Все годы советской власти строительство было в центре внимания партии и государства, стройки всегда были любимым детищем народа. Кто не знал, не любил, не гордился нашими стройками первых пятилеток! Днепрострой, Магнитострой, Кузнецкстрой, Запорожье, Тагилстрой, Уралмаш, Краматорск, Запсиб, Азовстальстрой... Кто не помнит героического послевоенного восстановления разрушенных оккупантами и войной городов, сел, заводов и фабрик!
И сейчас, в год сорокалетия великой победы в Отечественной войне, закончившейся разгромом гитлеровской Германии, освобождением от фашистского рабства всей Европы, полезно оглядеться и осмыслить великий подвиг нашего народа, народа — строителя и созидателя.
За шестьдесят семь лет существования Советского государства более одной тре-ти времени мы затратили на защиту своей страны от империалистической агрессии, на восстановление разрушенного войной хозяйства, на то, чтобы поднимать из руин наши города и села, заново отстроить наш Дом. Так уж повелось — в первый же день мира на смену советскому человеку с винтовкой вставал человек с мастерком — строитель.
И сегодня примерно каждый восьмой человек в стране или сам работает в сфере строительства, или член семьи строителя; более 12 миллионов человек занято в строительстве и в производстве строительных материалов и конструкций. Роль строительства и строителей в дальнейшем укреплении экономики, в создании новых предприятий и городов, в техническом перевооружении всех отраслей народного хозяйства непрерывно возрастает.
После первой мировой, а потом гражданской войн и интервенции четырнадцати капиталистических государств наша страна была вконец разорена; голод, холод и эпидемии во многих районах; для молодой Советской республики настало очень тяжелое время.
Еще в 1922 году выплавка стали в стране достигала только 318 тысяч тонн по сравнению с 4,3 миллиона тонн в дореволюционное время (сейчас выплавка стали в СССР превышает 150 миллионов тонн в год). Только к концу 20-х годов народное хозяйство самоотверженным трудом всего народа достигло довоенного уровня.
Наше великое наступление на строительном фронте началось в первой пятилетке — с 1929 года. Тогда развернулось строительство новых заводов и фабрик, которые начали входить в строй в 30-е годы. Первые доменные печи новых металлургических заводов в Магнитогорске и Кузнецке вошли в строй в 1932 году. Я был участником строительства и пуска первой коксовой батареи Кузнецкого металлургического комбината в 1931-м и первой доменной печи в 1932 году. Помню пламенные слова плакатов тех дней: «Родина, получай первый металл Кузнецка!», «Слушай, великая пролетарская страна: есть кузнецкий чугун!». Только создавались Уралмаш, Краматорский, Челябинский, Сталинградский и другие машиностроительные заводы, предприятия многих других отраслей промышленности.
Надо в полной мере осознать, что на индустриализацию, на создание промышленного потенциала до момента разбойного нападения фашистской Германии на Советский Союз мирного времени у нас было всего десять-двенадцать лет. Промышленный же потенциал в такой стране, как США, создавался двести лет. И за эти два века ни одна бомба не упала на ее территорию, ни один завод и ни один дом не были разрушены войной.
За эти короткие годы строители, работники всех отраслей хозяйства, весь народ, руководимый партией, сделали Страну Советов индустриальной державой со своей металлургией, машиностроением, топливной и другими отраслями промышленности и коллективным сельским хозяйством. В 1940 году объем валового общественного продукта в 4,5 раза превышал уровень 1928 года. За три предвоенных пятилетки пущено в строй 9 тысяч промышленных предприятий. В 30 раз возросла продукция машиностроения.
И вот снова навязанная нам война...
В 1941 году были потеряны крупные индустриальные районы юга и центра. Осо бенно тяжелым оказался 1942 год, когда враг захватил территорию, на которой добывалось свыше 60 процентов угля и выплавлялся 71 процент чугуна. Шла битва под Ленинградом и Сталинградом. Фронту требовалось больше танков, пушек, снарядов.
В тяжелейших условиях начавшейся войны работники промышленности и строительства, железнодорожники, партийные организации южных районов выполнили, казалось, невозможное: под огнем противника были демонтированы и вывезены на восток тысячи предприятий. Их в считанные дни требовалось построить вновь, чтобы скорее дать фронту нужную продукцию.
Особая ответственность за снабжение фронта легла на Урал и Сибирь.
На Южном Урале (Челябинская и входившая в нее тогда Курганская области) были сосредоточены крупнейшие предприятия черной и цветной металлургии, танкостроения, автомобилестроения. Сотни эвакуированных заводов и фабрик, в кратчайший срок собранные на новых местах, начали работать уже в 1941 году.
В полную силу днем и ночью шла работа на заводах, шахтах, на всех предприятиях Челябинской области. Широко развернулось строительство и велось темпами, которых Урал не знал за всю свою многовековую историю. Решались коренные вопросы развития энергетики и железнодорожного транспорта. В военные годы были заново построены крупный металлургический завод и трубный завод в Челябинске, автомобильный завод в Миассе, завод поковок в Чебаркуле, построены не десятки, а сотни предприятий и промышленных объектов. Вырос крупнейший танковый Кировский завод. Создавалась продовольственная база для снабжения населения.
Челябинский областной комитет партии был боевым штабом коммунистов и всех трудящихся области. Всю войну его возглавлял замечательный партийный руководитель Николай Семенович Патоличев. Все, кто работал в те годы на Южном Урале, навсегда запомнили по-настоящему ленинский стиль работы Н.С. Патоличева, его вдумчивость и углубленный анализ обстановки при решении сложных и ответственных задач военного времени, внимание к людям, всестороннюю заботу об их быте в этот трудный час, в устройстве крова над головой сотен тысяч человек, эвакуированных из захваченных врагом районов.
Обком создал обстановку деловой, напряженной, уверенной работы в промышленности, строительстве и на транспорте, который не был подготовлен к многократно увеличившимся объемам перевозок.
Стиль деловой работы (опора на актив, повышение ответственности за порученное дело) областного комитета партии укоренялся и в партийных организациях области. Я могу утверждать это, основываясь на опыте тридцатитысячного коллектива Магнитостроя и его партийной организации, которую всю войну возглавлял парторг ЦК ВКП(б) Алексей Алексеевич Осмер, человек высокой культуры, внимательный к людям, настоящий партийный руководитель. Так же работала и вся партийная организация Магнитогорска.
На въезде в наш знаменитый завод Уралмаш в Свердловске стоит постамент, а на нем танк. Замечательные слова высечены на этом постаменте: «Снарядами, танками, тоннами стали священную клятву уральцы держали». Эти гордые и правдивые слова можно поставить эпиграфом к истории военного времени всего Урала. На Урале, в Сибири, в Казахстане, в республиках Средней Азии, по всей стране ежедневно шла кровно связанная с фронтом борьба с фашистскими захватчиками.
Особое, исключительное значение с первого военного дня имел Магнитогорск, город, которого раньше не было на карте, заново от самого фундамента созданный ь пустынной уральской степи советской властью в годы первых пятилеток. Еще до войны, в первые годы строительства М. Горький писал: «Многообразный опыт героического магнитогорского строительства, в котором участвуют десятки национальностей СССР, тысячи рабочих-ударников, сотни специалистов, имеет всемирно-историческое значение».
Много усилий потребовалось от магнитогорцев осенью и зимой 1941 года, чтобы разместить и ввести в действие сорок два эвакуированных сюда предприятия. Магнитогорцы приняли и разместили у себя в своих квартирах десятки тысяч людей, в большинстве своем женщин, детей, стариков, спасавшихся от ненавистных захватчиков. Никто не остался на улице, без тепла и одежды (трудно было южанам в этом климате). Хотя и пришлось потесниться, но все были размещены, дети определены в школы. Впрочем, так было везде: и в Сибири, и в Казахстане, и в Узбекистане, и в других республиках, городах и селах страны.
И до войны Магнитогорский металлургический комбинат был крупнейшим и самым современным металлургическим предприятием в Союзе. А после потери в начале войны южной металлургии, когда объем выплавки стали упал с 18 миллионов тонн в 1940 году до 8 миллионов в 1942 году, значение и роль Магнитки в снабжении фронта и всей промышленности металлом многократно выросли.
На магнитогорских строителей в военные годы легли особые задачи — восстановить эвакуированные заводы, построить десятки новых важнейших производств, новые цехи металлургического завода, а для этого в несколько раз увеличить объемы и масштабы строительства.
На стройке росло число фронтовых бригад — плотников, бетонщиков, монтажников, боровшихся за самые высокие показатели. Родилось и движение тысячников — один работает за десятерых, выполняет до десяти норм. Выполнение двух-трех норм стало системой. Борьба за десять норм, движение тысячников, тоже была не словами, а делом доблести сотен строителей.
На 60 процентов больше, чем в 1940 году, выполнил объем строительно-монтажных работ трест Магнитострой в 1941-м — первом военном году.
Уже к концу первого года войны магнитогорские металлурги значительно увеличили производство металла. Они освоили выплавку десятков марок качественных сталей и в три раза увеличили производство качественного проката для оборонной промышленности. Литейщики организовали производство литых башен для мощных танков «KB».
Сталевар мартеновской печи №11 Андрей Михайлович Каминский за двадцать дней августа 1942 года сварил сверх плана 372 тонны стали. В своем письме брату-артиллеристу А. Каминский писал: «Ваня, из этой стали выйдет 18 тысяч снарядов для твоих пушек. Расходуй, не жалей. Мы еще сварим!»
В 1942 году строители Магнитостроя построили и сдали в эксплуатацию более сорока промышленных сооружений. В список ударных строек этого года вошли: доменная печь №5, две мартеновские печи, коксовая батарея, две агломерационные ленты, цехи для производства боеприпасов, паровоздуходувная станция, а также мощный среднелистовой стан по производству листового металла, эвакуированный из Запорожья. Шли тяжелые бои под Сталинградом, в блокаде был Ленинград, многие заграничные «знатоки» и «пророки» считали, сколько месяцев еще продержится Советский Союз, а в это время только на Магнитострое работало более 30 тысяч строителей. Наша партия и народ нашли в себе силы воевать, строить заводы, снабжать фронт танками, самолетами, «катюшами», снарядами, хлебом, продуктами питания, одеждой.
В связи с пуском самой большой в то время в стране пятой доменной печи, первой в военное время, газета «Правда» 6 декабря 1942 года в передовой статье писала:
«Перед лицом Красной Армии и всего народа, перед лицом всего мира героические коллективы строителей и металлурги Магнитки еще раз показали прочность советского тыла и его способность не только обеспечить нужды снабжения Красной Армии всеми видами вооружения и боеприпасов, но в исключительно короткие сроки создавать новые производственные мощности... Огни новой домны на Урале — это вестники нашего успешного наступления в тылу. Огни уральской домны усиливают огонь артиллерийских батарей Сталинградского и Центрального фронтов».
Магнитка была одним из фронтов Отечественной войны, где ковалась наша грядущая великая победа. Производство металла росло, но его не хватало для фронта. Магнитка продолжала свое наступление на врага. Государственный Комитет Обороны принял решение построить и ввести в действие в Магнитогорске в 1943 году еще одну крупнейшую — шестую — доменную печь. Строители и металлурги приняли это решение как боевой приказ родины.
Прошло шесть месяцев, и правительственная комиссия под председательством академика И.П. Бардина в акте приемки домны записала: «В практике строительства не было случая постройки доменной печи в такой короткий срок... Качество строительства всего комплекса доменной печи №6 отличное».
25 декабря 1943 года в 15 часов дня домна №6 выдала первый чугун. Первую плавку вел знатный доменщик, мастер А.А. Шатилин. На пуск печи приехал Н.С. Патоличев, заместитель наркома черной металлургии Д.Я. Райзер и начальник главка В.Б. Хлебников, которые вместе с магнитогорскими строителями немало сил вложили в это строительство.
А через два дня, 27 декабря 1943 года, магнитогорцы получили приветствие от Государственного Комитета Обороны. Вот текст этой телеграммы, отлитой потом в чугуне и укрепленной в машинном зале новой домны:
«Магнитогорск. Магнитогорский металлургический комбинат.
Товарищам Дымшицу, Носову, Гуревичу, Фокину, Осмеру, Петруше.
Горячо приветствую и поздравляю строителей и металлургов — магнитогорцев с большой производственной победой. В трудных военных условиях магнитогорцы в небывало короткий срок построили и ввели в действие крупнейшую доменную печь.
Родина и наша славная Красная Армия никогда не забудут самоотверженной работы магнитогорцев в деле непрерывного наращивания производственных мощностей и снабжения военной промышленности металлом. Выражаю твердую уверенность, что вы и впредь своим героическим трудом, напряжением всех своих сил обеспечите дальнейший подъем производства металла для окончательного разгрома немецко-фашистских захватчиков.
Желаю вам, товарищи магнитогорцы, дальнейших успехов в вашей работе.
И. Сталин».
Когда эта телеграмма зачитывалась в Магнитогорске, люди с глубоким волнением слушали ее, как салютный приказ Верховного Главнокомандующего по поводу очередной славной победы на фронтах Великой Отечественной войны. Салютный приказ Магнитке — одному из фронтов Отечественной войны. Это были радость и отчет перед родной страной.
А перед нами вставали все новые и новые задания...
Хочу напомнить: получение в то время от наших союзников из США 100 тысяч тонн металла являлось событием большого международного значения. Известно, что переговоры руководителей стран по этому поводу велись на самом высоком уровне. Немецкие подводные лодки топили транспорты и конвойные корабли, которые везли к нам эти грузы. А только две новые доменные печи Магнитки, созданные в условиях войны руками советских строителей и металлургов, давали миллион тонн чугуна в год. Строились эти печи не по два-три года, как в мирное время, а за шесть-восемь месяцев каждая.
В далеком от фронта Магнитогорске мы тоже ждали открытия второго фронта, но его не было ни в первом, ни во втором, ни на третьем году войны. Мы понимали: воевать и работать надо главным образом самим. На это и рассчитывали. Но мы ИМ ли и чувствовали: трудовой народ стран антигитлеровской коалиции с нами — и радовались такой, например, телеграмме, полученной из Англии 24 декабря 1942 года:
«Жители города Честерфилда посылают свои самые сердечные приветствия и поздравления жителям города Магнитогорска. Мы разделяем восхищение всех свободных народов мужественной борьбой наших доблестных союзников и уверены в их окончательном и полном успехе».
Строители вместе с металлургами создавали новые предприятия и мощности, были активными участниками роста производства металла и решения ответственных задач снабжения фронта. К концу 1945 года магнитогорские металлурги давали более 27 процентов чугуна и 24 процента проката по отношению ко всему производству металла в стране. Продукцию Магнитки получали более 10 тысяч предприятий и строек.
Каждый третий снаряд, выпущенный по врагу, был изготовлен из металла Магнитки, каждый второй танк производства военного времени был одет в магнитогорскую броню. В этом быстром росте мощностей и увеличении производства металла активными участниками являлись строители, которые в военные годы построили в Магнитке более ста важнейших объектов, из них только сорок четыре для комбината, в том числе две самые крупные в стране доменные печи, четыре коксовые батареи, два прокатных стана, пять мартеновских печей, две агломерационные ленты, снарядные цехи. Были созданы заново калибровочный и метизные заводы и многие другие предприятия.
* * *
Вспоминая эти теперь уже далекие годы, могу сказать, что о каждом из построенных новых цехов, о доменных и мартеновских печах, о созданных в военные дни объектах, о людях, их создававших, о тех кто вместе с металлургами обеспечил в военные годы производство металла для фронта, следовало бы написать.
Но в данном случае я хочу рассказать только об одном цехе, об одном военном задании первого года войны.
Так сложилось, что моя трудовая жизнь связана со строительством, и главным образом в металлургии. В первой пятилетке это было строительство Кузнецкого металлургического комбината; по путевке московского комсомола поехал сначала студентом-дипломником «на ликвидацию прорыва сварочных работ» (так было записано в путевке), потом прорабом, начальником участка и начальником сварочных работ на Кузнецкстрое. Здесь в 1931 году меня приняли кандидатом в члены партии. С 1933 года на строительстве металлургического комбината «Азовсталь», потом начальником строительства Криворожского металлургического завода, а с 1939 года — семь лет работы управляющим Магнитостроя.
Позже было и послевоенное восстановление Запорожья, были стройки свинцовой промышленности, было строительство металлургического завода в Бхилаи в Индии, где я работал главным инженером. Словом, на многих стройках пришлось побывать. Сколько бы за плечами у строителя ни было разных строек, у каждой из них, у каждого цеха, даже у каждого дома — свои особенности, каждой отдана часть жизни и сердца...
Но хотя со времени строительства магнитогорского броневого стана прошло уже более сорока лет, эта стройка стоит перед моими глазами, как будто все это было вчера. Об уральской броне писали, но, на мой взгляд, в действительности, в настоящей жизни все было намного сложнее и человечнее, чем написано. Даже и не в сложности дело. Правильнее было бы сказать — оно в обстановке тех дней, в самом накале борьбы, в истинном характере наших советских людей, в их личной ответственности за судьбу советской родины в тот грозный час.
До войны броневой стальной лист для танков катали в Мариуполе (ныне город Жданов) и в районе Ленинграда. Новые крупнейшие заводы — магнитогорский, тагильский на Урале и кузнецкий завод в Сибири — таких станов не имели, броневой стали не плавили, броню не катали.
В результате вероломного нападения гитлеровской Германии на нашу страну фашистские полчища захватили Донбасс, подошли к Ленинграду. Таким образом, в 1941 военном году броню для танков делать было негде.
Покоренная Европа давала тысячи танков захватчикам, и в этом состояло их военное превосходство.
Одним из первых решений Государственного Комитета Обороны, принятом в июле 1941 года, предусматривалось создание и развитие танковой промышленности на Урале. Мирный Челябинский тракторный завод переключился на производство танков. Его предстояло значительно и срочно расширить, перестроить. В Челябинск переехал в ту пору и основной коллектив прославленного ленинградского Кировского завода.
Производство броневого листа для танков предстояло освоить на Магнитогорском и Нижнетагильском металлургических комбинатах.
Телеграмма в Магнитогорск пришла короткая и ясная: получить эвакуированный мариупольский броневой стан, построить цехи и выпускать танковую броню. Срок тоже был определен четкий — два месяца. Не два года по нормам мирного времени и даже не два квартала, а два месяца.
Вот какую задачу получили магнитогорские строители и металлурги в начале войны, когда враг захватывал наши родные города, рвался к Москве и Ленинграду, когда каждая сводка Совинформбюро терзала сердце.
Стана еще не было, мы его не видели, он где-то еще шел дорогами войны.
Прилетела группа проектировщиков во главе с инженером Гипромеза Филатовым.
Где разместить стан? Наркомат черной металлургии понимал, что в такой срок стан никогда, никто и нигде не строил, и прислал четкую директиву — разместить его в готовом здании фасонно-литейного цеха, чтобы сократить сроки строительства. Постройку этого огромного цеха, вернее, целого завода, мы недавно завершили. Он должен был снабжать комбинат стальными поддонами и изложницами для разливки стали, которые до войны магнитогорцы получали главным образом с заводов Украины и Урала.
Строительство фасонно-литейного цеха мы только что закончили, как бы предвидя военную беду. Использование цеха на другие нужды в условиях начавшейся войны магнитогорские металлурги считали большой потерей. Но получить скорее броню было несравнимой по важности задачей. Директор комбината Григорий Иванович Носов послал в наркомат срочное донесение, предложив установить стан на другом месте. Ответ пришел незамедлительно: не согласны, не уложитесь в срок, предложенное вами место будет использовано под другое производство.
У строителей были и другие основания возражать: фасонно-литейный цех стоял на скальном грунте — на сплошной и прочной скале. Ее можно только взрывать. Чертежей на стан не было. Если он окажется выше, чем пролет построенного цеха, то для устройства фундаментов под стан надо будет их заглублять. Производить мощные взрывы в готовом здании нельзя, если же делать мелкие, то не известно, в какой срок уложимся. На этом можно потерять не дни, а месяцы. Мы, строители, искали другое решение и предложили свой вариант.
Я тоже послал телеграмму. И тоже без задержки получил ответ, который навсегда запомнил: в течение пяти дней вы не выполняете важнейшее решение и не приступили к работе, если немедленно не начнете строительство, будете привлечены к ответственности по законам военного времени.
Позвал начальника строительного управления, который за три года построил этот фасонно-литейный цех. Александр Николаевич Смелов много лет проработал на Магнитке. Большой, высокий, крупный человек с хорошим открытым лицом, опытный строитель. Сказал ему, что надо делать. А он расплакался, стоит как окаменелый. Так было. Приказал, чтобы сегодня же начал разбирать сталеплавильные печи, электрооборудование, вспомогательные системы — все, что будет мешать строительству фундаментов и рольгангов после получения чертежей.
И все же я был убежден, что найдено не лучшее решение. Разыскал на одной из строек и связался по телефону с Павлом Александровичем Юдиным — первым заместителем народного комиссара по строительству. Он был на Урале. Павел Александрович решением Государственного Комитета Обороны был назначен ответственным за весь комплекс строительства предприятий для танкостроения на Урале. Оч хорошо знал Магнитку. А еще важнее для меня было то, что П.А. Юдин был строителем, глубоко понимающим дело, прямым и доброжелательным человеком, которому все можно сказать.
Рассказал ему всю ситуацию, включая полученную телеграмму. Рассказал, что строительство в скальном грунте в контурах готовых цехов свяжет нас по рукам и ногам. Оно не даст нам выигрыша во времени, а в этом главное, сделает технически малоуправляемым все строительство. Объяснил, что наше предложение, с которым согласен комбинат и горком партии, построить стан на чистом месте в районе прокатных цехов создаст условия, не сравнимые с принятым решением. У нас будет только одна тяжелая необычная задача — как уложиться в назначенное время, в десять раз меньшее, чем по нормативу, и какие для этого надо найти пути и решения. При этом варианте будет сохранен и фасонно-литейный цех.
Дело заключалось в том, что в это время мы расширяли склад готовой продукции в прокатном цехе; в пролете шириной двадцать четыре метра по одной стороне уже были сделаны бетонные фундаменты, а метров на двести по длине выставлены металлические колонны; если половину колонн мы демонтируем, поставив их зеркально напротив, то через десять дней получим часть каркаса будущего цеха. Мы соединим его с работающим складом, и в нашем распоряжении окажется пролет с готовым мостовым краном. Тогда мы, строители, будем управлять работой и отпущенным нам малым временем, а не они, не случайности, — нами. Что касается остальных сооружений, то начнем строить их на свободных площадках.
Павел Александрович сразу понял меня и сказал: «Приказ отменить не могу, но в течение двух дней дам окончательный ответ».
Позвонил Павел Александрович не через два дня, а в ту же ночь. Сказал, что Иван Федорович Тевосян, нарком черной металлургии, дал согласие на предложение строителей. От себя добавил: «А вот теперь, если сорвете срок, то отвечать будете по-настоящему».
* * *
Вот с чего началась эта необычная первая военная стройка, срок которой был дан не два года, как это полагалось по нормативам в мирное время, а два месяца.
Построить требовалось здание броневого стана, который еще не прибыл, а также большой цех термической обработки брони, котельную, газопровод и многочисленные вспомогательные сооружения. На все это еще не было чертежей.
С чего начинается стройка? С кадров, с подбора руководителей, людей для работы. Это правильно, конечно, для любого производства, но трижды важнее оно в строительстве. Для доменной или мартеновской печи, для нового цеха, даже для нового завода заранее известно, сколько потребуется рабочих и руководителей и каких специальностей, работать они будут в заранее известных условиях, почти не зависящих от погоды; больше того, сам технологический процесс во многом влияет на организацию коллектива: мартеновскую печь или машиностроительный конвейер нельзя остановить, нельзя не выдать готовую сталь, нельзя оставить их без людей, без надзора — каждая минута регламентируется не только инструкциями, но и самой технологией производства.
Строительство же — это непрерывный процесс организации. Ведь, как правило, каждый завод, цех, объект разнятся по объему, по составу и последовательности работ, он зависит и от условий строительства. Одно дело — постройка на новом месте, другое — в действующем заводе или цехе; одно дело — строить летом, другое — зимой, это и разные условия и различная технология ведения работ; по-разному организуются одни и те же работы на земле и на высоте; люди могут трудиться напряженно и четко, но по разным причинам может быть и простой.
На строительстве надежный руководитель — первейшее условие успеха, будь то бригадир, мастер, прораб, начальник участка, управляющий трестом, и не только они, а весь подобранный ими коллектив.
С первого же военного задания этот вопрос стал главнейшим, на создание броневых цехов нужны были крепкие и надежные люди. Наиболее сложными и крупными объектами являлись цех термической обработки брони и цех броневого стана.
Павел Федорович Бакума приехал на Магнитку сразу после окончания строительного института вместе с женой — тоже инженером-строителем. Был он мастером, прорабом, начальником строительного управления; когда я приехал в Магнитогорск в 1939 году, уже застал его в должности начальника технического отдела треста. Первые встречи были, прямо скажу, не лучшими — отдел задерживал выдачу важных рабочих чертежей, и у нас на эту тему состоялся тяжелый разговор; позднее я высоко оценил инженерные и человеческие достоинства П.Ф. Бакумы и даже дал ему рекомендацию в партию. Он на деле доказал свои качества коммуниста.
Так вот, П.Ф. Бакуму назначили начальником управления по строительству термического цеха. Отобрать надежных помощников являлось его задачей; он дал свои предложения к вечеру, а на другой день основной состав работников этого управления был назначен. Через три дня возле строительства будущего цеха появилась и стала действовать деревянная контора стройуправления с телефонами, складом, помещениями для обогрева и отдыха людей.
Начальником управления по строительству стана назначили инженера Н.И. Лавневича, который уже построил несколько прокатных цехов и станов, в их числе законченный только в марте 1941 года блюминг, сыгравший вскоре выдающуюся роль в прокатке брони.
Лавневич обладал не просто опытом, все геодезические разбивки и тысячи креплений рольгангов каждого прокатного стана делались под его личным руководством. Ошибок за ним в этой работе не числилось. Спокойствие, методичность, строгий инженерный расчет в работе, скромность и трудолюбие, партийная ответственность за порученное дело отличали всю деятельность Н.И. Лавневича на Магнитке.
Монтаж металлических конструкций возглавил Петр Иванович Тарунтаев. Из семьи котельщиков и сам старый котельщик, член партийного комитета стройки, Петр Иванович трудился на Магнитке с начала строительства. Четкий и организованный человек, он рассчитал и построил все работы так, что они велись круглые сутки и определялись не тоннами, а предоставлением в первую очередь фронтов работ строителям и электромонтажникам.
Электромонтажные и огнеупорные работы поручили тоже знающим и деловым людям — Сергею Филипповичу Короткову и Петру Антоновичу Андриешину. Были утверждены также руководители дорожных работ, строительства подземных коммуникаций и всех других участков.
В таком горячем деле, в сложной обстановке особенно ярко выявляется характер человека. Механомонтаж поручили замечательному монтажнику, волевому, собранному человеку — Климентию Семеновичу Кочанову. Он быстро подобрал коллектив монтажников для круглосуточной работы, договорился с работниками прокатного цеха, и они отдали ему для сборки половину пролета действующего склада прокатного цеха с мостовыми кранами и железнодорожными путями. Сюда днем и ночью прибывали десятки вагонов оборудования мариупольского стана. С этого участка от предшественника Кочанова шли каждый день различные докладные записки: и детали поступают не в той очередности, и поломки есть в старом оборудовании, и не решены вопросы оплаты, и т.д. и т.п. А тут сами собой как бы прошли, отпали неожиданности. Не понадобились докладные записки, которыми страховался его предшественник: чего-то не привезли, чего-то не хватает, что-то надо поправить; металлурги-прокатчики и механики комбината помогали ему в работе.
Климентий Семенович Кочанов уже много лет работает заместителем министра специальных строительных и монтажных работ. Он Герой Социалистического Труда, его хорошо знают и уважают на всех стройках металлургии. Не раз вспоминали мы с ним времена Магнитки и первый военный заказ по строительству броневого стана.
На эту стройку собрали лучшие бригады строителей и монтажников, электриков и огнеупорщиков, плотников и сантехников.
В бригаду строителей Вани Яковлева входили плотники и каменщики, выполняли они и бетонные работы. Сам бригадир комсомолец Яковлев незадолго до войны окончил ремесленное училище, оказался хорошим, способным организатором, пользовался авторитетом, не раз его бригада за высокие показатели премировалась в социалистическом соревновании.
Уже в первые дни войны — в июне 1941 года — бюро Магнитогорского горкома ВКП(б) одобрило инициативу бригад арматурщиков Легкобитова и монтажников Ильющенко, ставших на вахту «все для фронта» и обязавшихся выполнить в смену не менее двух норм. Это движение получило широкое распространение на всей стройке.
Пришли работать на эту стройку и самые знатные люди Магнитки, начавшие здесь свой путь еще в первой пятилетке, — Егор Иванович Смертин и Хабибул Галиулин.
Чем знаменит был коммунист Егор Иванович Смертин, один из лучших бригадиров-бетонщиков Магнитостроя?
Вспоминая свою трудовую биографию, Егор Иванович Смертин рассказывал, как был завербован на Магнитострой в 1929 году. Один из вербовщиков как-то появился в глухой вятской деревушке Баланды Кировской области. Полуграмотные деревенские парни ничего не слыхали о Магнитной горе. Старики же рассказывали, что Урал — край суровый и неприветливый, что царь ссылал туда до революции тех, кто боролся против него. А вербовщик говорил об индустриализации, о строительстве социализма. Внимательно слушал его Егор Смертин. А вербовщик говорил: «Индустрия в конечном счете обозначает социализм, который строит советская власть, и мы все должны помочь ей. А у горы Магнитной такой заводище намечен, какого во всей Европе нет. — Потом добавил:
— И заработки там приличные будут».
Записался на стройку и Егор вместе с другими парнями. Через несколько дней, когда вагон стукнул колесами на последнем стыке и остановился, вербовщик объявил: «Ну, хлопцы, вот и прибыли». Неласково встречала Магнитка своих первых строителей. Вышли из вагона и ничего, кроме голой, заснеженной степи, не увидели. Снег кругом: вверху, внизу, справа, слева. Мела пурга. Из других вагонов, также нерешительно озираясь, выходили пассажиры. А где же Магнитогорск? И жить вроде негде совсем, неужели прямо в степи?
«Магнитогорск будет здесь, где вы стоите, а жить пока придется в палатках. — И вербовщик махнул рукой куда-то в сторону. — Работа тут же, рядом». Сорокаградусный уральский мороз давал себя знать, и все поспешили в палатки. Не слишком тепло было и там, хотя печка-буржуйка топилась все время. Спать пришлось завернувшись в полушубки и поглубже натянув на себя шапки-ушанки.
«Специальности у меня, так же как и у других односельчан, никакой не было. На другое утро после приезда нам дали в руки топоры и послали в бригаду плотников делать топчаны для палаток. Ехали индустрию строить, а приехали доски сколачивать, думал я огорченно», — вспоминает Смертин. Человек хотел дела большого, настоящего, пусть даже трудного. Так начиналась на Магнитострое трудовая биография многих десятков, сотен и тысяч крестьянских парней, первыми приехавших на строительство Магнитки.
На всю жизнь остался Егор Иванович Смертин здесь, на Магнитке, где стал семьянином, коммунистом, знатным стахановцем, прославившимся своим доблестным трудом на всю страну.
Таких вот людей собрали мы на строительстве объектов броневого стана. Но все это я рассказываю о событиях вокруг стана. А теперь о самой стройке.
Чертежей все еще не было, а строить требовалось безотлагательно. Пошел П.Ф. Бакума в Гипромез с твердым наказом — без чертежей не возвращаться.
И первый нужный чертеж он принес в своей записной книжке: термический цех был длиной метров в триста-четыреста (называю цифры по памяти), с пролетами: печным, завалочным и складом-адъюстажем. Место расположения — напротив действующего прокатного цеха и с соответствующими координатами. Главное же — в книжке Бакумы была начерчена сетка колонн будущего цеха, размеры их по подошве и глубина заложения фундаментов. Главный конструктор Гипромеза инженер Скиндер расписался тут же, в блокноте Бакумы. Не помню уже точно, сколько было этих колонн, шестьдесят или больше. И не это важно. Важно то, что по этому подобию чертежа можно было начинать работу.
Возник еще один вопрос: как строить? Наш наркомат — наркомат строительства — тоже думал, как помочь нам в этой необычной ситуации. И прислал решение строить цех в металле — металлические колонны, балки и фермы. Теоретически решение было правильное: построить цех в металлических конструкциях — наиболее быстрый и простой путь выполнения работ. Но оно было верно тоже для мирного времени.
В данной же конкретной обстановке такое решение мы принять не могли — сроки не позволяли. Чтобы сделать несколько тысяч тонн металлических конструкций, надо было разработать на них чертежи, потом получить металл нужных профилей, а потом, чтобы изготовить все конструкции, требовалось минимум два-три месяца. Мы не могли на это дать и месяца.
Обсудили все это и решили делать колонны термического цеха из монолитного железобетона, фермы в это же время готовить в цехе металлических конструкций из наличного металла, а настил крыши из сборных железобетонных плит. Это сразу открывало широкий фронт работ проектировщикам и строителям, немедленно и одновременно включало в работу большие коллективы строителей, цеха металлических конструкций, завода сборного железобетона, арматурного цеха и деревообрабатывающего комбината треста, на всех распределялась работа.
Позвонил по телефону народному комиссару строительства Семену Захаровичу Гинзбургу, рассказал о существе дела, и он тут же дал согласие. Опытный строитель, старый большевик, Семен Захарович хорошо знал жизнь и не раз говорил молодым, что в строительстве не должно быть шаблона: надо всегда искать творческие и оптимальные решения.
Помню день, когда П.Ф. Бакума прибежал в трест, показал импровизированный чертеж-генплан и мы решили начать строить термический цех одновременно по всему контуру, не теряя времени на очередность. Хотя еще была плюсовая температура воздуха, приняли решение бетонировать колонны с электропрогревом (известно, что бетон набирает прочность за двадцать восемь дней, а с электропрогревом колонны можно нагружать уже через три-пять дней).
Со всей Магнитки вместе с партийным комитетом пофамильно отобрали лучшие бригады плотников, арматурщиков, бетонщиков и землекопов. Снабдили стройку и всеми необходимыми механизмами.
Буквально через два-три дня по контуру всего здания копали котлованы под фундаменты колонн цеха, уже шло армирование и бетонирование.
Был и такой момент: проектанты, которые не ожидали такого быстрого эффекта от чертежа в записной книжке, хотели что-то исправить в разбивке цеха, но когда увидели, что делается на стройке, то от изменений отказались.
Цех возводился на пустынном месте, недалеко от заводского забора, вдоль которого проходил городской трамвай, и через неделю ко всему привыкшие магнитогор-цы удивлялись как бы вынырнувшей вдруг из-под земли огромной стройке, на которой и ночью было светло, словно днем.
Если не касаться подробностей и деталей, можно сказать, что все графики, все работы по нашим расчетам были отлично выполнены. Строители и монтажники, все рабочие и участники стройки — а их на этом объекте собралось более двух тысяч человек — свои задания и досрочные обязательства выполняли каждый день, и стройка жила полнокровной жизнью круглые сутки.
В течение месяца весь каркас был возведен, а еще через месяц и сам цех, насыщенный техникой, которую в большинстве своем сделали в ремонтных цехах на самом металлургическом комбинате, был готов к термической обработке танковой брони.
Сложнее было положение на строительстве броневого стана. Отстояв решение строить стан не в готовом здании, а на новом месте, мы понимали: построить его в такой срок традиционным образом — сначала фундаменты, потом здание, а после этого монтаж оборудования — невозможно. Требовалось найти пути одновременного, параллельного ведения всех видов работ. Надо было превратить шестьдесят отпущенных нам дней в сто восемьдесят смен непрерывной и ритмичной работы днем и ночью. Требовалось вовлечь в работу одновременно десятки строительных и монтажных организаций, предприятий треста и цехов комбината.
Строительство второго ряда фундаментов под колонны и демонтаж половины смонтированных колонн начались на другой же день после того, как было принято решение, где строить. Ждать с монтажом стана тоже было нельзя, но монтировать его негде — нет фундаментов, нет даже окончательных чертежей на них.
А вот сделать фундаменты, выкопать грунт до двенадцати метров глубиной, сохранить от просадки ранее сделанные фундаменты цеха в то время, когда рядом копают землю на большую глубину, подготовиться к монтажу стана и успеть его смонтировать было совсем не просто, времени не хватало.
Комплектацию стана, проверку узлов, их ремонт (стан был далеко не новым, демонтировался в считанные дни и прибывал на сотнях вагонов, что-то могло пропасть в пути) взяли на себя монтажники. Монтажники организовали под крышей готового здания проверку узлов и деталей стана, ремонт по мере их поступления Над этим работали лучшие бригады механомонтажников стройки и работники металлургического комбината с тем, чтобы как только будут готовы фундаменты, быстро смонтировать стан по крупным узлам
Как на грех пошли проливные дожди. Они шли две недели подряд, днем и ночью, как будто бы специально, чтобы усложнить нам работу. Надо было выкопать экскаваторами и вывезти тысячи кубов земли из углубляемого на десять — двенадцать метров фундамента цеха Автомашины буксовали в котлованах. Строители ставили лебедки и вытаскивали загруженные автомобили. Было тесно, работы замедлялись.
Пришлось вспомнить старое, давно забытое: в хозяйствах треста разыскали лошадей и создали отряд грабарей, которые тоже вывозили землю с участков, куда из-за тесноты нельзя было поставить механизмы.
Люди мокли. Кончалось лето, под дождем было холодно. Со складов стройки собрали всю брезентовую и ватную одежду. Василий Андреевич Фомин, заместитель управляющего трестом, организовал специальную группу, которая круглосуточно сушила одежду. Строители переодевались по три-четыре раза в смену, но работу не прерывали.
В районе строительства поставили палатки и часть работников перевели на лагерное положение: многие жили в эти дни на стройке. Питание, конечно, было организовано, горячий чай имелся в любое время суток.
Дней через десять после начала строительства приехал П.А. Юдин. Признаться, мы его ждали с некоторым волнением. Не только потому, что он был первым заместителем наркома, ответственным за все объекты, связанные с заданием по строительству предприятий, выпускающих танки, но и потому, что он поверил в слово строителей, принял наши предложения, отстоял их в Москве и уже этим стал как бы участником магнитогорской стройки.
Днем и ночью ходили мы с П.А. Юдиным по стройке. Павел Александрович детально вникал во все, одобрил темпы и организацию работ, и особенно в термическом цехе. Но остался верен себе, когда возмутился, увидев на одном из участков строящегося стана не вывезенную гору земли. Попало начальнику участка, неловко было и мне. На боевой стройке не должно быть никаких послаблений в порядке, в организации и технике выполнения работ.
В это же время строились все остальные объекты, без которых броневой стан работать не может: котельная, газопровод, железнодорожные пути, энергетические объекты, трубопроводные сети. Все они, все без исключения были сделаны людьми Магнитки в срок.
Вспоминая эту стройку, могу сказать: все было — и трудности, и риск, но победила убежденность наших людей, их самоотверженный героический труд, воля и организованность. Стан был готов к прокатке брони на пятьдесят девятые сутки с начала строительства.
Завершилось строительство броневого стана и термического цеха. Строители призвали всех магнитогорцев дни празднования великой годовщины Октября считать рабочими днями, а заработанные деньги передать в фонд обороны родины. Весь Магнитогорск откликнулся на этот призыв.
За образцовое выполнение задания Государственного Комитета Обороны по созданию танковой промышленности на Урале в тяжелом первом году Отечественной войны большая группа строителей была награждена орденами и медалями Советского Союза. Среди них за выполнение этого первого фронтового задания награждены шесть магнитостроевцев: бригадир бетонщиков Е.И. Смертин, слесарь механомонтажа И.Д. Сокольчук, начальник металломонтажа П.И. Тарунтаев, начальник управления Союзтеплостроя П.А. Андриешин, главный инженер треста П.В. Кузнецов и управляющий Магнитостроя В.Э. Дымшиц. Этой дорогой мне правительственной наградой за участие в создании в 1941 году танковой промышленности на Урале я очень горжусь и берегу орден таким, каким его тогда выдали, — с креплением на винте.
После стана силы строителей как бы умножились, выросла уверенность. Главное было то, что на опыте стройки цехов броневого стана мы поняли: старые методы и темпы работ не годятся — решать задачи надо совсем по-другому. На следующих стройках в военные годы мы многое усовершенствовали, делали лучше и быстрее, но выполнение первого задания Государственного Комитета Обороны дало зарядку на всю войну, и оно запомнилось строителям на всю жизнь.
Но на этом история прокатки брони далеко не кончается.
* * *
Магнитогорский комбинат уже до войны был крупнейшим в стране предприятием черной металлургии. Еще до войны металлурги Магнитки начали заниматься выплавкой качественных сталей, но, как правило, завод выпускал обычный сортовой металл для строительства и машиностроения. Броневую листовую сталь, требующую особо высоких, специальных качественных показателей, здесь никогда не плавили.
Легированную сталь высокого класса для танковой брони обычно плавили в небольших мартеновских печах. Таких печей в Магнитогорске не было. Ее плавят дуплекс-процессом: сначала в одной печи, а потом в другой. Ванна в печах должна иметь специальную для такой стали огнеупорную футеровку, ее называют подом печи. В первой печи под должен быть основной, а при окончании процесса плавления — уже в другой печи — должен быть кислый. Металлурги Магнитки никогда не работали с кислым подом, знали его только в теории.
Высокое мастерство и глубокие инженерные познания наших металлургов, их ответственность перед страной в трудный момент позволили преодолеть и эту новую трудную задачу, за которую в мирное время вряд ли кто-либо взялся.
В этом немалая заслуга директора комбината Григория Ивановича Носова, талантливого металлурга и организатора, по специальности сталеплавильщика. Это был и металлург, и директор, и человек высоких качеств, твердых убеждений, принципиальный и требовательный, когда это касалось интересов дела, государства. Всю жизнь Григорий Иванович проработал в Сибири и на Урале. Магнитке, где он проработал до конца жизни, он отдал двенадцать лет. Высокий, несколько сутуловатый, с нависшими большими бровями, людям, не знающим его, он казался даже суровым. В действительности за суровостью таилась собранность, энергия, доброе человеческое сердце.
Г.И. Носов и начальник мартеновского цеха В.А. Смирнов вопреки всем традициям решили плавить сталь в больших ставосьмидесятипятитонных мартеновских печах дуплекс-процессом. Отработали технологию и режим работы, чтобы обеспечить заданные свойства броневой стали, подобрали лучших сталеваров, привлекли лучших специалистов комбината и ученых из Ленинграда. Днем и ночью велись испытания, было и много неудач.
Умение, желание и необходимость дали успешные результаты: сталь нужного качества была получена.
Серьезное «но» тоже сразу возникло. Так как две печи работают за одну, то производительность мартеновских печей почти в два раза снижается. Получалось так, что в то время, когда надо было давать стране все больше стали, технология приводила к снижению производительности мартеновского цеха вдвое.
Была и еще одна сторона дела: стандарт на броневую сталь требовал не только качественных показателей, но и строгого соблюдения заданной технологии — ведь сталь для танка, для трудного боя, для войны. Без соблюдения государственного стандарта металл на танк не возьмут.
Носов и мартеновцы поставили новые, совершенно фантастичные для того времени цели — варить сталь для брони сразу в одной печи и обеспечить ее качество, не снижая количества.
Директором Кировского танкового завода в Челябинске был назначен крупный специалист танковой промышленности ИсаакМоисеевич Зальцман. Григорий Иванович Носов рассказывал, что Зальцман согласился на такое решение: можете плавить в одной печи, но обеспечьте качественные показатели броневой стали; испытайте броню на полигоне, если выдержит конечные показатели, будем принимать такую броню, сваренную по новой технологии с отступлением от старого стандарта, потом создадим новый стандарт, такой, чтобы было гарантированное качество брони и побольше плавилось стали.
Магнитогорские металлурги совершили невозможное — справились и с этими заданиями. Так благодаря смелому, обоснованному и умному решению была спасена мощность мартеновского цеха и выиграно сражение за броневую сталь.
* * *
Но и на всем рассказанном история не кончается. Вернусь к броневому стану и броне.
Металлурги Магнитки активно помогали нам в строительстве броневого стана. В обычное, мирное, время они бы дождались, когда новый стан будет готов, и тогда начали бы на нем работать. Но шла война, дорог был каждый час.
Подумать только: катать миллионы тонн металла и не дать самого нужного фронту — брони. Сталевары и прокатчики, все коммунисты Магнитки с первого дня войны думали, как выйти из трудного положения, быстрее дать фронту броню.
Еще раз я должен оторваться от техники. Подумайте: шла великая битва за родину, радио, газеты каждый день сообщали о героизме наших воинов, солдатах-фронтовиках, наших недавних товарищах по заводу или по стройке, только одетых в военную форму, с оружием в руках отстаивающих от врага каждую пядь родной земли. И когда надо, они, рискуя жизнью, шли на вражеский танк со связкой гранат или с бутылкой горючей жидкости. Нельзя было терять ни минуты...
И металлурги Магнитки оказались на большой политической и инженерной высоте. Заместитель главного механика комбината Николай Андреевич Рыженко предложил начать катать броневой лист, не ожидая пуска броневого стана, строительство которого только начиналось.
За квартал до начала войны — в марте 1941 года — строители Магнитостроя построили и сдали в эксплуатацию новый блюминг с маркой Уралмаша. Рыженко предложил сделать приспособления и катать броню на новом блюминге. Он доказывал: габариты блюминга позволяют катать лист необходимой ширины, приспособления для поворачивания листа сделаем, а мощность, главное, мощность нашего нового красавца блюминга, сделанного заводом Уралмаш, позволяет задать ему повышенную нагрузку. «На том, на старом немецком стане я бы не решился предложить катать броню, а на уральском можно, вполне можно», — заявил Рыженко.
Металлурги и строители знали Н.А. Рыженко. Это был человек высокой деловой репутации, такой зря не скажет. Многое было за плечами у Николая Андреевича: и беспризорничество, и детский дом, и работа у токарного станка, и рабфак, и институт, и с 1934 года — Магнитогорский металлургический комбинат, где он проявил свой высокий талант, мастерство, смелость и трудолюбие.
Строители очень уважали Николая Андреевича. В любом деле, где возникала трудность с механизмами или оборудованием, этот перегруженный делами завода человек по первому зову приходил на помощь строителям. Спокойно, без шума он помогал найти решение, а если надо, то и сделать детали или приспособления в цехах завода.
Этот первоклассный инженер-механик со своими конструкторами сел за расчеты и доказал, что если поменять валки, сделать дополнительные приспособления и кантователи листа, то можно на блюминге катать броню, а потом вести ее обработку в строящемся новом термическом цехе.
Начальник прокатного цеха доказывал, что катать броневой лист на блюминге нельзя, что это явная авантюра, так как блюминг поломается, выйдет из строя, он не для этого предназначен.
Легко сейчас рассказывать. А что значило бы тогда сломать новый блюминг? Это была половина мощности по прокату металла Магнитки. Вывести его из строя в войну! Риск был действительно колоссальный. Но не безрассудный, не легкомысленный, а основанный на инженерном расчете. И главное, ради великой цели. Г.И. Носов поддержал своего механика.
Я знаю разговор Г.И. Носова по телефону с наркомом черной металлургии И.Ф. Тевосяном о прокате броневого листа на блюминге. Иван Федорович Тевосян — крупный деятель нашей партии и государства, большой специалист по качественным сталям, человек большого ума и смелости, поначалу даже ахнул, переспросил, о чем идет речь. Выслушав все за и против, И.Ф. Тевосян сказал директору: «Без риска ни одно дело не делается. Бросайте все и займитесь только этим. Поймите, от того, как скоро дадим броню, в значительной мере зависит ход войны».
Не знаю, докладывал ли нарком Сталину, но такой вопрос в военное время наверняка этого заслуживал, возможно, что без такого доклада не обошлось...
«Что сказал нарком?»- спросили у Носова присутствующие при этом разговоре. Носов ответил: «Нарком верит в наши силы и считает, что мы сумеем решить трудную задачу, раз этого требуют интересы Родины».
Во всяком случае, решение было принято: начать прокатку брони на блюминге, а термическую обработку вести в строящемся новом термическом цехе.
Снова проверяли расчеты, Рыженко и с ним группа специалистов подтвердили возможность прокатки брони на блюминге. Вновь начальник цеха заявил, что как нельзя подняться в воздух на автомобиле, так нельзя катать лист на блюминге — двигатель передачи маломощен, стан для этого не годится, план этот авантюра.
Через несколько дней начались испытания — ночью, чтобы никто не мешал. Собрались те, кто участвовал в испытаниях, директор, секретарь парткома комбината А.В. Лесков.
Начали с прокатки не броневого, а более мягкого слитка. И вдруг — треск. Блюминг остановился — из строя вышел мотор. Оказалось, что это авария мотора, не имеющая никакого отношения к прокатке брони, она произошла бы и при обычной работе блюминга. Но каких нервов, какого напряжения стоил этот удар, какая воля требовалась, чтобы не отступить!
Через двадцать восемь часов мотор отремонтировали, и блюминг начал работать. Осторожно, сосредоточенно работал оператор стана. Пропуск через валки и один осторожный миллиметр обжатия. Решалась судьба блюминга, честь завода, быть или не быть броне. Уралмашевский блюминг выдержал, тяжелейший экзамен выдержали и металлурги. Раньше срока был получен броневой лист для танков.
Танкостроители в Челябинске начали получать танковую броню с блюминга, а вскоре и с броневого стана.
Металлурги Магнитки были награждены орденами 24 ноября 1941 года. За освоение новых марок броневой стали и прокатку листа на блюминге Г.И. Носов, Н.А. Рыженко, С.И. Сахин и В.А. Смирнов были награждены Государственной премией.
В декабре 1941 года выпуск магнитогорской брони по сравнению с августом вырос в несколько раз. Производство танков росло изо дня в день и броней не лимитировалось. Более 50 тысяч танков, сделанных в военные годы, защищенных магнитогорской броней, громили гитлеровцев. Уже в боях в октябре и ноябре 1941 года под Москвой, когда немцам был нанесен мощный удар, участвовали челябинские танки с магнитогорской броней. Это была самая высокая, самая большая и самая радостная награда для строителей, металлургов, для всех магнитогорцев.
Я написал о броневом стане потому, что эта первая военная стройка была для меня, как и для всех магнитогорских строителей, особенной, осталась в памяти и в сердце навсегда. Она изменила не только саму организацию работ, но и понимание обстановки, обострила чувство ответственности перед партией и государством, определила быстрый переход от мирного к военному времени. Она на практике с первого дня войны продемонстрировала массовый патриотизм советских людей, показала, какие замечательные кадры воспитала ленинская партия, как дорога сердцу нашего народа советская власть.
* * *
Обращаясь памятью к дням войны сейчас, в год сорокалетия великой победы советского народа в Отечественной войне, хотел бы добавить.
Здесь названо только несколько объектов, созданных в войну в Магнитогорске. Об истории строительства за три месяца крупного калибровочного завода, нужного как воздух в связи с выходом из строя завода в Сталинграде, о метизных и других заводах, об их значении, о новых методах строительства доменных печей, за которые строители были награждены Государственной премией, и других стройках, о решении производственных и социальных задач в этих сложных условиях, о самоотверженном и доблестном труде строителей, металлургов, машиностроителей, всей партийной организации Магнитогорска необходим отдельный рассказ. Все в те военные дни требовалось делать быстро, с энергией и инициативой, чтобы обеспечить металлом нужды фронта.
Так работали не только магнитогорцы. Так работали металлурги и строители Кузнецка, Тагила, Первоуральска, Златоуста, Серова и других заводов — все, кто обеспечивал военную промышленность металлом. Так работали все, кто делал танки, самолеты, снаряды — все необходимое для победы.
Так работала вся страна. В этом сказались единство и необоримая сила фронта и тыла, объединенных и вдохновленных нашей партией, сила, сокрушившая врага и спасшая народы Европы и весь мир от фашистской чумы.
За военные годы советская промышленность дала армии более 100 тысяч танков, 112 тысяч боевых самолетов, сотни тысяч орудий, минометов, пулеметов, снарядов, поставила вооружений значительно больше, чем промышленность Германии.
Примером творческого участия ученых в борьбе с врагом может служить талантливая работа академика Евгения Оскаровича Патона, переехавшего в то время со своим институтом на Урал, по разработке методов и переводу производства танков на автоматическую сварку под слоем флюса. За этот выдающийся труд Е.О. Патону было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
За годы войны мощность металлургического комбината выросла, в 1,7 раза увеличилось производство стали и проката. По существу, был создан второй завод.
Несколько тысяч магнитогорцев были награждены правительственными наградами — орденами и медалями, многие тысячи — медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». Десятки раз цехи завода и строительные управления треста Магнитострой награждались за успехи в социалистическом соревновании в военные годы переходящими знаменами Комитета Обороны.
Навечно переданы красные знамена Государственного Комитета Обороны металлургическому комбинату за обеспечение фронта металлом и тресту Магнитострой — за образцовое выполнение заданий по созданию в военное время новых мощностей.
Орденом Ленина был награжден трест Магнитострой.
Орденом Ленина был награжден Магнитогорский металлургический комбинат.
Так Родина отметила самоотверженный героический труд строителей и металлургов Магнитки в годы войны.
Сегодня Магнитка дает в три с лишним раза больше стали, чем вся Россия в 1913 году.
...Магнитогорск — заводы и город — строится, растет. В годы новой, двенадцатой пятилетки металлургический комбинат проведет техническую реконструкцию и техническое перевооружение, обретет вторую молодость, и эта работа металлургов и строителей будет содействовать дальнейшему укреплению экономического могущества нашей Советской Родины.