Не все, однако, вернулись на аэродром. А техники и механики, сбившись кучкой в сторонке, все ждали «курносых» «ястребков», на которых улетели добродушные и веселые парни — «руссо». Не дождавшись их, они поспешили к тем машинам, что приземлились. Обступив летчиков, они расспрашивали о своих «руссо», которые не прилетели назад. В отрывистом незнакомом разговоре чаще других звучали слова: «камарадос», «товарич», «чато»...

Лица этих загорелых испанских парней с лихо сдвинутыми на бок пилотками становились суровыми. Не все было понятно из их разговора, но по глазам было видно, что они тяжело переживают потерю близких и верных друзей.

Только он, Сергей Денисов, сейчас, казалось, никого и ничего не замечал. Выключив мотор, он выпрыгнул из кабины и побежал к самолету Никиты Баланова, своего ведомого. И когда взялся за борт, вспрыгнул на крыло, понял сразу: случилась беда.

Об этом он подумал еще раньше, там, в воздухе, когда кипел бой и когда, отбиваясь от наседавших на него самого «мессершмиттов», увидел на мгновение, как по машине Баланова полоснула золотистая пулеметная трасса. Потом, правда, в горячке боя, он позабыл об этом: атака следовала за атакой, а струи огненного дождя впивались в крылья, скрещивались у самого [349] виска. К тому же его ведомый, летчик Баланов, был по-прежнему на своем месте. Он отсекал атаки фашистов, пытавшихся сразить командирскую машину.

Теперь же Баланов сидел в кабине с окровавленным лицом, и, когда встретился взглядом со своим командиром, по его побелевшим губам скользнула виноватая улыбка. Он с досадой сказал:

— Вот так, командир...

У Сергея еще сильнее сжалось сердце. Взволнованным, дрогнувшим голосом он крикнул:

— Но почему, почему не вышел из боя?!

Пересиливая боль, Баланов ответил негромко:

— А ты сам, Сережа, разве поступил бы иначе?..

У самолета остановилась санитарная машина, в которую бережно положили потерявшего сознание летчика.

Нет, не покинул Никита Баланов боевой строй. А ведь в самом начале воздушной схватки разрывными пулями ему пробило шею и оторвало два пальца правой руки. Той руки, которая держала штурвал. Но он сражался! 20 минут длился тот бой.

Об этом тяжком бое, о своем верном боевом друге думал сейчас Сергей Денисов. Вместе с Никитой Балановым они добровольцами приехали сюда, в Испанию, как и многие сотни бойцов-добровольцев из разных стран, чтобы с оружием в руках помочь испанскому народу в его борьбе против фашизма. За этой самоотверженной героической борьбой все человечество следило с восхищением, затаив дыхание.

.Мадрид и Гвадалахара... Брунете и Бельчите... Да и сколько других таких слов уже стали для него, летчика Денисова, не просто понятными, а знакомыми и близкими! Такими, как простые люди этой далекой земли, над которой такая необыкновенная, точно дивный хрусталь, небесная синь.

Как-то не хотелось верить, что вот в эту светлую лазурь, на эту землю благословенной красоты вторглась разрушительная война. Но она повсюду напоминала о себе: руинами городов, всполохами пожарищ, горем людским. И еще: могучим пламенем духа народного. Потому что вся трудовая Испания и ее друзья из других стран взялись за оружие, чтобы защитить республику, отстоять ее свободу. В этом строю борцов и он, коммунист Сергей Денисов. За плечами более 200 боевых вылетов, 13 лично сбитых фашистских самолетов.

Сегодняшний — тоже нелегкий. Двое не вернулись на свой аэродром, выпрыгнули из подожженных машин.

А с Никитой Балановым, надо же, такое стряслось... Эти испанцы-механики, кажется, повидали всякое. Но и они оцепенели, потрясенные случившимся. Раненый летчик продолжал бой. Еще достало у него сил самолет привести на аэродром. Да, таков он, наш советский человек. И сказал-то как удивленно, словно не было ничего особенного: «А ты сам, Сережа, разве поступил бы иначе?..»

Задумался Сергей и не заметил, как подошел к нему механик Бенито. Это был худощавый рослый юноша с голубыми глазами. Родился он в Андалузии в многодетной семье горняка. Учиться было не на что, и Бенито сызмальства работал на шахте. Когда Сергей впервые знакомился с ним у самолета на аэродроме, о себе Бенито сказал скупо:

— Обреро...

Летчик понимающе кивнул, ответил:

— Я тоже обреро, рабочий.

Потом они часто беседовали. А вот сейчас механик хмур и задумчив. Хотелось ему, как видно, сказать своему русскому другу что-то утешительное, да понимал, что слова здесь бессильны. И он молча присел на скамейку.

Вечерело. Набежавший с моря ветерок уносил нестерпимый зной. И эта вдруг наступившая безмятежная тишина перенесла Сергея в далекие родные края, в село Развилки, что затерялось в перелесках и степях Воронежской области.

Суровым и нелегким было Сергеево детство. Как сон, пролетело, промчалось сквозь свист пуль, стук пулеметов гражданской войны. То белые, то красные занимали село. Тогда же, в девятнадцатом, Сергей впервые в жизни увидел самолет. Пас на выгоне скот и вдруг услышал нарастающий гул. Он приближался из-за леса. А потом, внезапно, вынырнула и сама диковинная железная птица. От неожиданности мальчонка страшно испугался.

Сергей хорошо помнит, как на рассвете вихрем влетели на улицу лихие тачанки. То был отряд легендарных буденновцев, которые вышибли врагов из села, водрузили здесь алый стяг и, преследуя врага, волной унеслись вперед.

Вскоре отец привез из города новенький букварь, еще пахнувший типографской краской, и торжественно вручил его сыну. И Сергей, счастливый, пошел в школу. Но недолгое учение пришлось заканчивать уже без отца, умершего в двадцатом году. Сергей, младший в семье из десяти человек, пошел работать. В районном центре, Россоши, его приняли учеником в тракторные мастерские. [351] А над райцентром все чаще пролетали самолеты. Их звеневшие на высокой ноте моторы, казалось, пели протяжную песнь высоты. И Сергей, как завороженный, долго смотрел им вслед. Сокровенная мечта о крыльях привела в военкомат. Там, узнав о просьбе, сказали:

— Так и быть, Денисов. Будете служить в авиации!..

Нет, его не послали учиться на летчика: не было разнарядки в школу пилотов. Но просьбу уважили и направили в один из авиационных парков.

Однажды позвал его в свой кабинет политрук батальона Дорошенко. Посмотрел пытливо в глаза, загадочно улыбнулся:

— Ну, как жизнь молодая, моторист?

— Нормально! — по-авиационному, как заправский пилот, отчеканил солдат. — Самому бы научиться летать!

— Желание, значит, твердое? — улыбнулся политрук.

— Да!

— Что ж, в добрый путь, Денисов. О вашей мечте давно знаю. Потому и позвал...

Направили в тренировочный летный отряд. Здесь первыми курсантами и новыми друзьями Денисова стали такие же, как и он, влюбленные в небо парни, уже знакомые с авиацией. Степан Супрун (впоследствии знаменитый летчик-испытатель), оказалось, тоже служил мотористом. Они крепко подружились. Вместе штудировали теорию, а затем учились летать у одного инструктора — Алексея Макарова.

Сперва поднимались в воздух на У-1, или «аврушке», как называли этот неказистый самолетишко. Лучше всех в отряде умел посадить «аврушку» летчик-инструктор Алексей Макаров. Это был коренастый и подвижный, всегда подтянутый, аккуратный до щепетильности человек. Любил чистоту. А пилотировал так чисто, что никто не мог с ним сравниться. Впрочем, и самолет он знал безупречно, лучше техника. Уже с первых полетов Макаров заметил способности Сергея Денисова. В воздухе тот был спокоен внимателен; ориентировался хорошо, пилотаж усваивал быстро и прочно. Потому-то первому в своей группе инструктор разрешил ему самостоятельный полет. По его же, Алексея Макарова, ходатайству, когда весной 1931 года программа летного обучения была закончена, молодые пилоты Сергей Денисов и Степан Супрун получили путевки в истребительную авиацию.

И вот боевой полк, 9-я эскадрилья. Все летчики в ней опытные, сильные, как на подбор. На груди у командира эскадрильи Счеснулевича сиял орден Красного Знамени. Немногим посчастливилось [352] иметь такую награду в ту пору! В новом коллективе прибывшие пилоты сразу включились в боевую учебу. Начали осваивать лучший по тому времени истребитель. Пилотировали в зоне. Стреляли по воздушным и наземным целям. Летали ночью. Были радости, случались и неудачи.

Однажды, уже в другом подразделении, в полете строем Денисов шел левым ведомым, крыло в крыло с командирской машиной. Стоял погожий зимний день, горизонт таял в синей дымке. Полет протекал нормально, и ничто не предвещало беды. Внезапно машину резко подбросило. В тот же миг раздался оглушительный скрежет, и самолет, кувыркаясь, ринулся вниз. Инстинктивно повернув голову назад, Сергей онемел: почти по самую кабину обрублен хвост его машины. Понял сразу: правый ведомый врезался на догоне. «Прыгать немедленно!» — мелькнула мысль. Но выбраться из кувыркающегося самолета в меховом комбинезоне и унтах не так просто. А земля надвигалась неотвратимо. Малейшая заминка, растерянность — и все кончено. Денисов не спасовал, он нашел в себе волю и силы выбраться из кабины. А затем, когда мимо пронесся падающий самолет, рванул вытяжную скобу парашюта.

То был первый прыжок в жизни Сергея Денисова. Приземлился удачно, на заснеженный берег реки в нескольких десятках километров от своего аэродрома. Оттуда за летчиком приехала санитарная машина. Денисов стал докладывать о случившемся командиру.

— Видел все, знаю, — прервал тот. — В полете и в аварийной ситуации действовали правильно. Объявляю благодарность! — Подумав немного, добавил: — А за то, что в воздухе не смотрели назад, пятнадцать суток ареста...

В тот же день на гауптвахту к другу пришел Степан Супрун. Попробовал ободрить:

— Не горюн, Серега. Просто для острастки наказал тебя командир. Педагогический прием, понимаешь? И летчики так говорят.

— Брось чепуху городить. Сам я тоже виноват; ведомый этот, сам знаешь, какой летчик. Плохо он держался в строю, за ним в оба надо было смотреть...

Сергей Денисов и Степан Супрун служили в одной эскадрилье. Дружили, как и прежде, водой не разольешь, зато в учебных воздушных боях это были ярые противники; там, в небе, между ними всегда шел страстный спор и негласное состязание. Оба с незаурядными способностями, прирожденные летчики, они пилотировали отменно и, выполняя любое задание, стремились [353] ни в чем не уступать друг другу. Но это было доброе соперничество, в нем крепчало и оттачивалось боевое мастерство. За пять лет службы в строевой части Сергей Денисов вырос от рядового пилота до командира летного отряда. Бывший слесарь-механик стал искусным, зрелым воздушным бойцом. И когда его рапорт с просьбой послать добровольцем в Интернациональную бригаду Испании, где шел кровопролитный бой за свободу, поступил к старшему начальнику, тот написал: «Не возражаю...» Высокое доверие летчик-коммунист оправдал с честью. Смело и бесстрашно сражался он с фашистами в небе Испании. За проявленные мужество и героизм Сергей Прокофьевич Денисов был удостоен высшей награды — звания Героя Советского Союза. По возвращении на Родину ему доверили командование авиационной истребительной бригадой. У опытного, закаленного в ожесточенных воздушных схватках авиатора было чему поучиться летной молодежи. Вместе с другими нашими командирами он обучал и воспитывал кадры бойцов, настойчиво ковал воздушную мощь Страны Советов.

Началась Великая Отечественная война. С. П. Денисов — на посту начальника Качинского авиаучилища летчиков. Суровая, тревожная то была пора. Буквально на ходу требовалось осваивать новые, более совершенные типы самолетов. Но прежде чем обучать курсантов, надо было переучить инструкторский состав. А тут нехватка топлива, перебои с доставкой техники, запчастей. Да и многие другие, большие и малые, безотлагательные заботы легли на плечи начальника училища. Но коммунист Денисов по собственному опыту знал, как ценен каждый воин в боевом строю. Он делает все от него зависящее, чтобы в сжатые сроки готовить для фронта умелые летные кадры. Окончив училище, качинцы отправлялись на аэродромы действующей армии. Молодые, необстрелянные, они дрались, как львы, дерзко и отважно, под стать героям. И в этом, конечно, была немалая заслуга их наставников, старших товарищей, тех, кто учил летать.

Вышло так, что Сергей Прокофьевич Денисов встретился со своими питомцами уже на фронте, в 1943 году, когда был назначен командиром истребительной авиационной дивизии. В полках соединения немало было выпускников-качинцев; многие из них прославились в боях. Как-то в перерыве между боевыми вылетами на полевом аэродроме к комдиву Денисову подошел рослый блондин, весь в орденах. Сразу же узнали друг друга. Разговорились. Летчик Бондаренко в разговоре полушутя [354] сказал:

— А помните, товарищ генерал, как мне «четверку» с натяжкой вкатили?

— За учебный воздушный бой?

— Да.

— Зато теперь ставлю «пять». И без всякой натяжки!..

Комдив часто потом встречался с этим летчиком, радовался его боевым успехам. За подвиги, совершенные в боях, Бондаренко был представлен к присвоению звания Героя. Только не суждено ему было узнать о высокой награде. Утром, на рассвете, где-то под Черниговом он вел тяжкий и неравный бой с группой фашистских истребителей. Из того боя отважный летчик не вернулся. А через день пришел Указ о награждении его «Золотой Звездой»...

Из-под Сталинграда, когда советские войска наголову разгромили 300-тысячную армию фельдмаршала Паулюса, 283-я истребительная авиационная дивизия под командованием генерала Денисова перебазировалась под Курск. Началась подготовка к новой грандиозной битве. Полки доукомплектовывались летным составом, пополнялись боевой техникой. Готовясь к предстоящим воздушным схваткам с врагом, летчики интенсивно тренировались в боевом применении самолетов, отрабатывали более эффективные тактические приемы уничтожения воздушных и наземных целей.

Но не прекращалась и боевая работа. С рассвета и до темна с фронтовых аэродромов дивизии стартовали в небо войны группы истребителей. Они сопровождали эскадрильи бронированных «илов» из 2-й гвардейской штурмовой авиадивизии полковника Комарова. Барражируя над полем боя, прикрывали свои сухопутные войска. Вели воздушную разведку объектов противника. Отражали налеты вражеской авиации.

Трудно было в те напряженные дни застать генерала Денисова в штабе. Он вылетал на полковые аэродромы. На месте, в частях и подразделениях, контролировал организацию боевой работы. Помогал командирам быстрее вводить в строй пополнение летного состава. А когда требовалось лично убедиться в боевой выучке авиаторов или же проверить, насколько результативен тот или иной способ тактики действий, добивался разрешения и в составе групп истребителей поднимался во фронтовое небо.

Однажды, находясь на аэродроме полка, базировавшегося на окраине Курска, Денисов и комиссар дивизии Шарохин знакомились с условиями размещения авиаторов. Летчики квартировали у местных жителей рабочего поселка. Комдив и комиссар [355] зашли в небольшой дощатый домик. Дверь отворила пожилай женщина. Ответив на приветствие, заволновалась, чувствовалось, очень ей хотелось принять гостей по русскому обычаю, да только откуда было в ту тяжелую военную пору найтись угощению, и она предложила чаю. Комдив и комиссар поблагодарили женщину и уже собрались было уходить.

Денисов задержал взгляд на семейных фотографиях, что висели на стене. Внимание комдива привлек снимок лейтенанта в летной форме. Присмотревшись, генерал изумленно воскликнул:

— Никак, Алферов?!

— Да, это мой сын, — коснувшись краешком платка глаз, тихо ответила женщина.

— Хороший у вас сын! — взволнованно проговорил Денисов.

Такой, совсем неожиданной, была эта встреча с боевым другом. А первая — намного раньше, еще в Испании, где они вместе вылетали в бой с фашистами. Алферов тоже был летчиком-истребителем. Воевал отважно.

Настанет день, это будет вскоре после праздника Победы, и Сергей Прокофьевич так же нежданно-негаданно встретится с Никитой Балановым. Радостной и взволнованной будет их короткая встреча. Полковник, Герой Советского Союза, бывший ведомый шагнет навстречу генералу Денисову. И, как когда-то перед боевым вылетом в огненное небо Испании, начнет свой рапорт словами: «Товарищ командир! Вверенная мне дивизия готова выполнить любое задание!» Но это будет позже.

А в тот день, когда Денисов и Шарохин, распрощавшись с хозяйкой, вышли на улицу, комдив долго шагал молча. Он все еще был во власти нахлынувших воспоминаний и не сразу ответил на вопрос, с которым обращался к нему комиссар. Наконец, прервав размышления, проговорил:

— Какие вести, спрашиваешь, привез с совещания? Хорошие вести! Вот-вот начнется сражение. Будем спрямлять Курскую дугу. Дивизии нашей поставлена задача прикрывать с воздуха армию Батова...

— Что ж, люди рвутся в бой. У всех одна мысль — только вперед, на разгром врага, — задумчиво заметил комиссар. И, будто вспомнив о чем-то, круто переменил разговор: — Сергей Прокофьевич, а ведь с Павлом Ивановичем Батовым у тебя, кажется, давнее знакомство?

— Да, это верно, началось оно тоже в Испании. Павел Иванович тогда не раз бывал на нашем аэродроме. Вместе уточняли вопросы взаимодействия. Но в предстоящем сражении потребуется [356] в еще больших масштабах, а значит, еще более высокая согласованность в действиях наземных войск и авиации. — По тону, каким были сказаны эти слова, нетрудно было понять, что комдива уже занимали новые заботы в связи с предстоящим Курским сражением.

Среди отличившихся в этой битве соединений Советской Армии была и авиадивизия, руководимая генералом Денисовым. За образцовое выполнение боевых заданий она была награждена орденом Красного Знамени. Почти 40 летчиков этого соединения были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

— С чудесными людьми шел я в боевом строю...

Так говорил генерал-лейтенант авиации запаса Сергей Прокофьевич Денисов. Беседовали мы с ним в его московской квартире. Вспоминая о ратных делах, этот скромный человек скупо, немногословно рассказывал о себе и с гордостью, уважением называл имена боевых друзей, всех тех, с кем рядом ему довелось шагать. А я, слушая его, невольно думал о нем самом, его славном боевом пути. О суровой и нелегкой ратной дороге, что огненным маршрутом пролегла сквозь всю его жизнь.