БАЛТИЙСКИЙ флот сыграл выдающуюся роль в победе Великой Октябрьской социалистической революции. Благодаря огромной работе, проведенной большевиками, матросы Балтийского флота явились надежной ударной силой революции.

В. И. Ленин писал 29 сентября 1917 года членам ЦК, Петроградского и Московского комитетов партии и Советов: «Победа восстания обеспечена теперь большевикам: 1) мы можем... ударить внезапно и из трех пунктов, из Питера, из Москвы, из Балтийского флота...

Если бы мы ударили сразу, внезапно, из трех пунктов, в Питере, в Москве, в Балтийском флоте, то девяносто девять сотых за то, что мы победим с меньшими жертвами, чем 3–5 июля, ибо не пойдут войска против правительства мира»1. В другом письме, адресованном председателю Областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии И. Т. Смилге, Ленин указывал: «Кажется, единственное, что мы можем вполне иметь в своих руках и что играет серьезную военную роль, это финляндские войска и Балтийский флот... Все внимание отдать военной подготовке финских войск + флота для предстоящего свержения Керенского»2.

Эта безусловная уверенность В. И. Ленина в высоких революционных качествах балтийских моряков была основана на тщательном изучении состояния флота в предреволюционный период. В ударную силу пролетарской революции Балтийский флот превратился в результате длительной подготовительной работы большевиков на протяжении всей первой мировой войны. Этот процесс с различной степенью подробности освещается во многих работах историков и воспоминаниях участников революционного движения3. Но не все еще вопросы этой важной темы нашли в них должное отражение, а в описании и оценке отдельных событий во многих работах встречаются неточности и ошибки.

В настоящей статье мы коснемся тех вопросов революционной работы на Балтийском флоте на протяжении первой мировой войны, в которые требуется внести ясность. [11]

Прежде всего о настроениях матросских масс, вызванных началом войны, и изменении их под влиянием военных событий и большевистской пропаганды.

Подъем революционного движения на флоте, наметившийся в 1914 году, о чем 9 июля министр внутренних дел Маклаков сообщал морскому министру Григоровичу4, с началом первой мировой войны затормозился. Такое явление наблюдалось не только на Балтийском флоте, но, как отмечал В. И. Ленин в работе «Социализм и война», было характерно для всей страны5. Это объясняется тем, что с введением военного положения самодержавие приняло жесткие меры по пресечению деятельности революционных организаций, которые были ослаблены и призывом их участников в армию и на флот. Значительная часть населения поддалась буржуазно-шовинистической пропаганде, развернутой всем аппаратом светской и духовной власти, буржуазными и соглашательскими партиями. В тех условиях только верная делу рабочего класса ленинская партия большевиков выступила с разъяснением империалистического характера и целей войны, призывая трудящихся к революционному выходу из нее.

Но империалистическая война не могла надолго затормозить революционное движение. Она привела к резкому обострению классовых противоречий и ускорила созревание революционной ситуации.

На Балтийском флоте война вначале также вызвала национал-шовинистические настроения среди личного состава. Приказ командующего флотом адмирала Эссена о начале военных действий на кораблях и в частях матросы встречали криками «ура». Поэтому для настроений матросских масс в первые месяцы войны характерно стремление идти в бой, недовольство неудачами на фронте и пассивностью флота, особенно больших кораблей (линкоров и крейсеров), которые почти не выходили за пределы центральной минно-артиллерийской позиции. Уже в сентябре 1914 года молодой офицер мичман С. Бутковский писал из Кронштадта своему брату лейтенанту в Севастополь: «Скажу по правде, у нас во флоте стоит сильное недовольство, глухой ропот на наше бездействие... Настроение больше чем унылое»6. В неудачах и бездеятельности флота матросы обвиняли свое командование, особенно лиц, имевших немецкие фамилии, а таких на Балтийском флоте было очень много. Их подозревали если не в прямой измене, то, во всяком случае, в сочувствии Германии. На отношение матросов к командному составу сильно влияло поведение самих офицеров. Многие офицеры обращались с матросами заносчиво и грубо. Сохранялось, хотя официально и было запрещено, рукоприкладство.

На формирование настроений матросских масс большое влияние оказали пришедшие на флот по мобилизации и особенно призванные из запаса участники революционных событий 1905–1907 и 1910–1912 годов, опытные, закаленные в революционной борьбе большевики. Этому способствовало и появление среди матросов нелегальной революционной литературы и листовок. В апреле 1915 года три листовки революционного содержания были обнаружены в 1-м Балтийском флотском экипаже7. Одна из них — «Товарищи рабочие и солдаты!», напечатанная в типографии Петербургского комитета РСДРП (б), призывала к прекращению империалистической войны и свержению царизма.

Командование и жандармерия принимали меры по борьбе с революционными настроениями матросов. Усиливался полицейский надзор. [12]

По распоряжению командующего флотом политически неблагонадежные матросы списывались с боевых кораблей в экипажи и формируемые сухопутные части для отправки на фронт. Уже весной 1915 года комендант Кронштадтской крепости генерал-лейтенант Маниковский докладывал главнокомандующему 6-й армией, что в Кронштадте все карцеры, следственная тюрьма, блокшив «Волхов», превращенный в плавучую тюрьму, переполнены неблагонадежными матросами8. Но репрессии не могли остановить роста революционного движения.

Летом 1915 года обстановка на Балтийском флоте под влиянием поражений на фронте и ухудшения положения в стране еще больше обострилась. Недовольство войной, военной службой, неприязнь к офицерскому составу постепенно перерастали в недовольство существующими порядками и государственным строем. Настроения матросских масс приобретали подлинно революционный характер. В агентурной сводке кронштадтского жандармского управления за 19 августа 1915 года сообщалось, что «недовольство это зачастую переходит в глухое брожение, которое, если не принять предупредительных мер, легко может перейти в открытые беспорядки»9.

Революционные настроения во флоте создавали благоприятные условия для развертывания партийной работы и роста большевистских партийных организаций. Под руководством пришедших на флот из запаса опытных большевиков оживляется работа уже существовавших на флоте небольших партийных групп, создаются новые, хорошо законспирированные партийные ячейки. К осени 1915 года партийные группы и ячейки были созданы на многих кораблях и в береговых частях. Наиболее сильные большевистские партийные организации в это время были на линейных кораблях «Император Павел I», «Петропавловск», «Цесаревич» и крейсерах «Адмирал Макаров», «Аврора» и «Диана». Однако партийные организации кораблей и частей существовали еще разрозненно, не имели связи между собой, с большевистскими организациями рабочих и руководящими органами партии.

Поскольку вопрос о партийных связях очень важный, а в существующей литературе он освещен недостаточно ясно, его следует рассмотреть несколько подробнее. Весной 1915 года Военная организация Петербургского комитета РСДРП (б) установила связи с моряками Кронштадта и Гельсингфорса, с артиллеристами Ораниенбаума, фортов и береговых батарей. Но вскоре сама Военная организация ПК РСДРП (б) была разгромлена, а ее члены арестованы. Поэтому связи моряков с ПК РСДРП (б), не успев окрепнуть, был» нарушены.

Участник революционного подполья Ф. С. Кузнецов-Ломакин вспоминает, что «хотя мы сочувствовали большевикам, но ради партийных связей готовы были обратиться хотя бы к эсерам, чтобы ухватиться за какую-нибудь нить с остальным миром»10. В это время поддерживал связи с отдельными партийными работниками Петрограда матрос 1-го Балтийского флотского экипажа С. Г. Лысенков. В марте — апреле 1915 года в сводках Кронштадтского жандармского управления отмечалось, что Лысенков выделяется среди подпольщиков на Балтийском флоте. Начальник Кронштадтского жандармского управления полковник Тржецяк доносил о связях Лысенкова с членами петроградского партийного центра11. С. Г. Лысенков был членом партии эсеров, но получал из Петрограда и распространял как эсеровские, так и большевистские [13] листовки. Он был связан с большевиком И. Г. Дудиным, служившим электриком в петроградской военно-исправительной тюрьме морского ведомства12. Кронштадтская охранка внимательно следила за Лысенковым. 1 мая Тржецяк поставил вопрос об удалении его из 1-го Балтийского флотского экипажа «в целях пресечения революционной пропаганды»13. По требованию жандармов командование решило отправить Лысенкова в город Або, где формировалась сухопутная часть из неблагонадежных моряков. Однако 4 мая 1915 года он бежал, уехал в Москву и целиком отдался революционной деятельности. Перед побегом Лысенков передал партийные связи матросу того же экипажа С. Г. Пелихову, тоже эсеру, который, как и его предшественник, имел связи с большевиками. Желая убрать его, командование направило Пелихова в 1-й отдельный морской батальон на фронт, но он тоже бежал и прибыл в Петроград. Живя здесь на нелегальном положении, Пелихов до ареста 15 октября 1915 года вел революционную работу в Кронштадте14.

Связь через Лысенкова и Пелихова была, конечно, ненадежной и не могла удовлетворить растущие потребности большевистских организаций флота, а с арестом Пелихова вообще прервалась. Партийные организации кораблей и частей, находившихся в Гельсингфорсе, и до этого не имели связи не только с руководящими органами партии, но и между собой15. Один из старых балтийских большевиков-подпольщиков Н. А. Ховрин, служивший на «Императоре Павле I», в своих воспоминаниях пишет: «К осени 1915 года наша подпольная организация была уже довольно многочисленной. Нас беспокоило отсутствие связи с другими кораблями и базами»16. Поэтому все острее вставал вопрос об объединении разрозненных ячеек в единый партийный коллектив и организации надежной связи с руководством большевистской партии в целях сплочения революционных сил флота и предотвращения стихийных выступлений матросов отдельных кораблей. Такие выступления на почве недовольства пищей и другими условиями службы уже имели место на линейном корабле «Император Павел I» и крейсере «Россия»17.

Серьезным толчком к объединению партийных организаций кораблей и частей послужило выступление матросов на линейном корабле «Гангут» 19 октября 1915 года. Это выступление в литературе иногда расценивается как восстание. Авторы ряда работ утверждают, что оно было подготовлено и проходило под руководством большевистской организации корабля, а в подавлении его участвовали офицеры и матросы ç других кораблей. Более того, нередко говорится, будто в целях подавления восстания «Гангут» был 20 октября окружен миноносцами и подводными лодками, которые имели приказ о потоплении корабля в случае необходимости. Эта версия впервые появилась в воспоминаниях П. Е. Дыбенко18, который служил в то время на линейном корабле «Император Павел I»19. Другие авторы с небольшими отступлениями повторяют эту версию20. [14]

Что же на самом деле произошло 19 октября 1915 года на линейном корабле «Гангут»?

Как и на многих других кораблях Балтийского флота, на «Гангуте» давно наблюдалось недовольство ходом войны, порядками в бригадах линейных кораблей, своими офицерами. На этой почве анархистско-эсеровские элементы, довольно многочисленные в то время на больших кораблях, толкали матросов на неподготовленные, бунтарские выступления. Большевики были против таких действий и разъясняли всю их бессмысленность и пагубность. Они стояли за серьезную подготовку и организованные действия всех революционных сил флота совместно с пролетариатом Петрограда. Этой точки зрения придерживалась и большевистская организация «Гангута» накануне событий 19 октября.

14 и 17 октября на «Гангуте» были обнаружены какие-то листовки, призывавшие поддержать выступление матросов 2-й бригады линейных кораблей. По-видимому, они исходили от тех же анархистско-эсеровских элементов. О появлении на корабле этих листовок показали на следствии матрос Безруков, фельдфебель Понурин, боцман Комиссаров и унтер-офицер Хандриков21. Однако сами листовки следствию не были предъявлены и куда исчезли — неизвестно. Сведений о том, что матросы «Гангута» на них как-то реагировали, нет. Во всяком случае, волнения 19 октября на «Гангуте» с ними не были связаны и произошли совершенно стихийно.

19 октября на «Гангуте» производилась погрузка угля, приемка нефти и воды. Все работы закончились без каких-либо эксцессов. Обычно в дни погрузки угля команде давали усиленное питание, а в этот раз на ужин подали лишь надоевшую матросам гречневую кашу, что и послужило поводом к началу волнений. События развертывались в такой последовательности22. После сигнала «Команде ужинать» у камбуза собралось около 40 человек бачковых и других матросов. Узнав, что на ужин каша, они возмутились. Раздались крики: «Не брать кашу!» К дежурному по камбузу унтер-офицеру Солодянкину подошел матрос В. Лютов и заявил: «Иди докладывай, что команда не ест каши». Бачковые разошлись, почти никто кашу не взял. Старший офицер старший лейтенант барон Фитингоф доложил об этом командиру корабля капитану 1 ранга флигель-адъютанту Кедрову. Тот приказал ничего на ужин команде больше не выдавать, а кашу выбросить за борт. Очевидно, Кедров не придал серьезного значения случившемуся, так как в 19.00 сам съехал на берег и разрешил увольнение офицерам. В 20.00 команда была собрана на молитву, по окончании которой Фитингоф распорядился: «Разойтись, койки брать» — и вышел. Тут же послышались крики: «Давай ужин!» Фитингоф возвратился, пригрозил и снова удалился. Команда приказание «брать койки» не выполнила. Матросы собирались большими группами на верхней палубе и в нижних помещениях, шумели, кричали: «Давайте ужин!», «Долой немцев!», «Да здравствует Россия!». Этими действиями никто не руководил. Пожалуй, самым опасным был момент, когда большая группа матросов направилась к кают-компании, около которой находились пирамиды с винтовками. Офицеры пытались успокоить команду уговорами и угрозами, но до открытых столкновений дело не дошло. Вахтенный начальник лейтенант Королев в разгар волнений вызвал наверх караул, который по его приказанию зарядил винтовки четырьмя патронами и занял место у левого трапа. Около 23.00 на корабль возвратился командир и приказал сыграть большой сбор. Команда была выстроена во фронт. Кедров обратился к ней с речью, [15] призывая прекратить «беспорядки». В этот момент на корабль прибыл начальник эскадры Кербер. Вот что записал в свой дневник об этом визите начальник разведки штаба командующего флотом И. И. Ренгартен: «Приезжает (после беспорядков) на «Гангут» Кербер: вбежав на трап, дает в морду фалрепному, орет что-то непонятное и гневное команде, стоящей во фронте, и уезжает»23. Командир корабля Кедров вынужден был приказать выдать команде чай и консервы. После этого матросы разошлись по своим кубрикам, и волнения прекратились. Вахтенный начальник, сдавая вахту, сделал в журнале запись: «Сего числа после раздачи коек команда начала выражать свое неудовольствие данной ей на ужин кашей. Из толпы раздавались недисциплинированные возгласы. Усилиями офицеров означенный беспорядок вскоре был прекращен»24.

20 октября «Гангут» продолжал стоять на внутреннем Свеаборгском рейде. На нем проводились обычные работы и занятия в соответствии с корабельным распорядком. Эскадренных миноносцев и подводных лодок, о которых писал П. Е. Дыбенко, не было25.

Для расследования волнений на «Гангуте» была создана следственная комиссия в составе контр-адмирала Небольсина (председатель), капитана 1 ранга Бутакова, капитанов 2 ранга Зеленого и Руднева и полковника Мартьянова, которая 21 октября прибыла на корабль. По указанию комиссии 22 октября 95 человек из команды «Гангута» были арестованы и под конвоем взвода матросов с крейсера «Рюрик» на катерах свезены в Свеаборгскую крепость. При отправке конвоиров часть команды «Рюрика» собралась на палубе и криками пыталась воспрепятствовать этому26, за что 28 человек впоследствии были арестованы и преданы суду27.

Следственная комиссия пришла к заключению: «Обращаясь к вопросу о причинах возникновения 19 октября беспорядка на лин. кор. «Гангут», комиссия считает, что расследование дела не установило, чтобы беспорядок был результатом выполнения выступления, задуманного какой-нибудь организацией»23.

Изучение документов показывает, что на линейном корабле «Гангут» 19 октября 1915 года не было восстания, а имели место стихийные, неподготовленные и неорганизованные волнения матросов, которыми, по существу, никто не руководил.

Определение волнений на «Гангуте» как восстания впервые встречается в обвинительном заключении прокурора и затем в документах кронштадтского военно-морского суда. Такая квалификация действий гангутцев была необходима прокурору и судьям, чтобы иметь формальное основание для жестокой расправы с революционными матросами. Вопреки заключению следственной комиссии и первоначальному мнению командования они утверждают, что подсудимые матросы будто бы предварительно сговорились между собой добиваться увольнения с корабля старшего офицера барона Фитингофа и для приведения этого замысла в исполнение призывали команду к открытому неповиновению29. На этом [16] основании кронштадтский военно-морской суд из 34 матросов, преданных суду приказом командующего флотом № 1271 от 28 ноября 1915 года30, 2 матросов приговорил к смертной казни31 и 24 — к каторжным работам на сроки от 4 до 15 лет32. Многие матросы без суда были списаны с корабля в сухопутные части и в Архангельский дисциплинарный полуэкипаж. В их числе оказались известные революционеры В. Ф. Полухин и К. И. Пронский.

Суровая расправа над гангутцами показала бесполезность и пагубность разрозненных выступлений, необходимость объединения и организации революционных сил. Большевики флота после гангутских событий усилили поиски контактов между партийными организациями кораблей и с руководящими органами партии. Н. А. Ховрин в книге «Балтийцы идут на штурм» справедливо говорит: «События на «Гангуте» убедительно показали, что разрозненные выступления не только бесцельны, но даже опасны для общего дела, потому что позволяют властям расправляться с недовольными поодиночке. Это подстегнуло нас. С новой энергией мы начали искать контакты с другими большевистскими организациями»33. Таких связей искали партийные организации кораблей, базировавшихся на Гельсингфорс, Кронштадт и другие базы. В конце 1915 года в результате энергичных мер постепенно начали налаживаться контакты между партийными организациями кораблей.

Раньше других установили связь между собой большевики кораблей и частей, находившихся в Кронштадте. Представители партийных организаций образовали там своеобразный руководящий коллектив, в который входили И. Д. Сладкое, Т. И. Ульянцев, Ф. С. Кузнецов-Ломакин. Царская охранка внимательно следила за обстановкой на флоте, особенно после волнений на «Гангуте». Начальник петроградского охранного отделения 3 декабря доносил в департамент полиции: «За последнее время агентурой вверенного мне отделения отмечено существование военной организации Российской социал-демократической рабочей партии среди нижних чинов Балтийского флота в следующем виде. На каждом корабле функционируют социал-демократические ячейки, избирающие свой коллектив, коллектив каждого корабля имеет своего представителя в руководящем коллективе»34. В донесении речь идет только о кораблях, базировавшихся на Кронштадт, так как далее указывается, что «в настоящее время одной из забот руководящего военного коллектива является установление связей с судами, стоящими в Гельсингфорсе»35.

Связь с кораблями, стоявшими в Гельсингфорсе, удалось установить через партийную организацию линейного корабля «Император Павел I», который 26 ноября пришел в Кронштадт для ремонта36. Здесь состоялись встречи между представителями партийной организации линейного корабля «Император Павел I» и руководящего коллектива. В один из последних дней ноября на линейный корабль «Император Павел 1» под видом родственника Н. А. Ховрина прибыл И. Д. Сладков. «Основная цель визита Сладкова на наш корабль — пишет Н. А. Ховрин, — состояла в том, чтобы договориться о способах связи в дальнейшем, когда «Павел» [17] вернется в Гельсингфорс»37. Сладков и Ховрин во время встречи выработали своеобразный шифр для связи партийных коллективов на судах между собой и переписки по партийным делам и дали условные названия кораблям. Им было известно 28 партийных организаций38.

Одновременно через матроса 1-го Балтийского флотского экипажа Н. И. Писарева морякам удалось наконец установить связь с комитетом РСДРП (б) Выборгского района Петрограда39. В ответ на просьбу матросов-большевиков ПК РСДРП (б) выделил из состава комитета Выборгского района К. Орлова (И. Н. Егорова) и поручил ему в качестве представителя Петербургского комитета установить связь с партийной организацией Балтийского флота и руководить ее работой. С этого времени, то есть с конца 1915 года, организации РСДРП (б) на кораблях и в частях Балтийского флота работали уже под непосредственным руководством ПК РСДРП (б). При разработке структуры партийной организации на флоте руководящий коллектив пользовался «Программой центральной группы связей»40, выработанной, очевидно, ЦК РСДРП (б). После того как связь была установлена, в руководящий коллектив, по-видимому, вошли и представители партийных организаций кораблей, базировавшихся на Гельсингфорс. Наиболее видными членами руководящего коллектива являлись И. Д. Сладков, Т. И. Ульянцев, Ф. С. КузнецовЛомакин и Н. А. Ховрин.

Руководящий коллектив проводил большую работу среди матросоз кораблей, стоявших в Кронштадте, и в береговых командах, а также начал распространять свое влияние на корабли, базировавшиеся на Гельсингфорс, однако деятельность его продолжалась недолго. 28 декабря

1915 года были арестованы И. Д. Сладков и С. С. Ерохин, 29 января 1916 года — Н. А. Ховрин, 24 февраля — Н. И. Писарев, 26 февраля — Т. И. Ульянцев, Ф. С. Кузнецов-Ломакин, В. М. Марусев и другие. Таким образом, окончательно оформиться в организационном отношении коллектив не успел и определенного названия в то время не получил.

В документах, воспоминаниях участников и в исторической литературе, изданной до 1948 года, встречаются различные названия этой организации: в документах — руководящий коллектив, сообщество41; Ф. С. Кузнецов-Ломакин, один из членов этой организации, называет ее инициативной группой, центральной инициативной группой42; видный партийный работник, член ПК РСДРП (б) В. Н. Залежский — главным коллективом43. Однако все эти названия не являлись официальным названием существовавшей организации.

В 1948 году в работе С. Ф. Найды «Революционное движение в царском флоте» появился новый термин — «Главный судовой коллектив РСДРП (б)» (стр. 502) как официальное название организации, руководившей подпольной работой на кораблях Балтийского флота в 1915 году. Это название с тех пор вошло в литературу, хотя, как нам кажется, правильнее было бы назвать организацию так, как назвал ее в 20-х годах Ф. С. Кузнецов-Ломакин — «Центральная инициативная группа» или «Руководящий судовой коллектив», как его назвал С. П. Князев в предисловии к книге И. П. Флеровского «Кронштадт в 1917 г.»44. Такое название [18] более соответствовало бы действительности и отражало начальную стадию создания организации. Главным коллективом ее назвать нельзя еще и потому, что она охватывала партийные организации судов учебных отрядов, стоявших в Кронштадте. Основные же силы флота находились в Гельсингфорсе, Ревеле, Моонзунде и других базах, партийные организации которых еще почти не были охвачены влиянием этой группы, или коллектива.

Интересно отметить, что, хотя моряки, за исключением И. Д. Сладкова и Т. И. Ульянцева, были по суду оправданы, все они в декабре 1916 года были списаны в Оршу в Отдельную морскую бригаду особого назначения45, куда обычно отправляли осужденных матросов.

Заканчивая краткое изложение вопроса о возникновении и деятельности организации РСДРП (б) на Балтийском флоте в 1914–1915 гг., следует оговориться, что еще не все здесь достаточно выяснено. Необходимо дальнейшее выявление и глубокое исследование источников и более подробный анализ положения дел.

В июле 1916 года возник Главный коллектив Кронштадтской военной организации. (Его не следует смешивать с руководящим судовым коллективом, который возглавляли И. Д. Сладкое и Т. И. Ульянцев). Руководил им мастеровой Кронштадтского артиллерийского склада Н. И. Ильин. В организацию входили солдаты Кронштадтского крепостного гарнизона и матросы береговых частей Балтийского флота, расположенных в Кронштадте. Некоторые из матросов (Зимин, Марченков, Гребенщиков), очевидно, входили и в большевистскую организацию, созданную на кораблях, а затем составили ядро Главного коллектива Кронштадтской военной организации. От Петербургского комитета РСДРП (б) организацией руководил П. П. Австриец (псевдоним — Карл Рейнгольд Эглит). С арестом Эглита 21 июля 1916 года связь с ПК временно порвалась, но организация продолжала работать. В ночь на 9 сентября руководители Главного коллектива были арестованы, но царская охранка не нашла достаточных оснований для их осуждения. Арестованных освободили. Тем не менее Марченков и Гребенщиков вместе с матросами, судившимися по делу о революционной организации на судах Балтийского флота, были отправлены в Оршу46.

Хотя руководители Главного коллектива Кронштадтской военной организации были арестованы, сам коллектив продолжал существовать. Как на судах флота, так и в береговых частях Кронштадтского гарнизона большевики проводили большую пропагандистскую работу, подготавливая солдатские и матросские массы к решительной борьбе с самодержавием. Имея богатый опыт подпольной работы, подготовленные идейно к революции, матросы Балтийского флота под руководством большевиков приняли активное участие в Февральской, а затем и в Октябрьской социалистической революциях. Огромная заслуга в этом принадлежит подпольным большевистским организациям, созданным на судах и в береговых частях Балтийского флота в 1915 и в 1916 гг.

После Февральской революции большевизация матросской массы ускорилась. Несмотря на арест в сентябре 1916 года некоторых членов Главного коллектива Кронштадтской военной организации РСДРП (б), в Кронштадте осталась хорошо законспирированная группа большевиков. 4 марта 1917 года при активнейшем участии освобожденных Февральской революцией из тюрем Т. И. Ульянцева, И. Д. Сладкова и других там был создан легальный комитет РСДРП (б). Большую помощь в организации его оказала группа партийных работников, направленная в Кронштадт Петербургским комитетом РСДРП (б). Председателем комитета [19] стал С. Г. Рошаль, а затем Ф. Ф. Раскольников. Кронштадтский комитет послал в Гельсингфорс для организации партийной работы Б. А. Жемчужина, С. Г. Пелихова, Е. Ф. Зинченко и других. При их активном участии произошло объединение большевистских организаций кораблей «Республика», «Петропавловск», «Россия», «Диана» и других, в результате чего 27 марта возник Свеаборгский матросский коллектив РСДРП(б), а затем, 4 апреля, Гельсингфорсский комитет РСДРП (б). К маю 1917 года в Гельсингфорсе уже насчитывалось 39 партийных коллективов с 4692 членами партии (к концу мая в связи с уходом из Гельсингфорса некоторых частей и кораблей количество членов партии уменьшилось и не превышало 3 тысяч, в числе которых было более 1200 матросов47). Центральный Комитет партии и ПК оказывали всемерную помощь большевикам Балтийского флота, направляя в его базы опытных партийных работников. Большевики завоевали руководящие позиции в выборном демократическом органе флота Центробалте, который сыграл огромную роль в подготовке и победе Октябрьского вооруженного восстания. Ярким показателем большевизации матросской массы явились результаты выборов кандидатов в депутаты Учредительного собрания от Балтийского флота: кандидатами были избраны В. И. Ленин и руководитель Центробалта П. Е. Дыбенко.

Балтийский флот был готов к революции. Обращаясь к большевикам — участникам съезда Советов Северной области, В. И. Ленин писал 8 октября 1917 года: «...на вашей стороне весь Балтийский флот и все русские войска в Финляндии... Дело в восстании, которое может и должен решить Питер, Москва, Гельсингфорс, Кронштадт, Выборг и Ревель»48. В обращении Совета Народных Комиссаров 30 октября 1917 года отмечалось, что «Балтийский флот, верный делу революции, пришел на поддержку восставшего народа»49. Балтийский флот вправе гордиться этой высокой оценкой своей роли в Великой Октябрьской социалистической революции. [20]