Обе эти конструкции далеки от реальной истории прежде всего потому, что были созданы для политической борьбы. В 1989–1991 гг. исторические документы 50–летней давности нередко становились предметом громких политических скандалов и спекуляций. Бывший заведующий Общим отделом ЦК КПСС Валерий Болдин пишет в своих воспоминаниях, что Горбачев настолько сильно не хотел огласки текста секретных протоколов к пакту Молотова-Риббентропа, что запретил Болдину, в чьи обязанности тогда входило руководство партийными архивами, знакомить с этими протоколами «архитектора перестройки» Александра Яковлева и заведующего Международным отделом ЦК КПСС Валентина Фалина. А сколько было шума вокруг двусмысленности, неискренности комиссии Первого съезда народных депутатов СССР по политической и правовой оценке советско-германского договора 1939 г., доминирующую роль в которой взялся играть популярный в то время историк-писатель Рой Медведев. И сегодня, когда в прибалтийских государствах судят бывших офицеров НКВД и советских партизан под аккомпанемент маршей ветеранов легионов СС и претензий теперь уже к России о возмещении убытков за «оккупацию», события 1939–1940 гг. вновь приобретают политическое значение. Опять одни нападают, другие защищаются и переходят в контратаки...
В конце 30–х — начале 40–х гг. вся, подчеркиваем, вся Европа, а не только СССР и Германия, жила по законам джунглей. Вчерашние союзники становились врагами, враги союзниками — порою за считанные дни. С карты европейского континента мгновенно исчезали целые страны. Широкому читателю едва ли известно, что после расчленения Чехословакии в результате мюнхенских соглашений 1938 года Польша буквально на следующий день после подписания этих соглашений, 30 сентября 1938 года, в ультимативной форме потребовала от чехословацкого правительства передачи Тешинской и Фриштатской областей и добилась своего. 3 июля 1940 года, за месяц до того, как Верховный Совет СССР провозгласил о рождении Литовской ССР, английский флот по приказу Черчилля уничтожил французское военно-морское соединение в Мерс-эль-Кебире (Алжир). Черчилль, испугавшийся того, что французские корабли попадут в руки Гитлера, предпочел отправить на тот свет 1200 французских моряков — вчерашних товарищей по оружию, заявив при этом, что «никогда еще ни одно действие не было более необходимым для спасения Англии». Вот уж где к месту вспомнить Ницше: «Падающего подтолкни...»
Отношения СССР и Прибалтики были частью той общеевропейской дипломатической игры без правил, в которой никто не хотел быть одураченным. Сталин и Молотов решились на силовое давление против прибалтийских стран не сразу, более того, это давление, ввод дополнительного контингента войск, свержение правительств Сметоны, Ульманиса и Пятса были вовсе не единственным вариантом решения прибалтийской проблемы. В 20–е и 30–е годы Советский Союз делал все возможное для поддержания дружественных отношений с прибалтийскими государствами. В конце 20–х — начале 30–х годов Сталин считал основным геополитическим противником СССР в Восточной Европе Польшу и испытывал сильные опасения на предмет того, что Пилсудский начнет войну с СССР в союзе с прибалтийскими государствами и Финляндией. 1 сентября 1930 года он пишет Молотову: «Поляки наверняка создают (если уже не создали) блок балтийских (Эстония, Латвия, Финляндия) государств, имея в виду войну с СССР». Чтобы расколоть этот блок, Сталину было необходимо играть на противоречиях прибалтийских государств с Польшей, в частности на споре Польши и Литвы из-за Вильно (в 1921 году поляки отторгли Вильно и Виленскую область от Литвы). Курс на создание системы коллективной безопасности в Европе, проводимый СССР в 30–е годы, предусматривал для прибалтийских государств надежные гарантии от агрессии со стороны кого бы то ни было. В 1934 году по инициативе Сталина, Литвинова и французского премьера Луи Барту был разработан проект Восточного пакта. Он предусматривал заключение двух соглашений о взаимопомощи, связанных между собой в единую систему: пакта о взаимопомощи между СССР, Германией, Польшей, Чехословакией, Эстонией, Финляндией, Латвией, Литвой и франко-советского пакта о взаимопомощи. Германия, Великобритания и Польша отказались от заключения Восточного пакта. Об этом хрестоматийном факте сторонники версии об изначальном намерении Сталина заключить союз с Гитлером чуть ли не с момента его прихода к власти (эта версия постоянно муссируется в книжках В.Суворова) стараются не вспоминать. Между тем не только Восточный пакт, но и соглашения СССР с прибалтийскими государствами 1939 года давали лидерам этих государств все шансы сохранить свою независимость при условии решительного дистанцирования от Германии.
Нынешним прибалтийским политикам, увлекающимся подсчетами ущерба, причиненного СССР Литве, Латвии и Эстонии за весь период «советской оккупации», следовало бы получше ознакомиться с торговыми соглашениями прибалтийских стран с СССР 1939 года. Именно благодаря советским поставкам нефти, мазута, железа, хлопка, сельскохозяйственной техники Прибалтика смогла в течение десяти месяцев значительно улучшить свое экономическое положение. Ведь в результате начавшейся Второй мировой войны экономические связи прибалтийских стран с Западом были нарушены, порты бездействовали. Любителям подсчитывать убытки от «советской оккупации» следовало бы подсчитать и более ранние значительные финансовые вливания со стороны Советской России в экономику Прибалтики. Один Тартусский мир 1920 года между РСФСР и Эстонией чего стоит. По этому договору Эстония получила не только исконно русские города Нарву, Печоры, Изборск, но и 15 миллионов рублей золотом и заодно все находящиеся в территориальных водах Эстонии российские суда, и вообще все находящееся в стране российское имущество (в том числе и недвижимость).
Среди историков, особенно прибалтийских, встречается суждение, что, мол, заключая в 1939 году пакты о взаимопомощи с прибалтийскими странами, Сталин все равно бы оккупировал Прибалтику, поскольку он находился в плену доктрины мировой революции. Однако это не так. Лев Троцкий — самый ярый апологет мировой (перманентной) революции в 30–е годы подметил тот факт, что «через посредство Коминтерна сталинизм стал худшим тормозом мировой революции» и что «международная политика полностью подчинена для Сталина внутренней». Действительно, во второй половине 30–х годов и особенно в 1940–1941 гг. Сталин все более скатывался на позиции национал-большевизма, т.е. отказывался не только от экспорта революции, но и от активной подрывной коминтерновской деятельности в капиталистических государствах. Вспомним, что республиканской Испании Сталин согласился помогать не за идею, а за огромное количество золота, переправленного в Москву. 20 апреля 1941 года председатель Исполкома Коминтерна Георгий Димитров записал в своем дневнике следующее высказывание Сталина: «...Интернационал был создан при Марксе в ожидании близкой международной революции. Коминтерн был создан при Ленине также в такой период. Теперь на первый план выступают национальные задачи для каждой страны. Не держитесь за то, что было вчера. Учитывайте строго создавшиеся новые условия».
Вхождение в СССР Литвы, Латвии и Эстонии не было неизбежным не только в силу национал-большевистской эволюции Сталина, но и в силу ряда внешнеполитических факторов. Не будем забывать, что в 1939–1941 гг. дипломатия европейских стран во многом зависела от боевых действий на фронтах Второй мировой войны. Сталин это прекрасно понимал и делал все возможное, чтобы соглашения СССР с европейскими странами, затрагивающие вопросы безопасности, базировались на признании взаимопомощи в случае агрессии третьей стороны. Такие признания были заложены не только в пакт Молотова-Риббентропа, но еще и до войны в советско-французский договор 1935 года, к которому присоединилась Чехословакия. Мы обращаем внимание на эти факты лишь потому, что именно в дипломатических договорах между СССР и прибалтийскими странами 1939 г. содержатся оговорки, позволяющие утверждать, что Сталин, боясь оккупации этих стран Германией и, следовательно, приближения Гитлера непосредственно к советской границе, тем не менее был готов с этим смириться, лишь бы не дать повод нацистам развязать войну против СССР. Во всех трех пактах о взаимопомощи между СССР, Литвой, Латвией и Эстонией содержались конфиденциальные протоколы, в которых было сказано, что в случае агрессии против договаривающихся сторон «помощь оказывается по изъявленному желанию другой стороны, причем с обоюдного согласия сторона, обязанная к оказанию помощи, может, в случае войны другой стороны с третьей державой, остаться нейтральной». Эта формулировка, по сути, перечеркивала содержащиеся в опубликованных пактах о взаимопомощи СССР с прибалтийскими странами взаимные обязательства оказывать друг другу военную помощь в случае прямого нападения и угрозы нападения третьей страны.
Сталинская дипломатия конца 30–х годов вообще полна тайн и неразгаданных историками комбинаций. Видный советский разведчик Павел Судоплатов, бывший в те времена заместителем начальника Иностранного отдела НКВД (внешняя разведка) в своих мемуарах пишет, что, например, в Латвии советские спецслужбы вели работу по созданию коалиционного правительства, отвечавшего как немецким, так и советским интересам, во главе которого должен был стать министр иностранных дел Латвии Мунтерс, который «неожиданно одобрил эту идею». Эстонский историк Магнус Ильмьярв разыскал в Москве более сенсационные документы, свидетельствующие о том, что все три президента прибалтийских стран не только были платными агентами советских спецслужб, но и пришли к единоличной власти при непосредственной помощи и поддержке СССР (подробнее об этом см. «НГ» от 09.09.99). Сколько еще таких сенсаций хранят архивы?
Решения о смене «буржуазных» правительств прибалтийских стран, о вводе дополнительного контингента войск под предлогом провокаций против красноармейцев (они действительно были), о прибытии в эти страны сталинских эмиссаров Деканозова, Вышинского и Жданова были приняты под влиянием резко изменившегося баланса сил в Европе. Оккупация Германией Франции вынудила Сталина показать Гитлеру когти. Точно так же война с Финляндией была начата только тогда, когда были исчерпаны все дипломатические средства вовлечь ее в сферу советского внешнеполитического влияния. Судоплатов свидетельствует, что с этой целью в 1938 году в Финляндию был отправлен резидент НКВД Рыбкин, который вез финнам не только проект масштабного советско-финляндского договора о ненападении, военном и экономическом сотрудничестве, но и 100 тысяч долларов на создание партии мелких хозяев, которая выступала за нейтралитет Финляндии. Кроме того, ввод дополнительных войск в Литву был вызван переброской германских войск к ее границам. По информации ГРУ РККА от 15 июля 1940 г., в Восточной Пруссии находилось 11 немецких дивизий.
Вхождение прибалтийских государств в СССР не встретило в мире осуждения. 26 июля 1940 года лондонская «Таймс» отмечала, что «единодушное решение о присоединении к Советской России отражает... не давление со стороны Москвы, а искреннее признание того, что такой выход является лучшей альтернативой, чем включение в новую нацистскую Европу». Действительно, включение в нацистскую Европу не сулило бы прибалтийским народам ничего хорошего. Об этом красноречиво свидетельствуют планы тотального онемечивания Прибалтики, проводившегося уже в годы Великой Отечественной войны. Глава СС Генрих Гиммлер в 1942 году выдвинул задачу «тотального онемечивания» Прибалтики в течение 20 лет. Немецкие расоведы обосновывали затем эту идею тем соображением, что «у прибалтийских народов число расово полноценных невелико».
В сумасшедшем ХХ веке политическая карта Европы подвергалась столь безжалостной перекройке, что если все обиженные вдруг разом заявят о взаимных претензиях, то неизбежен новый передел Европы. История учит, что Прибалтика от этого передела не выигрывала ничего.