26 ноября 1941 года из бухты Бидокап (о. Итуруп, Курильские острова) вышли 6 японских авианосцев в сопровождении двух линкоров, трех крейсеров и девяти миноносцев. На борту авианосцев находилось около 400 боевых самолетов. Вся эта армада кораблей, никем не замеченная, приблизилась к Гавайям. Был взят курс на остров Оаху, где в то время располагалась крупнейшая военно-морская база США — Пёрл-Харбор.

Ранним солнечным утром 7 декабря 1941 года со всех японских авианосцев поднялись в воздух 360 самолетов. Ровно в 07 часов 40 минут они были уже над военно-морской базой. В то время там находились 93 американских корабля — почти весь Тихоокеанский флот США.

Необходимо заметить, что в то время американские исследователи сумели создать эффективные средства ддя своевременного обнаружения самолетов, В конце ноября 1941 года на Пёрл-Харбор была доставлена и развернута для работы радиолокационная станция дальнего обнаружения. Ее установили на северной оконечности острова Оаху, на горе Опана. Дежурная смена станции в 07 часов 02 минуты увидела на дистанции 136 миль (220 км) большую цель. Через 7 минут, когда были определены и уточнены координаты цели и направление ее движения, дежурные попытались доложить о приближении воздушной армады в информационный центр, расположенный в форту Шефтер. Сначала к телефону долго не подходили, а затем офицер связи, решив, что это свои самолеты, дал указание «не обращать на них внимания». Дежурная смена тем не менее продолжала наблюдать за целью. На расстоянии 20 миль цель вошла в мертвую зону станции ("«воронка» с центром в точке стояния станции) и перестала наблюдаться операторами. Тревога на военно-морской базе Пёрл-Харбор была объявлена уже после того, как упали первые бомбы. Американцы были застигнуты врасплох.

Об этом «аде» написаны книги, сняты фильмы, Опубликованы тщательные исследования. В итоге нападения японцы потопили 4 линкора, 1 тяжелый крейсер, 2 нефтеналивных судна, сильно повредили еще два линкора, три крейсера, три эсминца, вспомогательные корабли, а также уничтожили около 300 самолетов. Более 4 тысяч военнослужащих ушли «отсюда в вечность». Так ознаменовалось вступление Японии во вторую мировую войну.

Последнее обстоятельство, а также долго не успокаивавшееся оскорбленное самолюбие американцев привели к тому, что слово «Пёрл-Харбор» вошло во все энциклопедии мира и даже стало в некотором смысле нарицательным.

О другом таком же по грандиозности сражении авиации против кораблей и военно-морской базы в энциклопедиях мы не найдем никаких упоминаний. Конечно, политические результаты двух этих битв несопоставимы, но нас будет в данном случае интересовать сугубо тактический конкретный итог.

В апреле 1941 года в Ленинградском военном округе была создана специальная воинская часть — 72–й Отдельный радиобатальон Воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), на вооружении которого должны были находиться новейшие радиолокационные станции типа «Редут». Хотя и слова такого «радиолокация» в то время еще не было, работы по радиолокационной технике уже велись во многих передовых технически развитых странах. Наша отечественная радиолокация, как это выяснилось позднее, занимала тогда одно из ведущих мест в мире.

С началом Великой Отечественной войны давно сложившаяся система оповещения ПВО, основанная на разветвленной сети постов визуального и звукового наблюдения, оказалась во многом ограничена в своих возможностях. О раннем предупреждении не могло быть и речи. Но на смену старой системе постов ВНОС уже вводились новые системы высокоточного оповещения, основанные на сети радиолокационных станций типа «Редут».

Где-то в первых числах июля 1941 года маленькая радиолокационная станция «Редут-3» была дислоцирована в район Лужской губы неподалеку от деревни Логи. Она временно придавалась оперативной группе Краснознаменного Балтийского Флота, со штабом которой связь осуществлялась по телефонной линии.

В один из июльских дней, наблюдая за воздушной обстановкой, я заметил группу самолетов, взявшую курс из района Пскова на Лужскую губу. Ориентировочно в группе было 20–25 машин. Даю команду, и вот уже оператор П. Шакалов передает данные в штаб. Но там к нашей информации отнеслись без должного внимания. Более того, обычно на сведения о проходящих самолетах практически не реагировали. А тут вдруг прочувствовали, что летят-то фашисты к нам. Значит надо принимать меры. И приняли. Причем, в очень даже матюгальном тоне...

Дело было в том, что там, в штабе, даже и не представляли себе, КТО и КАК дает им по простому полевому телефону данные о целях. В то время о наших установках даже знать никому не положено было. Шакалову сказали: «Не поднимайте панику! Ничего вы не можете знать об этих самолетах. Постов ВНОС на той территории уже давно нет... и войск наших тоже». Тогда я, как старший оператор и старший по смене, взял телефонную трубку и, перехватив паузу в сплошном потоке ругани, возмутился: «На нас не следует кричать, нас матом не возьмешь. Нам просто нужно верить. Паники мы не поднимаем, но через пару минут противник будет уже над нами». В штабе просто бросили трубку. Не поверили! А еще через несколько минут над нами, над Лужской губой появилось 22 «Мессершмидта-110». Они чувствовали, что застали здесь всех врасплох. Стали бомбить кораблики в заливе, прибрежные сооружения, какое-то гидрографическое судно, стоявшее в Лужской губе. С тех пор нам стали верить.

Исключительно трудными оказались условия обороны Ленинграда к осени 1941 года. Войска группировки «Север» вплотную подошли к городу, замкнув 8 сентября кольцо блокады. К этому периоду времени у Кронштадта, у Ораниенбаума и в заливе оказались все боевые корабли КБФ — Краснознаменного Балтийского флота, вернее все те корабли, которые сумели пробиться сюда после того, как нашими войсками был оставлен Таллин. Втянулись в пределы города оставшиеся еще традиционные посты ВНОС. Город и штаб ПВО ослепли бы, если бы не станции «Редут», которые в то время еще продолжали разворачиваться, А Кронштадт и КБФ должны были полагаться на приданную им станцию «Редут-3».

В конце второй недели сентября на близлежащие к Ленинграду аэродромы немецко-фашистское командование перебрасывает крупные соединения бомбардировочной авиации. В это же время существенно совершенствуется вся система ПВО города и фронта. Да иначе и быть не могло. Ведь от аэродромов Гатчины и Сиверской до Ленинграда всего 8–10 минут полета. Но желаемой внезапности у немцев никак не получалось... Самолеты противника всегда встречали метким огнем зенитные батареи и поднявшиеся в воздух истребители.

В то время наша маленькая станция «Редут-3» уже леребазировалась поближе к Кронштадту. Здесь мы расположились на высотке у деревни Большие Ижоры. Телефонный кабель связи соединил нас напрямую со штабом ПВО КБФ. Командиром станции был младший лейтенант Гусев, инженером — воентехник Д. Лютоев, старшими операторами — Б. Корягин, Л. Козачков и автор этих строк, операторами — В. Майоров, П. Шакалов и В. Орлов. Работали круглосуточно в три смены.

1941 г. 21 сентября 1941 года, Воскресенье. Часы моего дежурства с оператором Майоровым. Этот солнечный день запомнился мне на всю оставшуюся жизнь...

В то время у нас еще не было индикаторов кругового обзора. Это сейчас обстановку в воздухе можно наблюдать, как наложенную на карту. А тогда она вырисовывалась прежде всего в сознании старшего оператора, который считывал с экрана индикаторного устройства отметку дальности цели и ее азимут — с указателя направления излучения антенной системы. По экрану определялось и примерное количество самолетов. Антенная система осуществляла один оборот в минуту. Работа старшего оператора была сложной, требовала постоянного внимания.

Итак, 21 сентября 1941 года. Дежурство идет нормально. Аппаратура работает отлично. Привычно учитываю показания приборов. Но вот начинаю наблюдать движение больших групп самолетов из районов станции Дно, со стороны Луги. Они двигаются вдоль линий железной дороги, Так начинались массированные налеты на Ленинград. Почти одновременно поднимаются самолеты над немецкими аэродромами Красногвардейска и Сиверской. И это уже бывало.

Но что-то этот налет не похож на предыдущие. И количество самолетов все возрастает... И какие-то происходят сложные перестроения... Слежу за целями, не отвлекаясь ни на мгновение на другие направления. Наша антенна смотрит все время в сторону Красногвардейска, и только изредка делаю обзор всего пространства вокруг. Еще беру пеленг, уточняю количество самолетов, и просто холодок начинает морозить спину... Их уже порядка 220–250. И тут я вдруг понимаю: они вот-вот возьмут курс на Кронштадт! В то время у нас старший оператор нес всю полноту ответственности за точность и качество работы. Сознавая, чем грозит мне ошибка, беру у оператора В.Майорова телефонную трубку прямой связи со штабом ПВО КБФ и, волнуясь, говорю: «Внимание! Это идут на вас. На ВАС! Не на Ленинград, а НА ВАС! Давайте воздушную тревогу!!! Их 250!» Сказал это все прямо открытым текстом, не отрывая глаз от картинки на экране.

Мне ответили: «Вас поняли!» И почти сразу же сквозь тонкие деревянные стены нашей аппаратной машины мы услыхали стелющийся над заливом тревожный вой сирен.

Стало нам сразу как-то спокойнее работать. Мы сделали свое дело. Теперь нужно окончательно уточнить количество, проверить курс... Вот уже четко прорисовываются три колонны. Одна из них идет ускоренно, чтобы зайти на Кронштадт с северо-запада. Другая колонна смещается так, чтобы выйти к Кронштадту и кораблям с юго-запада, а третья колонна собирается атаковать со стороны Петергофа. И все это рассчитано так, чтобы выйти к целям всем одновременно... А за стенами нашей аппаратной тишина и осенняя благодать. Боевые расчеты у орудий и зенитных пулеметов сидят и ждут боя уже долгие 3–5 минут, а на горизонте непривычно никого нет... Даже странно им это... непривычно, непонятно. Все ясно в полной мере только мне и Майорову, который наносит цели на настенный картоплан. И еще все теперь ясно тем, кому мы передаем свои данные. Мы отдельными репликами поясняем им в чем дело.

Над Кронштадтом и кораблями фашистские стервятники появились через 8–10 минут после объявления тревоги. А мы в это время уже перестали видеть их, так как они вошли в зону нашей «мертвой воронки». Решаемся на мгновение покинуть пост, посмотреть, кого это мы сюда «привели», сколько их в самом-то деле... Выходим из машины. Яркое солнце после полумрака аппаратной слепит нам глаза. Тяжелый низкий гул висит в воздухе. А Кронштадт затаился... Корабли молчат.

Но вдруг раскололось небо! И сплошная стена огня взметнулась вверх! В одно мгновение небо оказалось перечеркнуто огненными трассами зенитных снарядов и пулеметных очередей. Где-то сбоку, не входя в зону зенитного огня, промелькнули наши истребители... И уже нет тех стройных колон. Они рассыпались на отдельные составляющие. Натолкнувшись на непроходимую стену сплошного заградительного огня, самолеты противника стали искать, куда бы сбросить бомбы... Большинство бросают их в воды залива. Бегут скоротечные секунды боя, Уже начинаем наблюдать отдельные уходящие самолеты... Вот так и прошел первый массированный налет немецкой авиации на Кронштадт и корабли КБФ 21 сентября 1941 года. А затем по этому же сценарию с немецкой пунктуальностью все повторилось и 22 и 23 сентября. Разница была лишь в том, что в каждом последующем налете принимало участие меньше самолетов, чем в предыдущем...

В книге «История Ордена Ленина Ленинградского военного округа» сообщается: «21–23 сентября 1941 года в массированных налетах на корабли и Кронштадт участвовало до 400 самолетов. Интенсивный огонь зенитной артиллерии и решительные действия наших истребителей сорвали замысел врага — существенного ущерба флоту нанесено не было. Огневая мощь кораблей сохранилась. Из строя вышла только носовая башня главного калибра линейного корабля «Марат». При налетах на Кронштадт противник потерял за три дня 35 самолетов». И тот факт, что «огневая мощь кораблей сохранилась», имел немаловажное, если не решающее, значение для судьбы Ленинградского фронта и Ленинграда,

Теперь целесообразно обратиться к сравнению массированного налета японской авиации на Пёрл-Харбор и налета немецкой авиации на Кронштадт.

И в том и в другом случае налеты состоялись в яркий солнечный день при хорошей видимости.

В нападении на Пёрл-Харбор принимало участие около 350 самолетов. На каждый корабль США приходилось в среднем по 2–3 самолета противника. На долю каждого советского корабля в ходе первого дня налета пришлось в среднем 10–12 нападающих самолетов.

Отметим, что в сентябре 1941 года немецкие летчики уже давно имели большой боевой опыт, а в декабре 1941 года летчики японской авиации были еще новичками.

Все вышесказанное свидетельствует о том, что условия нападения немецко-фашистской авиации на Кронштадт и корабли КБФ были для немцев значительно более выгодными, чем для японцев при нападении на Пёрл-Харбор. И успех для немецкой авиации был бы, при условии достижения внезапности нападения, стопроцентно предопределен.