия.

После чудовищных пыток и издевательств в ночь на 16 января 1943 года была казнена первая группа молодогвардейцев. Свидетели, а также непосредственные участники этого злодеяния Подтывный, Мельников и другие подробно рассказали о том, как готовилась и осуществлялась кровавая расправа.

— В день казни, — показал Подтынный, — Соликовский перевел всех комсомольцев в отдельную комнату, изолировав от остальных арестованных. Затем объявил полицейским, что под руководством гауптвахтмайстера Зонса будут казнены члены «Молодой гвардии», и разъяснил полицейским обязанности во время конвоирования и казни. Между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи [144] в полицию на грузовой машине приехали вооруженные автоматами немецкие жандармы. Они выводили молодогвардейцев из камеры и сажали в машину. Все это происходило под непосредственным наблюдением бургомистра Стацеяко.

Часть молодогвардейцев из этой группы расстреляли, некото рых столкнули в шурф шахты глубиной около 60 метров живыми. Виктор Третьякевич стал сопротивляться, ударил ногой жандарма. Воспользовавшись завязавшейся борьбой, Ковалев и Григорьев одновременно побежали в разные стороны. Бурхард выстрелил в Григорьева. Пуля пробила ему голову, и он упал замертво. Анатолия Ковалева ранило в руку, но ему удалось скрыться. Предпринятые карателями поиски результатов не дали. Они нашли только пробитое пулей пальто, которое Ковалев сбросил с себя недалеко от места казни.

Через несколько дней были казнены остальные молодогвардейцы.

— Я, — показал Мельников, — участвовал в уничтожении еще одной группы молодогвардейцев. Я не только связывал их, но и конвоировал и охранял на месте казни, где находились гитлеровские жандармы Подтывный, Соликовский, Захаров и Стаценко.

Вот что рассказал полицейский Давиденко о казни второй группы подпольщиков. Когда подвезли вторую группу обреченных к шахте, началось страшное зрелище. Трудно передать словами все, что там происходило. Молодогвардейцев поодиночке сбрасывали с саней и избивали. Но они мужественно бросали в лицо истязателям слова ненависти и презрения. Тогда палачи стали поднимать платья у девушек и закручивать над головами, а ребятам затыкать рты. В таком состоянии обреченных подтаскивали к стволу шахты, стреляли в них и сталкивали вниз. Молодогвардейцы стойко принимали смерть. Примером для них служил казненный вместе с ними председатель Краснодонского горсовета коммунист Яковлев. Со связанными руками, он стоял с гордо поднятой головой. Первый во весь голос он крикнул: «Да здравствует Советская власть!»

После расправы над юными героями каратели возвращались с «трофеями»: почти каждый нес кожушок, валенки или шапку — фашистскую «плату» за кровавые злодеяния. Об этом рассказал полицейский Бауткин на очной ставке с Подтынным:

— В тот период, когда молодогвардейцев расстреливали и сбрасывали в шурф шахты, как-то утром я пришел в полицию и заступил на дежурство. В одной из комнат, где до этого сидели девушки из «Молодой гвардии», я увидел Подтынного, который вместе с Мельниковым и другими полицейскими делили вещи расстрелянных.

В материалах уголовного дела Подтынного имеется протокол с показаниями фашистского жандарма Древитца, служившего в городе Ровеньки. Именно здесь погибли руководитель «Молодой [145] гвардии» Олег Кошевой и бесстрашная связистка подпольщиков Люба Шевцова.

Древитц рассказал, что в конце января 1943 года он получил приказ подготовить казнь девяти советских граждан, в числе которых находился Олег Кошевой. Жандармы повели обреченных в ровеньекий городской парк, поставили их на край заранее вырытой в парке большой ямы и всех расстреляли. Когда Древитц [147] заметил, что Кошевой только ранен, он подошел к нему и в упор выстрелил в голову. 9 февраля 1943 года, всего за два дня до бегства из города Ровеньки, Древитц участвовал в расстреле еще восьми советских патриотов. Из них хорошо запомнил Шевцову. У нее была стройная фигура и красивое лицо. Шевцова держала себя очень мужественно. Она спокойно, с гордо поднятой головой приняла смерть.

Отец замученной фашистами Лиды Андросовой, Макар Тимофеевич, рассказал суду:

— После освобождения Красной Армией Краснодона, в феврале сорок третьего года, я участвовал в извлечении из ствола шахты останков молодогвардейцев. Вместе с работниками горноспасательной станции мы вытащили из шахты семьдесят один труп, среди них более сорока молодогвардейцев. Все они были настолько изуродованы, что родственники опознавали их с большим трудом.

Сестра Володи Осьмухина, Коновалова Л. А., показала, что когда его подняли на поверхность, то он оказался до неузнаваемости искалеченным. Одного глаза не было. Затылок разбит, кисть левой руки отрублена. Ваня Земнухов, Демьян Фомин и Лилия Иванихина были обезглавлены. На спине Ульяны Громовой палачи вырезали пятиконечную звезду. На всех других трупах ясно обозначались следы жестоких пыток.

Когда шел процесс над убийцами молодогвардейцев, в адрес суда поступило большое количество писем из разных концов Советского Союза. Вот одно из них, присланное в военный трибунал родителями погибших героев.

«Мы просим трибунал вынести суровый приговор проклятым палачам и смертную казнь осуществить на площади, чтобы видели все жители города Краснодона, что эти мерзавцы получили по заслугам. А те фашистские прихвостни, которые где-либо еще притаились, пусть видят, какая ждет расплата тех, кто предает нашу Советскую Родину и ее народ».

Из всех республик Советского Союза и из-за рубежа приезжают в Краснодон люди поклониться праху бесстрашных молодых патриотов, беззаветно любивших свою Родину, свой народ.

Их немеркнущая слава бессмертна! [148]