Считается, что раскрытие архивов может помочь разгадать многие загадки истории. Это так. Но есть и другое последствие публикаций новых исторических источников: они рождают новые загадки. Именно такой оказалась судьба одного документа, который в начале 90-х годов стал известен миру. Речь идет о предложении, которое в середине мая 1941 г. поступило И.В. Сталину от высшего военного руководства СССР. Загадки начались с того, что на документе нет даты. Нет под ним и подписей, хотя обозначены два человека, которые должны были его подписать: это нарком обороны СССР маршал С.К. Тимошенко и начальник генштаба Красной Армии генерал армии Г.К. Жуков. На документе нет и резолюции Сталина.

Дополнительную сенсационность архивной находке придало особое обстоятельство: в 90-е годы в России шла острая дискуссия вокруг утверждений о том, что в 1941 г. не Германия совершила агрессию против СССР, а Сталин якобы планировал напасть на Германию, но не успел. При этом в пылу полемики зачастую забывали о том, что авторами этой версии, призванной оправдать нацистскую агрессию против СССР, были руководители «третьего рейха» — германский канцлер и нацистский «фюрер» А. Гитлер, рейхсминистр иностранных дел И. фон Риббентроп и рейхс-министр пропаганды И. Геббельс.

Спор о «превентивной войне» начался с появлением работ В.Б. Резуна, бывшего советского военного разведчика, в 1978 г. перебежавшего на Запад и присвоившего себе псевдоним В. Суворов. Его книги, изданные в конце 80-х — начале 90-х годов в ФРГ и Англии1 вызвали неоднозначную реакцию: большинство западных исследователей отнеслись к Суворову весьма критически или же просто не сочли его творчество научным, а, следовательно, достойным внимания. Однако небольшая группа историков из ФРГ и Австрии — Е. Топич, В. Мазер, И. Хоффман, В. Пост2 при поддержке публициста влиятельной западногерманской газеты «Франкфуртер Альгемейне Цайтунг» Г. Гиллессена3 сразу же взяла работы Суворова на вооружение.

Но, как это ни парадоксально, самую широкую аудиторию Суворов нашел в России, где его книга4 была издана позже, чем на Западе, и стала для многих людей, в особенности молодых, одним из основных источников знаний о войне: в условиях освобождения российского общества от «государственной монополии на правду» любая отличавшаяся от официальной точка зрения вызывала сильный общественный резонанс.

Официальная же российская наука долго считала ниже своего достоинства серьезно полемизировать с Резуном. Тем не менее, спор о «превентивной войне» охватил и российских историков5, среди которых обозначилась небольшая группа сторонников Суворова6. На научных конференциях и на страницах недоступных массовому читателю академических журналов началась отражающая различные точки зрения дискуссия о «превентивной войне»7, которая способствовала привлечению общественного внимания к работам Суворова и его единомышленников. Первой книгой на русском языке, научно с критических позиций анализирующей и полностью разоблачающей версию Суворова, стала монография израильского исследователя Г. Городецкого8.

И вот в архиве обнаруживается подлинный документ, в котором черным по белому написано, что Тимошенко и Жуков предлагали нанести удар по стоящим на границе немецким войскам!

Отметим, что несколько страниц из этого документа были еще в 1992 г. опубликованы В.Н. Киселевым в «Военно-историческом журнале»9, однако очень важные для правильного понимания содержания части текста были опущены. На следующий год документ был полностью опубликован в журнале «Новая и новейшая история» в приложении к статье Ю.А. Горькова10, а затем и в его книге11, а также в сборнике «1941 год»12. Документ, о котором идет речь, использован и в беллетристическом произведении военного писателя В.В. Карпова13. Немецкий перевод документа был опубликован в Австрии14 и в ФРГ15.

Что же представляет собой рассматриваемый нами источник? Это записка на 15 страницах16. Она написана от руки на бланке наркома обороны. Кто писал записку, определить нетрудно: своеобразный бисерный почерк, которым она написана, хорошо известен специалистам — это почерк А.М. Василевского, будущего маршала Советского Союза, тогда генерал-майора и заместителя начальника оперативногоуправления генштаба. Подписей действительно нет, они лишь, как говорят бюрократы, «заделаны», но не поставлены. Впрочем, так бывало на практике, поскольку столь секретные материалы составлялись в единственном экземпляре и о них знали лишь составители и адресат.

Адресат был тоже единственный — Сталин. Однако, как уже отмечалось, его визы или резолюции на документе нет. Приложены карты, на одной из которых стоит дата «15 мая 1941 года». Это позволяет датировать записку не позднее этого дня. Официальное название документа отсутствовало. Текст начинался так: «Председателю Совета Народных Комиссаров СССР тов. Сталину. Докладываю на Ваше рассмотрение соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками»17.

Смысл этого документа, подготовленного в генеральном штабе, таков: Жуков (документ, безусловно, надо именовать планом Жукова, ибо именно в функции Жукова входило военное планирование) докладывал о том, что Германия уже развернула «около 230 пехотных, 22 танковых, 20 моторизованных, 8 воздушных и 4 кавалерийских дивизий, а всего около 284 дивизий. Из них на границах Советского Союза, по состоянию на 15.5.41 г., сосредоточено до 86 пехотных, 13 танковых, 12 моторизованных и 1 кавалерийской дивизий, а всего 120 дивизий»18.

Описывая боевое развертывание вермахта, Жуков счел возможным нанесение германскими войсками внезапного удара по Красной Армии. «Чтобы предотвратить это и разгромить немецкую армию (выделенные слова в оригинале вычеркнуты из текста — Л.Б.), -предлагал Жуков, — считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить (это слово подчеркнуто в тексте оригинала двумя линиями — Л.Б.) противника в развертывании и атаковать и разгромить (выделенные слова вычеркнуты из текста — Л.Б.) германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск»19.

Несмотря на то, что Жуков предусмотрительно решил вычеркнуть из текста слово «разгромить», смысл плана ясен: по замыслу Жукова, главный упреждающий удар должен был нанести Юго-Западный фронт (бывший Киевский особый военный округ — ОВО) и часть Западного фронта (бывший Западный ОВО) со следующей задачей: «Разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест-Демблин и выход к 30 дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц»20.

Пояснялось, что удар в направлении Краков — Катовице отрежет Германию от ее южных союзников, т.е. Румынии и Венгрии. Этот удар будет означать разгром германской армии западнее реки Висла и на краковском направлении, выход к реке Нарев и овладение районом Катовице, то есть промышленно развитой Силезией.

Сам по себе этот замысел уже грандиозен, ибо предполагал ликвидацию всей собранной Гитлером наступательной группировки. Красная Армия должна была пройти всю Польшу с востока на юго-запад и выйти к границам Германии. Одновременно германские войска были бы отрезаны от Балкан, и прежде всего от румынской нефти. Но это была лишь первая цель. Проект плана гласил: «Последующей стратегической целью иметь: наступлением из района Катовице в северном или северо-западном направлении разгромить крупные силы центра и северного крыла германскоп. фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии»21.

Эта фраза была собственноручно добавлена Жуковым в текст, написанный Василевским22. 150–160 советских дивизий должны были совершить с боями не только победный марш с востока на юго-запад через всю Польшу, но и выйти к границе Восточной Пруссии — пройти добрых 500 километров! Но и на этом наступление Красной Армии не кончалось: оно должно было завершиться разгромом восточно-прусского бастиона германского рейха.

Для достижения поставленных целей Жуков предлагал направить в бой 152 стрелковые дивизии. Правда, эта цифра впоследствии была им вычеркнута — видимо, он не желал ограничивать численность наступательной группировки. Всего же в составе Северного, Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов предполагалось иметь 210 дивизий: 136 стрелковых, 44 танковых, 23 моторизованных и 7 кавалерийских. В составе резерва Главного командования за Западным и Юго-Западным фронтами оставлялось 48 дивизий. Авиация также сводила главные силы на юго-западное направление — 144 авиаполка из 216.

Считается, что проект плана составлялся не больше двух недель. Была ли это поспешная импровизация? Нет, план Жукова родился не на пустом месте. Для понимания его происхождения надо учитывать, что еще с 1938 г., а затем в августе-октябре 1940 г. генштаб разработал и утвердил основные документы советского стратегического планирования. В них фактически была заложена идея Жукова23.

Планом, принятым в марте 1938 г., предусматривалось, что после отражения военного вторжения противника, советские войска, а именно соединения и части Западного ОВО и Киевского ОВО, действуя по одному из вариантов плана (южному), должны нанести сокрушительный контрудар и выйти в район Ковель-Львов-Гродно-Дубно и далее развивать успех в направлении на Люблин24. В 1940 г. был избран именно южный вариант наступления, подтвержденный 11 марта 1941 г.25.

Таким образом, идея Жукова — устремиться на юго-запад — не была импровизацией. Менялась лишь очередность задач: наносить удар, чтобы «отрезать Германию от южных союзников», предлагалось не в качестве ответа на нападение рейха, а упреждающим образом.

Почему же Жуков решился на это смелое предложение? Безусловно, к такому решению его подтолкнула речь Сталина перед выпускниками военных академий, произнесенная 5 мая 1941 г.26: Сталин нацеливал командиров Красной Армии на подготовку не только оборонительных, но и наступательных операций. О прямой связи «Соображений по плану стратегического развертывания» с этой речью Сталина автору статьи рассказывал генерал армии Н. Лященко, ссылаясь на слова Тимошенко, сказанные ему в 60-е годы27.

О связи записки от 15 мая 1941 г. с произнесенной за 10 дней до того речью Сталина Жуков говорил военным историкам, когда встречался с ними в последние годы жизни. Как сказал маршал в 1965 г. историку В.А. Анфилову, идея предупредить нападение Гитлера появилась у Жукова и Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 г. перед выпускниками военных академий, в которой говорилось о возможности действовать наступательным образом. Конкретная задача была поставлена Василевскому. 15 мая он доложил Тимошенко и Жукову проект директивы28.

Действия обоих военачальников были логичными. Действительно, многое в плане Жукова могло бы понравиться Сталину. Во-первых, смелый поворот в военном планировании. Во-вторых, перспектива успешных действий с дальним прицелом. Этим, безусловно, отличался план. Недаром Жуков добавил фразу о повороте на север с целью овладения территорией Польши и Восточной Пруссии. Сталин не мог не помнить, что в предыдущих вариантах стратегических планов предлагалось ответить «ударом на удар» либо на северном, либо на южном участке. А здесь — и то и другое: и выход на чехословацкую границу, и овладение Восточной Пруссией! Казалось, не могло вызвать отрицательной реакции Сталина и быстрое усвоение генштабом данных им 5 мая 1941 г. новых указаний о «наступательной военной политике».

Постановка вопроса, «что было бы, если», считается недопустимой в исторических исследованиях: история не знает сослагательного наклонения. Но, все же, выйдя за рамки, определенные исследователю реальным ходом исторических событий, позволим себе спросить: что было бы, если бы Сталин одобрил план Жукова и Красная Армия в начале лета 1941 г. перешла в наступление?

При таком подходе сразу же проявляется первый и довольно необычный аспект проблемы: советское наступление оказалось бы для Германии полностью неожиданным. Гитлер в свое время выражал недовольство тем, что «Советский Союз невозможно спровоцировать на нападение»29. Верховное командование германских сухопутных войск (ОКХ) не только не учитывало возможность советского упреждающего удара, но даже и сожалело, что «русские не окажут нам услугу наступления»30.

В директиве от 22 января 1941 г. генштаб ОКХ предсказывал оборонительную тактику Красной Армии на границе31. 13 июня 1941 г. отдел иностранных армий востока генштаба ОКХ повторил, что «в общем и целом от русских надо ожидать оборонительного поведения»32.

Итак, германское верховное командование советского упреждающего наступления не ожидало. Жуков знал об этом. Но вот чего Жуков не знал: предполагая, что ударом на юго-запад он уязвит «сердцевину» будущего немецкого наступления и, соглашаясь в этой оценке со Сталиным, Жуков не знал, что он ошибается, причем коренным образом. В действительности группировка вермахта была иной: ее «сердцевина» находилась не на юге, а в центре.

По директиве ОКХ от 31 января 1941 г. основной удар по Красной Армии наносила группа армий «Центр» генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока, которая состояла из 47 германских дивизий (включая 10 танковых, 5 моторизованных и 1 кавалерийскую дивизию вермахта, а также дивизию СС «Мертвая голова»), в то время как группа армий «Юг» генерал-фельдмаршала Г. фон Рундштедта имела лишь 38 немецких дивизий (из них 5 танковых и 2 моторизованных дивизии вермахта, а также дивизия СС «Германия»). Такое распределение сил и средств в основном сохранялось до 22 июня 1941 г.33.

Таким образом, советский Юго-Западный фронт, устремившись на Краков, Люблин и далее на юго-запад, автоматически «подставил» бы свой северный фланг под удар германской группы армий «Центр». При этом советский Западный фронт не смог бы ничего противопоставить главному удару противника, наносимому в направлении на Минск и далее на Москву. Советское верховное командование и войска Северо-Западного фронта (Прибалтийского округа) не смогли бы успешно противостоять германской группе армий «Север» генерал-фельдмаршала В. фон Лееба, нацеленной на Прибалтику и Ленинград, в составе которой, без учета резерва ОКХ, было 26 немецких дивизий, из которых 3 танковых, 2 моторизованных и дивизия СС «Рейх»34. Кроме того, в подготовленной к наступлению на СССР группировке были финляндские, венгерские, румынские дивизии.

Конечно сегодня, вооруженные печальным опытом 1941 г. и знанием реальной истории всей войны, мы можем строить лишь предположения о перспективах реализации плана Жукова. Только одна деталь: для марша от Оппельна до Кенигсберга Красная Армия должна была пройти сотни километров. Материально-тех-нически такой марш обеспечен не был. В плане от 15 мая 1941 г. даже содержался намек: «запасы горючего, предназначенные для западных округов, эшелонированы в значительном количестве (из-за недостатка емкости на их территории) во внутренних округах»35.

Что это означало? Западному ОВО было отпущено, как сообщал его командующий, «потребное количество горючего», но хранилось оно в Майкопе — за несколько тысяч километров от театра военных действий. Механизированные корпуса РККА были обеспечены техникой лишь на 30 процентов, причем техника была устаревшей. В Киевском ОВО только 2 мехкорпуса имели новые танки Т-34 и KB, да и то в недостаточном количестве36.

Итог: в случае осуществления плана от 15 мая 1941 г. Красную Армию могла постигнуть еще большая неудача, чем после германского нападения на СССР, начавшегося 22 июня 1941 г. Нереальность замысла советского командования была бы умножена реальным превосходством качества вооружений и боевого опыта противника. Ворвавшись на «чужую территорию», чтобы победить «малой кровью», советские войска оставили бы открытой свою территорию, за что поплатились бы «большой кровью» солдат и мирных жителей.

Признаться, автору статьи не легко было писать эти строки. Ему ли, скромному фронтовику, отставному капитану, критиковать прославленных советских военачальников? Не много ли он берет на себя, предсказывая катастрофические последствия плана 15 мая в случае его принятия и выполнения?37 Но автору нежданно помог его коллега, историк-фронтовик В.А. Анфилов. Оказывается, когда В.А. Анфилов беседовал с Жуковым, маршал сказал о реакции Сталина на предложенный план следующее: «Хорошо, что Сталин не согласился с нами. Иначе мы получили бы нечто, подобное Харькову в 1942 году»38.

Свидетельство В.А. Анфилова подтверждает военный историк Н.А. Светлишин, который по поручению Института военной истории неоднократно беседовал с Жуковым в 1965–1966 гг. и записал слова маршала о том, что на следующий день после вручения записки от 15 мая Сталину последний приказал своему секретарю А.Н. Поскребышеву вызвать Жукова. Поскребышев сказал (далее следуют слова Жукова), что «Сталин был сильно разгневан моей докладной и поручил передать мне, чтобы я впредь такие записки «для прокурора» больше не писал; что председатель Совнаркома более осведомлен о перспективах наших взаимоотношений с Германией, чем начальник генштаба, что Советский Союз имеет еще достаточно времени, чтобы подготовиться к решающей схватке с фашизмом. А реализация моих предложений была бы только на руку врагам Советской власти»39.

Готовя мемуары, маршал так излагал суть споров между ним и Сталиным: «Я хорошо помню слова Сталина, когда мы ему докладывали о подозрительных действиях германских войск: «Гитлер и его генералитет не такие дураки, чтобы воевать одновременно на два фронта, на чем немцы сломали себе шею в первую мировую войну... У Гитлера не хватит сил, чтобы воевать на два фронта, а на авантюру Гитлер не пойдет»40.

Чтобы пробить глухую стену сталинского недоверия, Жуков буквально ломал себе голову: как заставить Сталина понять опасность положения? Вот почему можно видеть в этом плане очередную отчаянную попытку привлечь внимание Сталина к реальной угрозе германской агрессии, убедить его в необходимости готовиться к ее отражению. Рискуя навлечь на себя высочайший гнев, Жуков хотел лишь одного: добиться от Сталина одобрения активных действий перед лицом угрозы, уже стоявшей на пороге. Только так можно понять все несообразности и внутренние противоречия предложенного плана.

Среди российских военных историков до сего дня идет баталия по вопросу о судьбе предложений Тимошенко и Жукова. Она продолжается в частности и потому, что хотя подписи под документом и отсутствуют, формального отклонения «плана Жукова» не зафиксировано.

Критика источника, именуемого нами «планом Жукова», не может обойти вниманием и тот факт, что в написанном рукой Василевского тексте «Соображений по плану стратегического развертывания» есть несколько важных вставок и вычеркиваний. Трудно представить себе, что Василевский, человек аккуратный, отличавшийся высокой культурой штабной работы, мог представить Сталину «грязный» документ. Однако в архивах не обнаружено другого, набело переписанного текста. Как отмечает В.Д. Данилов, текст с правкой хранился в личном сейфе Василевского и был возвращен им в архив генштаба лишь в 1948 г., когда Василевский был начальником генштаба.

Исследователи, считающие что «план Жукова» был все же принят Сталиным, приводят в качестве аргумента в свою пользу данные о том, что после 15 мая 1941 г. была ускорена переброска войск, в том числе и в Киевский ОВО, были проведены и другие меры усиления приграничной группировки. Особенно «педалируют» эти факты сторонники концепции Суворова, без малейшего основания объявляющие о том, что Красная Армия готовилась к переходу западной границы СССР и началу «гигантского освободительного похода» в Европу 6 июля 1941 г.41.

Есть такой логический принцип: «после этого — но не вследствие этого». Он применим и к ситуации мая — июня 1941 г. Конечно, новые воинские соединения были поспешно переброшены на запад из тыловых округов. Но их боевые задачи не содержали никаких указаний о предстоящих «превентивных» наступательных боях. В изданных для войск РККА директивах строжайшим образом запрещалось пересечение государственной границы «без особого распоряжения»42. Даже на рассвете 22 июня 1941 г. особого распоряжения не последовало...

Единственный реальный след, который оставил план Жукова, можно видеть — и этим начальник генштаба мог быть доволен — в том, что положение на границе было выведено из разряда «табу». О предстоявшем возможном германском нападении стали говорить в военных кругах и писать в директивах командования.

Что же фактически было сделано после представления Тимошенко и Жуковым проекта от 15 мая 1941 г.? Для ответа на этот вопрос недостаточно лишь знать формальную сторону дела: был ли проект одобрен Сталиным или нет.

Прежде всего, нельзя вырывать соображения высшего командования Красной Армии из общего военно-политического контекста, в котором действовал Сталин, а с ним — Тимошенко и Жуков. С января по июнь 1941 г. стратегическое развертывание Красной Армии прошло три этапа.

Первый этап (январь — март) — неоднократные решения по реорганизации и модернизации армии, принятие под давлением Тимошенко и Жукова постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 8 марта 1941 г. о призыве на большие учебные сборы 900 тыс. военнослужащих из запаса. Были приняты меры по реорганизации войск ПВО, бронетанковых войск. Формировались мехкорпуса, промышленность получила заказы на новое вооружение, в частности на производство танков KB и Т-34. Однако все эти меры еще не коснулись войск первого эшелона прикрытия, второго стратегического эшелона и резерва Главного командования. Требование Сталина «не давать немцам повода» для обострения отношений свято соблюдалось.

Второй этап (апрель — начало июня) — открытое отмобилизование и выдвижение армий второго стратегического эшелона прикрытия в приграничные районы. В апреле с Дальнего Востока на Запад были переброшены три корпуса, а с 13 мая началось выдвижение четырех армий второго эшелона (19-й, 16-й, 22-й и 21-й) в Западный и Киевский ОВО. Началась подготовка выдвижения управления еще четырех армий, в составе которых было 28 дивизий.

Третий этап (начало июня — 22 июня) — под большим давлением военного руководства Сталин согласился на открытое отмобилизование и выдвижение армий второго эшелона Западного и Киевского ОВО, а также повышение боеготовности войск прикрытия государственной границы43.

Что же изменилось после появления 15 мая 1941 г. проекта «Соображений по плану стратегического развертывания»? Не так уж много. Директивы о выдвижении четырех армий начали поступать в войска еще раньше — с 13 мая, дальневосточные дивизии двигались на запад еще с апреля. Следовательно, не правы те, кто видит в выдвижении войск доказательство фактического принятия Сталиным плана Жукова. Более того: после 15 мая 1941 г. все пограничные военные округа -Ленинградский, Прибалтийский, Одесский, Киевский ОВО и Западный ОВО получили важные директивы наркома обороны о подготовке планов обороны и прикрытия границы44. Все они (с небольшими различиями) предлагали срочно разработать и от 25 до 30 мая представить в наркомат обороны и генштаб планы обороны госграницы и противовоздушной обороны с целью:

«1. Не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа.

2. Упорной обороной укреплений по линии госграницы прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск округа.

3. Противовоздушной обороной и действиями авиации обеспечить нормальную работу железных дорог и сосредоточение войск...

II. Оборону государственной границы организовать, руководствуясь следующими основными указаниями:

1. В основу обороны положить упорную оборону укрепленных районов и созданных по линии госграницы полевых укреплений с использованием всех сил и возможностей для дальнейшего развития их. Обороне придать характер активных действий. Всякие попытки противника к прорыву обороны немедленно ликвидировать контратаками корпусных и армейских резервов.

2. Особое внимание уделить противотанковой обороне. В случае прорыва фронта обороны крупными мотомехчастями противника борьбу с ними и ликвидацию прорыва осуществлять непосредственным распоряжением Командования округа, для чего массированно использовать большую часть противотанковых артиллерийских бригад, механизированных корпусов и авиацию»45.

Примечательна директива наркома обороны для Киевского ОВО — именно этому округу планом Жукова определялась решающая роль в нанесении упреждающего удара. В новой директиве все выглядит иначе — войскам Киевского ОВО ставилась сугубо оборонительная задача по организации в приграничной полосе округа четырех районов прикрытия:

«1. Район прикрытия № 1. Начальник района прикрытия — командующий 5 армией... Задача — оборонять госграницу на фронте исключая} Влодава, Устмилуг, Крыстынополь, не допустив вторжения противника на нашу территорию...

2. Район прикрытия № 2. Начальник района прикрытия — командующий 6 армией... Задача — оборонять госграницу на фронте иск{лючая} Крыстынополь, Махнов, Сенява, Радымно, не допустив прорыва противника на нашу территорию...

3. Район прикрытия № 3. Начальник района прикрытия — командующий 26 армией... Задача — оборонять госграницу на фронте иск{лючая} Радымно, Пере-мышль иск{лючая} Лютовиска, не допустив вторжения противника на нашу территорию. ..

4. Район прикрытия № 4. Начальник района прикрытия — командующий 12 армией... Задача — оборонять госграницу на фронте Лютовиска, Ужок, Ворохта, Вол-чинец, Липканы, не допустив вторжения противника на нашу территорию...46».

Но этим новые, сугубо оборонительные задачи не исчерпывались. Войскам Киевского ОВО приказывалось:

«Обрекогносцировать и подготовить тыловые оборонительные рубежи на всю глубину обороны до р. Днепр включительно. Разработать план приведения в боевую готовность Коростеньского, Новгород-Волынского, Летичевского и Киевского укрепленных районов, а также всех укрепрайонов, строительства 1939 года. На случай вынужденного отхода разработать план создания противотанковых заграждений на всю глубину и план минирования мостов, жел. дор. узлов и пунктов возможного сосредоточения противника (войск, штабов, госпиталей и т.д.)47».

Итак, в директиве нет и речи о подготовке или нанесении упреждающего удара. Разрешалось только «при благоприятных условиях быть готовым, по указанию Главного Командования, нанести стремительные удары для разгрома группировок противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата выгодных рубежей». Лишь авиации ставилась задача «разрушением железнодорожных мостов, узлов Катовице, Кельце, Ченстохов, Краков, а также действиям по группировкам противника нарушить и задержать сосредоточение и развертывание его войск», в то время, как войска 5-й, 6-й, 12-й, 26-й армий Киевского ОВО организовывали бы оборонительные рубежи от западной границы и вплоть до Днепра48.

То обстоятельство, что план Жукова не был принят, внесло еще большую неразбериху и непоследовательность в действия советского высшего командования.

Обстановка складывалась серьезнейшая: в конце весны — начале лета 1941 г. Германия завершала последние приготовления по плану «Барбаросса», о чем сообщала советская разведка49. В то же время нарком обороны СССР и начальник генштаба РККА, с одной стороны, выдвигали к западной границе СССР крупные воинские соединения из восточных районов страны и перегруппировывали силы приграничных округов, но при этом не готовились упредить противника и тем самым ставили свои войска под его первый удар, а с другой стороны, предписывали принять меры по оборудованию оборонительных рубежей в тылу — что и вовсе не успели сделать.

С одной стороны, штаб Киевского ОБО выдвинул свой командный пункт в Тарнополь, ближе к западной границе, с другой — из Москвы в штаб округа поступали «тормозящие» приказы. Так, 11 июня 1941 г. начальник генштаба передал командующему войсками Киевского ОБО генерал-полковнику И.П. Кирпоносу приказ наркома обороны:

«1). Полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими50 частями не занимать. Охрану сооружений организовать службой часовых и патрулированием.

{2). Отданные Вами распоряжения о занятии предполья уровскими частями немедленно отменить. Исполнение проверить и донести к 16 июня 1941 г.

Жуков»51.

24 мая 1941 г. у Сталина состоялось важное совещание высшего командования РККА. Обсуждался ли на нем план Жукова? К сожалению, архивных документов о результатах этого совещания пока не обнаружено, а в мемуарах принимавших в нем участие военачальников сведений нет. Однако логика последовавших событий свидетельствует: не обсуждался. Ведь если бы готовилось советское нападение, то об этом должны были, по меньшей мере, знать командующие и штабы приграничных округов! В действительности командование, штабы и войска РККА не получили никаких заданий для подготовки локального превентивного удара, и уж подавно — для общего нападения на вооруженные силы Германии.

Упреждающий удар не состоялся. Таково было реальное положение дел. Все предположения о «превентивной войне» Сталина против Гитлера можно отнести в разряд — в лучшем случае — беллетристических упражнений.