Хорошо оборудованный Новороссийский порт являлся главной базой снабжения Добровольческой армии иностранными грузами, и на складах находились огромные запасы вооружения и прочего имущества. В порту англичане имели свою базу, через которую проходили все выгружаемые ими в Новороссийске грузы. Там же обыкновенно стоял один из их старых крейсеров. В Новороссийске было организовано управление военного порта, командиром которого с начала 1919 года являлся контр-адмирал A.M. Клыков, но после перехода флота летом в Севастополь управление потеряло свое значение. Все же в Новороссийске постоянно находился вспомогательный крейсер или один-два миноносца, которые время от времени для устрашения грузин и зеленых и для наблюдения за нелегальным судоходством посылались вдоль кавказского побережья. В один из таких походов миноносец задержал и отвел в Новороссийск грузинский вооруженный буксир «Чорох», присутствие которого к северу от [192] границы казалось подозрительным. Но после данных капитаном объяснений буксир был отпущен.

Туапсе, единственный между Новороссийском и Поти оборудованный порт, связанный железной дорогой с Армавиром, был почти не использован. Изредка сюда приходили транспорты, доставлявшие снабжение местным гарнизонам и грузинскому фронту, и иногда заходил один из миноносцев. Летом 1919 года в Туапсе находились четыре бронекатера и их база «Ингул», которые в июле были отправлены по железной дороге в Царицын, где вошли в состав Волжской флотилии под командой капитана 1 ранга А. Н. Заева. При оставлении Царицына в октябре катера были перевезены в Азовское море.

* * *

6 февраля 1920 года из Севастополя с секретной миссией вышел в Новороссийск крейсер «Генерал Корнилов» под флагом контр-адмирала П. П. Остелецкого. Войдя в бухту, крейсер попал в знаменитую Новороссийскую «бору» — дувший с гор страшной силы шквальный норд-остовый ветер. Мороз дошел до 10 градусов, и под ударами ветра море как бы кипело, высоко поднимая водяную пыль. Все надстройки, орудия и мачты покрылись коркой льда, и, несмотря на отданный якорь, крейсер дрейфовало к берегу. Из-за обледенения цепи и всего бака поднять якорь не было возможности и его пришлось бросить. Когда крейсер повернул бортом к ветру, его буквально повалило, грот-стеньга с антенной сломалась и упала за борт. На второй день ветер уменьшился, и, получив новое приказание, «Корнилов» ушел в Севастополь.

После нескольких неудачных попыток, сделанных грузинами в 1919 году с целью отбросить части Добровольческой армии и завладеть Сочинским округом, между грузинским правительством и генералом А. И. Деникиным было заключено соглашение, по которому граница фиксировалась южнее Адлера, по реке Псу, но во избежание конфликтов между позициями обеих сторон была образована нейтральная зона в несколько километров шириной. В начале октября 1919 года для борьбы с Н. И. Махно, угрожавшим Таганрогу, лучшая часть из находившегося на [194] грузинской границе отряда, 3-й Кавказский офицерский полк, на вспомогательном крейсере «Цесаревич Георгий» был перевезен в Мариуполь. В районе Адлера осталась лишь слабого состава бригада 52-й пехотной дивизии.

Кавказские горы давали хорошее укрытие разного рода зеленым. Вначале они состояли из укрывавшихся от мобилизации местных жителей и были мало активными, но постепенно усиливались. В связи с поражениями на фронте банды зеленых сильно пополнились дезертирами, и направленные партией из городов коммунисты и скрывавшиеся командиры приступили к военной организации отдельных отрядов и к объединению их в более крупные части, образовавшие в конечном результате «Партизанскую армию». В связи с участившимися налетами партизан на прибрежные селения, еще осенью 1919 года мелкие казачьи отряды, стоявшие на пограничных кордонах, были стянуты к крупным центрам, и вся местность между ними и приморское шоссе оказались под контролем «покрасневших» зеленых. Телеграфные линии были перерезаны, и фактически Туапсе, Сочи, Адлер и другие пункты оказались без связи между собой и с центром.

28 января, спустившись из района Красной Поляны, крупный отряд партизан мосле боя занял Хосту; остатки находившегося здесь отряда белых отошли по направлению к Сочи. Через два дня партизаны заняли Адлер и дошли до грузинской границы и затем, повернув на север, 9 февраля вступили в Сочи. 24 февраля Туапсе было одновременно атаковано партизанами, подошедшими с юга, и другим отрядом, спустившимся с гор вдоль железной дороги. Захваченный врасплох гарнизон, после короткого боя, вместе с его командиром генералом Бруевичем был взят в плен. Партизаны захватили здесь несколько орудий. Очевидно, что в Новороссийске не знали о грозящей опасности Туапсе, военных кораблей в Туапсе не было, и в порту находилось лишь три стоявших без паров буксира. Продвигаясь далее вдоль моря, партизаны подошли к Геленджику и рано утром 13 марта внезапно обстреляли из пулеметов и маленькой пушки стоявший на якоре эскадренный миноносец «Беспокойный». Открыв огонь из своих орудий, миноносец сразу заставил противника прекратить [195] стрельбу. Несмотря на то что пули понаделали много дырок в трубах и надстройках, потерь на миноносце не было. На рассвете следующего дня «Беспокойный» подошел к Туапсе и с целью вызвать огонь батареи переменными галсами стал приближаться к порту. Около 9 часов батарея себя обнаружила и снаряд ее третьего залпа сломал на миноносце стеньгу и сорвал радиотелеграфную сеть. Но место батареи было замечено, миноносец обстрелял ее беглым огнем всех трех орудий, и она сразу замолчала; после этого был бомбардирован вокзал, в районе которого пострадали лишь мирные жители. Находившийся тут же английский миноносец решил войти в порт, но был встречен беглым огнем батареи и, не теряя времени на разворачивание, полным задним ходом вышел назад. 15 марта «Беспокойный» и английский миноносец поддерживали своим огнем войска, оборонявшие Геленджик, но все же после 7-часового боя партизаны сто заняли; дальнейшее их продвижение к Новороссийску было остановлено в районе Кабардинки, примерно в 20 километрах от порта. Но, проходя горами, мелкие отряды партизан не раз совершали налеты на восточные пригороды, что вынуждало иметь в Новороссийске достаточный гарнизон, в состав которого входила переформировавшаяся Марковская дивизия. В это время на Кубани шли тяжелые бои: белые армии постепенно отходили к югу, и занятая ими территория, на которой скапливались беженцы, раненые и больные, уменьшалась. Это вызвало необходимость разгрузить тыл от небоевых элементов, и таким образом частичная эвакуация через Новороссийск началась до крушения фронта, но непрочное положение на крымских перешейках, во всяком случае, пока была надежда отстоять Кубань, мешало организовать предварительную эвакуацию в Крым. По этой причине, поскольку позволяли политические обстоятельства, эвакуируемые направлялись за границу. 6 марта ушел в Пирей приспособленный как госпитальное судно пароход «Херсон», имея 1042 раненых и больных на борту. Другие раненые и неспособные носить оружие были направлены в Болгарию, куда был также эвакуирован кадетский корпус, иные через Салоники в Сербию. В индивидуальном порядке беженцы устраивались на [196] ходившие в Константинополь пароходы Русского общества и другие, принимавшие при уплотнении до 800 пассажиров.

Но развязка произошла быстрее, чем это предполагало главное командование. 19 марта на станции Крымская генералом А. П. Кутеповым был созван совет старших начальников Добровольческого корпуса, признавший, что ввиду упавшей боеспособности войск дальнейшая борьба на Кубани невозможна. На следующий день 20 марта генералом А. И. Деникиным было принято окончательное решение об эвакуации армии в Крым, причем обеим кавалерийским дивизиям и Донской армии было приказано отходить на Таманский полуостров, пехоте же и прочим частям идти для посадки на пароходы в Новороссийск; предполагалось, что находившаяся на восточной стороне фронта Кубанская армия сможет выйти к морю у Туапсе пли где-либо далее.

Таманский полуостров в смысле эвакуации представлял большие возможности. (Этим путем воспользовались немцы при оставлении ими Северного Кавказа) 1. Действительно, оборона полуострова со стороны Кубани не требовала больших сил, тогда как малое расстояние до Керчи позволяло, не говоря о пароходах, даже десантным баржам вместимостью на 1500 человек сделать в одни сутки два или даже три рейса.

Для этой цели начальник действовавшего в Азовском море 2-го отряда судов капитан 1 ранга II.H. Машуков получил от командующего флотом вице-адмирала A.M. Герасимова приказание сосредоточить в Темрюке и Тамани имевшиеся в его отряде мелкосидящие канонерские лодки, баржи и прочие плавучие средства для перевозки в Крым большого количества людей.

Подготовка морской части эвакуации Новороссийска, в том, что касается транспортных средств, была возложена на начальника морского транспорта инженер-механика генерал-майора М. М. Ермакова, но в несколько оставшихся в его распоряжении дней было чрезвычайно трудно собрать в Новороссийске требуемое количество пароходов. [197]

Необходимо отметить, что в это время большинство больших пароходов и некоторые из транспортов, частично на фрахте французского и английского правительств, находились за проливами и не могли быть возвращены в скорое время. Бывшие в Крыму транспорты и пароходы были направлены в Новороссийск, так же как и четыре мобилизованных морской базой в Константинополе парохода. Пароходы необходимо было снабдить углем и прочими материалами, некоторые освободить от груза, что было помехой для быстрого прихода их в Новороссийск. Несмотря на все принятые меры, количество сосредоточенного тоннажа не позволяло сразу взять всю массу людей, которых следовало эвакуировать, но по предложению морского командования эвакуация должна была продолжаться несколько дней, что позволило бы транспортам, ввиду короткого расстояния до порта разгрузки Феодосии (переход 12–15 часов), совершить по два или более рейсов. Но в действительности этого не произошло.

По заявке штаба армии каждой дивизии Добровольческого корпуса был представлен один среднего размера пароход, на который поредевшие в боях и от дезертирства дивизии, насчитывавшие в это время от двух до трех тысяч бойцов каждая, бросив обозы, артиллерию и лошадей, должны были уместиться. Отдельные полки, отряды и службы были расписаны по другим транспортам, а для эвакуации раненых и больных было предназначено два больших парохода.

Кроме русских пароходов, в Новороссийск прибыло также несколько иностранных, из которых находившиеся в распоряжении английской миссии транспорты по выдаваемым пропускам брали связанных с армией гражданских лиц, также легко раненных и больных.

В это время в Новороссийском порту стояли эскадренные миноносцы «Беспокойный», на котором находился начальник восточного отряда судов капитан 1 ранга В. И. Лебедев, «Пылкий», «Капитан Сакен» и посыльное судно «Летчик». Предназначенный для эвакуации генерала Деникина и его штаба вспомогательный крейсер «Цесаревич Георгий» стоял у первой пристани, на которой под охраной бронепоезда находились штабные поезда, а в [200] предвидении какого-либо внезапного нападения с другой стороны ошвартовалась подводная лодка «Утка».

На внешнем рейде, под флагом командующего Средиземноморского флота адмирала Сеймура, стояли английский дредноут «Эмперор оф Индия», крейсер «Калипсо», матка гидропланов «Пегасус» и пять английских миноносцев, а также отряд французских кораблей в составе двух броненосных крейсеров, двух эскадренных миноносцев и канонерской лодки. Для эвакуации подданных своих стран итальянцы прислали старый крейсер «Этна», а греки — эскадренный миноносец «Иепаз» 2. Кроме того, скорее в качестве наблюдателей стояли американский крейсер «Гальвестон» и два миноносца.

Генерал А. П. Кутепов, находясь в своем поезде, продолжал управлять отходившими частями Добровольческого корпуса и арьергардами, но руководство всей эвакуацией номинально оставалось в руках штаба главнокомандующего, начальником военного и морского управления которого был генерал-лейтенант А. С. Лукомский, имея своим помощником по морской части капитана 1 ранга А. И. Тихменева. Даже в последнем этапе, когда флот и его транспорты играли главную роль, руководство эвакуацией морскому командованию передано не было. Вместе с тем в самом разгаре погрузки войск верховное командование распалось, и фактически отдельные морские и сухопутные начальники были предоставлены самим себе. При этом обстоятельстве известную помощь оказал адмирал Сеймур, который, имея предписание содействовать проведению эвакуации, в последний день до некоторой степени распоряжался движением пароходов и распределением эвакуированных на стоящие на рейде суда.

Приказ генерала А. И. Деникина, отданный 20 марта об эвакуации Кубани и соответствующих с ней движений войск, ввиду разложения во многих частях и усилившегося давления со стороны Красной армии, явился запоздалым. Лишь 21 марта кавалерийские дивизии, находившиеся в районе Крымской, выступили на запад в сторону Тамани, [201] но красные части, переправившись через реку Кубань, закрыли им туда дорогу и к вечеру 22 марта заняли Анапу, которую защищали Атаманский и Лейб-казачий полки. Не будучи в состоянии прорваться на запад, обе кавалерийские дивизии и Черноморский конный полк, являясь арьергардом армии, стали отходить к Новороссийску. Переход на Тамань Донской армии, державшей фронт правее Добровольческого корпуса, являлся сложным рокадным маневром, невыполнимым в том состоянии, в котором находилась в это время Донская армия; донцы и находившиеся при них огромные обозы беженцев стихийно ринулись к Новороссийску. Лишь их правофланговый 3-й корпус начал отступать в сторону Туапсе.

Если большинство боевых частей Добровольческого корпуса было более или менее обеспечено пароходами, этого нельзя сказать про тысячи других военных, вольно или невольно отбившихся от своих частей или принадлежавших ранее к различным службам, не считая массы продолжавших прибывать в порт беженцев. Это положение катастрофически усугублялось неожиданным прибытием в Новороссийск кавалерийских дивизий и всей Донской армии. Никаких мер для создания вокруг Новороссийска временной обороны порта принято не было, и фактически арьергарды отходили, имея дело лишь с конницей красных. Возможно ли было по состоянию частей организовать такую оборону — судить не нам, но при создавшемся положении последовательной эвакуации быть не могло, а наличные в порту транспорты не были в состоянии принять сразу такое большое количество людей.

В первые после объявления эвакуации дни Новороссийск покинули уже грузившиеся пароходы с беженцами и не боевыми элементами. Так, в ночь на 23 марта ушел английский транспорт «Бургмейстер Шредер», имея 5000 беженцев и некоторое количество легко раненных на борту. В этот же день ушли «Анатолий Молчанов» с более чем тысячью пассажиров и зафрахтованный донским правительством пароход «Дунай» с чинами донских правительственных учреждений и отошедшими от Анапы казаками Атаманского полка, общим числом 900 пассажиров. [202]

В этот и на следующий день ушли «Лазарев», бывший австрийский «Бруени», и еще несколько пароходов.

По плану верховного командования главная масса войск должна была прибыть в порт утром 26 марта и немедленно начать погрузку на назначенные частям транспорты. Арьергарды, занявшие в нескольких километрах от порта позиции, оставив временно на местах кавалерийские отряды и несколько бронепоездов, должны были начать отход в первую половину этого же дня; взяв их на борт, к полуночи 26 марта все транспорты должны были отойти от пристаней. Фактически, ввиду того, что собственно единственная ведущая из Кубани дорога была забита обозами, артиллерией и бесчисленными повозками беженцев, а вдоль железной дороги на несколько километров от вокзала стояли брошенные составы с интендантскими грузами, бронепоезда и пассажирские вагоны, отход частей произошел с большим опозданием. Связь между войсками и командованием была нарушена и лишь более или менее осуществлялась конными ординарцами. Большинство солдат из мобилизованных и бывших пленных, не желая эвакуироваться, бросало оружие и разбегалось, но многие другие, боясь опоздать на пароходы, оставляли свои части и спешили в порт. При всех этих обстоятельствах большинство войск прибыло на пристани с опозданием на несколько часов, и это еще больше усложнило посадку на пароходы.

С 25 марта числа началась интенсивная погрузка, но боевые части прибыли лишь на следующий день. От каждой части заблаговременно был установлен у основания пристани караул, который пропускал на назначенный ей транспорт лишь тех, которые к ней принадлежали. Но на нефтяной пристани, у которой стоял предназначенный для эвакуации команд бронепоездов тральщик № 412, караул несли вооруженные французские матросы, а у английских транспортов проверяли документы английские солдаты. Густая толпа стояла у пристаней и всячески пыталась прорваться к пароходам, и лишь угроза применения оружия смогла их удержать. На сходнях некоторых пароходов происходила невероятная давка и драки, во время которых люди падали в воду; в борьбе за место обезумевшие [203] люди спихнули носилки с тяжело раненным и сестру, которая пыталась его защитить.

Но погрузка сохранивших дисциплину частей Добровольческого корпуса произошла в порядке, и за малым исключением, не считая вольно или невольно потерявших связь со своими полками, они были взяты на транспорты, не считая ручного оружия, пулеметов, седел и нескольких походных кухонь для прокормления военных в пути, вся материальная часть, орудия, автомобили и лошади были брошены, и в ангарах порта оставлены большие интендантские склады и огнеприпасы, которые частично были преданы огню.

Днем 26 марта ушел приспособленный как госпитальное судно пароход «Владимир», имея 983 раненых и больных; примерно такое же количество эвакуировал «Тигр». Насколько можно установить, все находившиеся в новороссийских госпиталях раненые были вывезены ранее, но из числа прибывших в Новороссийск в последний день, если их не взяли с собой боевые товарищи, некоторое количество осталось на берегу. В нескольких километрах от порта застрял санитарный поезд (вероятно, и не один), персонал которого, бросив тяжело раненных, разбежался. Исключение составили лишь две добровольно оставшиеся сестры.

Не имея возможности эвакуировать через Новороссийск прибывшие части Донской армии, им было предложено двинуться дальше по береговому шоссе и, опрокинув зеленых, занять и организовать оборону Геленджика. Морское командование рассчитывало, несмотря на мелководность этой бухты, с 28 марта организовать эвакуацию через этот порт. Действительно, уже утром 27 марта ожидался шедший из Константинополя пароход «Колыма», и из Севастополя вышел большой транспорт «Рион». Начальнику 2-го отряда судов, ждавшему донцов у Тамани, было приказано идти к Геленджику, где его мелкосидящие суда могли бы, снимая с берега и пристани людей, доставлять их на большие транспорты. В дальнейшем можно было рассчитывать на приход разгрузившихся в Феодосии пароходов. Кроме того, только что возвращенный англичанами эскадренный миноносец «Дерзкий», [204] который принимал в Ялте с выведенной из Новороссийска баржи нефть и как будто там забытый, получил срочное приказание идти к Новороссийску.

Вечером 26 марта 1-я Донская дивизия, с целью прорваться к Геленджику, атаковала Кабардинку, но вместо предполагаемых слабо вооруженных зеленых здесь уже оказались перевалившие из Кубани по горной дороге регулярные части 9-й Красной армии, которые отбросили донцов назад. Корабли флота в этом деле могли бы оказать действительную огневую поддержку, но морское командование о готовящейся операции не было уведомлено.

Потрясенная поражением и безрезультатностью всех кровавых жертв и двухлетних усилий и лишений некоторая часть офицерства открыто обвиняла генерала А. И. Деникина и его штаб в происходящей трагедии. Один офицерский отряд пришел на пристань, у которой стоял «Цесаревич Георгий»; к этому времени генерал А. И. Деникин и его штаб уже перешли на крейсер. Начальник прибывшего отряда заявил, что он желает видеть главнокомандующего. Опасаясь недоброго, командир «Георгия» капитан 2 ранга М. В. Домбровский посоветовал генералу А. И. Деникину с другого борта перейти на миноносец «Капитан Сакеи», что тот и сделал, взяв с собой лишь нескольких лиц своего штаба. «Капитан Сакен» тотчас же отошел и стал на якорь в отдалении. Можно считать, что с этого момента верховное командование распалось, и какое-либо руководство эвакуацией перестало существовать.

Согласно полученным приказаниям, во второй половине дня 26 марта к порту начали стягиваться арьергардные части, которые временно занимали ближайшие к пристаням здания. Отход арьергардов происходил несогласованно; батальон Марковской дивизии, занимавший позицию на горах севернее бухты, прибыл в порт уже в 16 часов, и именно с этой стороны на следующее утро появились первые красные, тогда как находившийся на железной дороге арьергард из Корниловской дивизии, в частности стоявшие у туннеля юнкера Корниловского училища, прибыли лишь поздно вечером, а еще позднее Самурский и часть 3-го Дроздовского полка. [205]

После 14 часов три последних бронепоезда покинули станцию Тоннельная, которая уже обстреливалась артиллерийским и пулеметным огнем. Не дойдя до станции Гайдук, которая находится в 10 километрах от новороссийского вокзала, вследствие крушения, бронепоезда были оставлены и их команды пешим порядком направились и порт, куда прибыли после 23 часов. Но №412, на котором они должны были эвакуироваться, уже в 20 часов отошел от пристани.

Около 16 часов, с целью облегчить отход арьергардов, «Эмперор оф Индия» открыл редкий огонь из 340-мм орудий по районам, где проходили железная и шоссейная дороги, и по окрестным высотам. Разрывы снарядов более тонны весом, образуя огромные воронки, имели большое психическое воздействие на красноармейцев и наводили панику в их рядах; в частности, это помогло Своднокавалерийской дивизии, находившейся у шоссейной дороги и в направлении на Абрау-Дюрсо, удержать позиции у Борисовки до наступления темноты, пока она не получила приказ отходить к порту. Французский крейсер «Вальдек Руссо» тоже стрелял из своих башенных орудий.

Постепенно пароходы, беря как можно больше людей, отходили от пристаней. Для эвакуации были использованы все возможные плавучие средства. Большая баржа, на которой поместилось несколько сот людей, была выведена на рейд одним из пароходов; стоявшая разоруженной в порту речная канонерская лодка К-15, благодаря энергии командовавшего ею подпоручика по Адмиралтейству, была приведена в порядок и, взяв на борт триста казаков, ушла в Феодосию. Последним уходили войсковые транспорты. В 23 часа ушла «Маргарита» с Марковской дивизией числом в 900 человек, захватившей с собой 4 орудия с запряжками и несколько повозок. На этот транспорт был также погружен Сибирский батальон и еще несколько мелких частей. После полуночи ушел «Цесаревич Георгий», на котором находился штаб и управление армии, отряд охраны и команды двух бронепоездов. Генерал А. П. Кутепов со штабом Добровольческого корпуса и его охраной перешел на эскадренный миноносец «Пылкий», который ночью вышел на рейд. Корниловская дивизия [206] грузилась на пароход «Корнилов», который, поджидая арьергардный батальон, отошел позже. Дроздовская дивизия (2000 человек) ушла на транспорте «Екатеринодар». Для эвакуации двух кавалерийских дивизий, которые не вошли в первоначальный расчет, остался лишь пришедший в Новороссийск небольшой пароход «Аю-Даг». Прибывшая первой на пристань дивизия генерала Барбовича быстро заполнила пароход, и из прибывшей около 22 часов Сводной кавалерийской дивизии генерала П. В. Чеснакова лишь двум-трем сотням удалось еще втиснуться на «Аю-Даг», который вскоре ушел. Адмиралу Сеймуру было сообщено о бедственном положении последних защитников Новороссийска, и он приказал одному маленькому пароходу в несколько рейсов перевезти на стоявшие на внешнем рейде корабли оставшихся кавалеристов. В два рейса пароход увез около шестисот человек, но ввиду начинавшегося рассвета англичане не разрешили ему идти в порт в третий раз. Таким образом, на берегу остался Мариупольский гусарский полк в составе 450 человек и небольшая часть Клястицкого полка. На рассвете 27 марта, в надежде найти возможность эвакуироваться, гусары пошли пешком кругом бухты к восточному молу, где у пристани Цементного завода еще стоял транспорт «Николай 119», задержавшийся ожидая отходивший последним Самурский пехотный полк. Он уже имел на борту Алексеевскую дивизию и был забит людьми разных частей, и кавалеристы на него проникнуть не смогли; закончив погрузку самурцев, «Николай» после рассвета вышел на внешний рейд. В то же время ушла подводная лодка «Утка», взявшая на буксир парусную яхту «Забава», на которой нашли себе место десятка два людей. Порт опустел, но на его восточной стороне, у цементной пристани и в районе восточного мола, находилась многотысячная толпа главным образом казаков, но и других военных, а также беженцев с женщинами и детьми и их подводами, груженными всяким скарбом. Стоял целый табор калмыков, среди которого были верблюды. Весь район порта был запружен брошенными повозками, автомобилями, пушками и танками и в нем находились тысячи оставленных лошадей, которые, привыкнув к уходу за ними [207] людей, в большинстве оставались на месте. Пробиваясь с трудом через всю эту «кашу», большинство гусар достигло восточного мола в километр длиной и в надежде, что придут еще пароходы, пробралось в его конец. В большинстве своем бывшая на берегу толпа пассивно ожидала своей участи, многие женщины плакали, но необходимо отметить, что здесь же находились также тысячи солдат из мобилизованных и бывших пленных, которые никакого желания эвакуироваться не имели. Но были случаи, что некоторые отчаявшиеся офицеры, предпочитая плену смерть, стрелялись. Более энергичные разыскивали в порту шлюпки и оставленные маленькие катера и на них, иногда без весел, гребя лишь досками и руками, выходили за входные маяки, где их подбирали миноносцы.

В районе вокзала и в северной части порта горели склады английской базы и армии и шел грабеж оставленного имущества.

В начале утра на горах за Цементными заводами показались передовые отряды красных и при этих обстоятельствах адмирал Сеймур считал, что дальнейшая эвакуация людей из порта невозможна. Но в это время с «Пылкого» был замечен вышедший из ворот порта маленький паровой катер, дававший тревожные гудки. На катере, которым не без труда управлял бывший кадет Морского училища поручик А. А. Векслер, среди других оказался командир Мариупольского полка, который доложил генералу Кутепову о нахождении полка на молу. Об этом было сообщено капитану 1 ранга Лебедеву на «Беспокойный», причем генерал А. П. Кутепов просил принять все меры для спасения бывших в последнем арьергарде гусар. Приказав «Пылкому», на котором было много эвакуированных, передать всех пассажиров на английский дредноут, капитан 1 ранга Лебедев с «Беспокойным» и «Капитаном Сакеном» направились в порт. Видя это, начальник французской военной миссии генерал Манжен, не желая оставаться лишь зрителем, привлек к этой операции французские корабли. Обеспечивая других, «Беспокойный» стал на якорь среди порта и открыл огонь по спускавшимся с гор красным цепям, которые, пока с дальнего расстояния, начали обстреливать порт из пулеметов. На [208] пристани против «Беспокойного» горел поезд с боеприпасами и осколки взрывавшихся снарядов падали кругом. «Капитан Сакен» (капитан 2 ранга А. А. Остолопов) подошел к концу мола и в несколько минут вся его палуба была забита перепрыгнувшими на миноносец людьми. Отойдя от мола, капитан 2 ранга А. А. Остолопов направился к стоявшей у одной из пристаней барже, на которой находилось несколько сотен пехотных солдат и казаков и, взяв ее на буксир, вышел на внешний рейд. Французская канонерская лодка «Дю-Шаффо» тоже подошла к молу и, взяв на борт 190 человек, ушла прямо в Феодосию. Примерно в то же время в порт вошла подводная лодка «Утка» (старший лейтенант Н. А. Монастырев). Красные уже успели подвезти батарею, открывшую огонь по молу и порту, но ее место было замечено с «Утки», которая, открыв огонь из своих двух 75-мм орудий, заставила батарею замолчать. Лишь расстреляв весь свой боевой запас, лодка вышла из порта.

Около 9 часов к молу подошли французский эскадренный миноносец «Ансень Ру» с генералом Манженом на борту и «Пылкий», но когда французский миноносец, наполнив палубу людьми, хотел отойти от мола, у него произошла авария в машине, и он не смог дать ход. К этому времени красные части вышли к порту со стороны вокзала и открыли пулеметный огонь с пристаней. Отошедший уже от мола «Пылкий», имея 300 пассажиров на борту, видя беспомощное состояние француза, вернулся назад и, частично прикрыв его своим корпусом, подал ему буксир. Одновременно «Пылкий» вел огонь по неприятельским пулеметам и по снова начавшей стрелять батарее. Выпустив за короткое время около ста 102-мм снарядов, около 10 часов «Пылкий» вывел «Ансень Ру» на рейд и подвел его к французскому крейсеру.

Французское правительство оценило самоотверженное поведение «Пылкого» и наградило его командира капитана 2 ранга В. А. Григоркова орденом Почетного Легиона офицерского креста, старшего артиллериста лейтенанта И. Н. Брюховецкого орденом кавалерского креста и заведовавшего заводкой буксира боцмана-кондуктора И. Крупина военной медалью. [209]

Принимая во внимание действия подвезенной красными артиллерии, дальнейшая посылка в порт кораблей была признана слишком рискованной, но все же в это утро, не считая бывших на барже солдат, кораблями с мола было снято более тысячи человек, среди которых все прибывшие на мол кавалеристы и какой-то мусульманский отряд.

К 15 часам красные части завершили оккупацию всего порта и города.

Произведя необходимую перегруппировку эвакуированных, в частности освободив русские миноносцы от пассажиров и дав им с «Эмперор оф Индия» нефть, после полудня английская эскадра, французский крейсер «Вальдек Руссо» и другие корабли направились к крымским берегам. После 14 часов, по инициативе капитана 1 ранга Лебедева, «Беспокойный» пошел в Туапсе с целью выяснить, не прорвались ли туда какие-либо войска. Вероятно, для ремонта машины на «Ансень Ру» в Новороссийской бухте остались крейсер «Жюль Мишле» и миноносец «Алжерьен», которым было суждено произвести последний акт Новороссийской эвакуации.

Среди оставшихся на берегу оказалось более двухсот человек 3-го Дроздовского полка, опоздавших на предназначенный их дивизии транспорт и затем не смогших втиснуться на уже перегруженный «Николай», а также Черноморский конный полк в 300 шашек, не получивший вообще парохода. По предложению командира Дроздовского полка полковника Манштейна, было решено совместно сделать попытку пробиться к Геленджику. Видя проходившие мимо полки и узнав о цели их движения, из стоявшей толпы в одиночку и группами к Черноморскому полку присоединилось около четырехсот имевших оружие конных и пеших, среди них часть команды бронепоездов. Но шедшим впереди дроздовцам у Кабардинки дорогу перегородили занимавшие позицию части Красной армии. Положение казалось безвыходным, но, услыша стрельбу и видя на берегу войска, с приблизившегося французского миноносца была послана шлюпка и прибывший офицер, войдя в связь с командующим Черноморским полком, предложил эвакуировать весь отряд. [210]

Французы послали к берегу все свои шлюпки, которые буксировали паровые катера крейсера, но все же перевозка людей шла очень медленно. Когда дроздовцы начали отходить к месту посадки, чтобы задержать красных, «Жюль Мишле» открыл огонь по району дороги перед Кабардинкой. После 17 часов все бывшие здесь люди, около 900 человек, были взяты на французские корабли. Этим закончилась Новороссийская эвакуация.

По сведениям, опубликованным в журнале «Часовой», не считая беженцев, гражданских чинов и лиц, принадлежавших разным тыловым учреждениям, число которых не поддается учету, было эвакуировано 35 000 человек находившихся в боевых частях Добровольческой армии и 10000 казаков, но является сомнение, не вошли ли в это число казаки, эвакуированные неделю спустя из Туапсе? Все плавучие средства, за исключением трех-четырех маленьких буксиров, были выведены из порта.

Эскадренный миноносец «Пылкий», котлы и механизм которого за годы войны и революции, не имея серьезного ремонта, совершенно износились, выйдя из бухты оказался в бедственном положении и без котельной воды. После 16 часов у Мысхако его встретил вышедший в 8 часов утра из Ялты эскадренный миноносец «Дерзкий». «Пылкий» стал на якорь, и с целью дать ему воды «Дерзкий» подошел к его борту, но довольно сильная волна, раскачивая миноносцы в противоположные стороны, стала бить их один о другой, причинив этим небольшие повреждения в надстройках, и принудила миноносцы разойтись. «Пылкий» направился к оказавшемуся поблизости пароходу «Колыма», который опоздал к эвакуации. К вечеру волна немного улеглась, что дало возможность «Колыме» снабдить миноносец водой, и после починки сдавших механизмов в 2 часа ночи «Пылкий» и «Колыма» пошли в Феодосию. Этот небольшой инцидент очень показателен, в каком состоянии в то время находились многие корабли белого флота и какие усилия должны были прилагать их командиры, чтобы они все же могли действовать.

После 17 часов эскадренный миноносец «Дерзкий» вошел в Новороссийскую бухту, имея предписание присоединиться к «Беспокойному» и получить от начальника [211] дивизиона дальнейшие инструкции. Но «Беспокойного» здесь не оказалось, и отходившие от Кабардинки французы сообщили, что он ушел в море. В ожидании получения по радио новых инструкций командир «Дерзкого» решил держаться у входа в бухту, с целью перехватить продолжавший идти к Новороссийску транспорт «Рион»; предполагалось, что могут быть еще другие суда, не уведомленные об оставлении порта. После полуночи удалось связаться по радио с «Рионом» и передать ему приказание идти в Феодосию, откуда он через несколько дней перевез в Севастополь Дроздовскую бригаду. В 23 часа ушел в море французский отряд, и наконец около 4 часов утра на «Дерзком» получили радио с «Беспокойного», срочно идти в Туапсе. В помощь «Пылкому» из Керчи, где еще не знали о падении Новороссийска, лишь вечером был выслан буксир «Шалун», который утром 29 марта подошел к Новороссийской бухте, у входа которой стояли вернувшийся из Феодосии крейсер «Калипсо» и французская канонерка, от которых он узнал, что Новороссийск эвакуирован и «Пылкий» уже накануне вечером пришел в Феодосию.

Выйдя по окончании эвакуации порта из Новороссийской бухты, вечером 27 марта эскадренный миноносец «Беспокойный» подошел к Туапсе и обнаружил, что порт занят перевалившими через горы казаками. Выяснилось, что 3-й Донской корпус, Кубанская армия, бригада астраханцев, другие мелкие части и 7 бронепоездов, отходивших вдоль Армавир-Туапсинской железной дороги, объединились в одну группу войск под командой генерала П. К. Писарева. После безрезультатных переговоров о пропуске к морю с зелеными партизанами, занимавшими Гойхтский перевал, кубанская дивизия генерала A.M. Шифнер-Маркевича, при поддержке бронепоездов, 22 марта заняла станцию Гойхт, и вечером следующего дня бронепоезда дошли до станции Туапсе. За ними двинулись войсковые части и бывшие с ними обозы с беженцами. Партизаны поспешно отступили по новороссийскому шоссе, и вслед за ними был выдвинут отряд казаков с батареей, занявший деревню Небуг и дошедший до Казачьей балки, в 22 километрах от Туапсе. В районе Гойхтского перевала [212] был оставлен арьергард в составе 2-й Кубанской дивизии с тремя бронепоездами. Двинутые по сочинскому шоссе кубанские казаки обнаружили лишь мелкие группы партизан, которые при их приближении убегали в горы. Этими мерами, во всяком случае до подхода главных сил Красной армии из Новороссийска или с севера, спокойное проведение эвакуации Туапсе было обеспечено. По какой-то причине преследовавшие казаков 34-я и 50-я стрелковые дивизии Красной армии отстали и несколько дней не двигались вперед.

Находившийся на «Беспокойном» начальник восточного отряда судов капитан 1 ранга Лебедев по радиотелеграфу сообщил о создавшемся в Туапсе положении и просил срочно выслать из Феодосии пароходы для эвакуации многих тысяч людей. Бывшему у Новороссийска эскадренному миноносцу «Дерзкий» было приказано немедленно идти в Туапсе. Следовавшему к Геленджику, который продолжал занимать противник, начальнику 2-го отряда судов капитану 1 ранга П. Н. Машукову было передано, чтобы он со своим отрядом тоже шел в Туапсе.

В 8 часов утра 28 марта «Дерзкий» пришел в Туапсе. Этот миноносец, как и все другие, бывшие в хорошем состоянии корабли, был захвачен в январе 1919 года «союзниками» и лишь 1 марта 1920 года был возвращен в Измите англичанами. Туда пришел эскадренный миноносец «Поспешный», который предполагалось отправить на Мальту в ремонт, и его уже сплававшаяся команда с капитаном 2 ранга Н. Р. Гутаном во главе перешла на «Дерзкий». После перегрузки всех материалов, снарядов и имущества и необходимого ознакомления с новым кораблем «Дерзкий» 22 марта прибыл в Севастополь. По нефти для него там не оказалось, и через три дня «Дерзкий» был послан в Ялту для приема горючего с бывшей там баржи. Но нефть оказалась настолько густой, что ее с трудом могли перекачивать помпы, и, не догрузившись, миноносец ушел к Новороссийску. По приходе «Дерзкого» в Туапсе капитан 1 ранга Лебедев со своим флаг-офицером перешел на него, а «Беспокойный», у которого все запасы были на исходе и оставалось мало снарядов, перекачав на «Дерзкий» немного лишней нефти и взяв некоторое количество [213] раненых, в следующую ночь ушел в Феодосию. Капитан 1 ранга Лебедев с помощью капитана 2 ранга Гутана и офицеров «Дерзкого» взял в свои руки все управление морской частью эвакуации. Было организовано управление портом, и на балконе его дома непрерывную вахту несли сигнальщики «Дерзкого», через которых шла вся связь между сухопутным командованием и стоявшим в порту на якоре миноносцем.

29 марта пришел отряд капитана 1 ранга Н. Н. Машукова, который находился на канонерской лодке «Георгий», оборудованной из парохода серии «Эльпидифоров», вооруженный «Ледокол № 1», впоследствии названный «Всадник», с десантной баржей-болиндером и сторожевой катер «Старший лейтенант Макаров». Вслед за ними прибыл тральщик № 412, начали приходить из Феодосии пароходы и прибыл находившийся у Новороссийского залива английский крейсер «Калипсо» и эскадренный миноносец «Стедфаст».

Немедленно было приступлено к погрузке войск, но тут выяснилось, что кубанский войсковой атаман генерал Н. А. Букретов, председатель рады Иванис и председатель краевого правительства Тимченко и другие лица ведут усиленную пропаганду среди кубанских казаков в смысле полного разрыва с Добровольческой армией, отказа от эвакуации в Крым и создания независимой Кубани в союзе с мифической Горской республикой, зелеными Черноморья и будто бы с активной поддержкой Грузии. Несмотря на противодействие командующего Кубанской армией генерала А. Г. Шкуро и большинства офицерства, кубанские казаки поддались этой пропаганде и не пожелали эвакуироваться. Но все эти обещания были лишь пустыми словами: Горская республика была быстро ликвидирована красными, зеленые превратились в Красную партизанскую армию, а Грузия отказалась пропустить казаков на свою территорию. В связи с этим положением началась погрузка 3-го Донского корпуса, астраханцев, попавших в Туапсе добровольцев и беженцев. Ввиду большого количества подлежащих эвакуации лиц из Феодосии были вызваны добавочные пароходы. Пассажирский пароход «Тигр» был предоставлен раненым и больным, беженцы [214] устраивались по способности, в частности на пришедшие английский и французский пароходы.

30 марта канонерская лодка «Георгий» пошла к Сочи для оказания содействия продвигавшимся вдоль моря на юг кубанским казакам. Сторожевой катер «Старший лейтенант Макаров» для выяснения намерений грузин был послан в Сухум, но к назначенному ему сроку не вернулся. 31 марта «Ледокол № 1», взяв под командой мичмана два десятка вооруженных матросов с «Дерзкого», при пулемете, был послан к Джубге, где стояли два буксира и парусные шхуны, на которых при оставлении Туапсе партизанами часть из них бежала. С хода ледокол подошел к стоявшему на якоре «Тайфуну», на который перепрыгнули матросы «Дерзкого», но на буксире никого не оказалось. Маленький буксир «Елизавета» стоял у береговой пристани и захватить его не было возможности. Выпустив несколько 75-мм снарядов по берегу, ледокол взял «Тайфун» на буксир и привел его в Туапсе. По поводу «Тайфуна» между Лебедевым и Машуковым произошел забавный спор. Основываясь на том, что буксир был захвачен кораблем его отряда, Машуков настаивал на его зачислении в этот отряд, но Лебедев, которому «Тайфун» ввиду отсутствия в Туапсе буксиров был крайне необходим для оказания помощи при швартовке пароходов и для буксировки болиндера, напомнил старый корсарский обычай, по которому призовое судно принадлежит тем, которые первые завладели его палубой и на ней продолжали оставаться, то есть в данном случае мичман и его команда с «Дерзкого». Но в это время команда, оставив «Тайфун» стоять на якоре, вернулась на миноносец. Зная это, капитан 2 ранга Н. Р. Гутан, для продолжения занятия буксира и избежания захвата оставленного судна азовцами, срочно послал на него гардемарина. Капитан 1 ранга Н. Н. Машуков был очень рассержен таким поворотом дела.

В 6 часов утра 2 апреля «Дерзкий» с целью подбодрить находившиеся на фронте части и устрашения партизан вышел в море. У Небуга с берега на шлюпке прибыл кубанский генерал В. Г. Науменко, заменивший отбывшего со своим корпусом генерала П. К. Писарева. [215]

Генерал В. Г. Науменко предложил пройти на северо-запад с целью установить, не подходят ли по шоссе из Новороссийска части Красной армии. Малым ходом «Дерзкий» в двух-трех километрах от берега пошел дальше. У Ольгинского кордона был обстрелян из орудий конный разъезд. Затем было выпущено несколько снарядов по Джубге, где, вероятно, находилась главная база партизан, и были утоплены стоявшие у берега буксир и шхуна. На обратном пути миноносец обстрелял деревню Ольгинка, а затем по просьбе, переданной из штаба отряда, открыл огонь по склону дальней горы, до которой полевая артиллерия не доставала и где виднелась цепь партизан, убежавшая после первых же выстрелов. В это время казачья батарея обстреливала шоссе и прибрежную гору. Никакого движения войск по шоссе не было замечено, из чего можно было заключить, что с этой стороны части Красной армии еще не подходили. После захода солнца «Дерзкий» вернулся в порт.

3 апреля в Туапсе пришла вторая партия пароходов: «Лазарев», «Колыма», «Россия» и транспорт «Николай 119», благодаря которым явилась возможность эвакуировать всех желающих. Пришла также французская канонерская лодка «Дю-Шаффо», взявшая на борт небольшое количество интеллигентных беженцев.

Вечером партизаны произвели внезапное наступление и отбросили передовые части казаков за реку Небуг. Опасаясь их дальнейшего продвижения, генерал В. Г. Науменко попросил об оказании артиллерийской поддержки с моря. В 2 часа ночи 4 апреля «Дерзкий» снялся с якоря и, подойдя близко к берегу и осветив долину прожекторами, в 4 часа утра открыл огонь залпами из своих орудий по мосту, шоссе и южному склону долины. Перед рассветом миноносец отошел в море, но в 6 часов, когда он снова стал приближаться к Небугу, по нему начали стрелять два полевых орудия, сразу давшие один перелет и один недолет. Орудия, которые стояли в разных местах, были сейчас же обнаружены по вспышкам выстрелов; развернувшись бортом, «Дерзкий» их обстрелял и после первых же близких разрывов они замолчали. С целью снова вызвать их стрельбу миноносец прошел четыре раза [216] в двух-трех километрах от берега, но орудия упорно молчали. В 8 часов «Дерзкий» вернулся в Туапсе и подошел к «Калипсо», который дал ему сколько мог нефти. Действия на морском фланге «Дерзкого», видимо, обескуражили партизан, которые не только прекратили попытки наступать, но даже отошли назад, и высланный в этот день казачий разъезд прошел на несколько километров вперед, никого не обнаружив.

На следующий день капитан 1 ранга Н. Н. Машуков, присутствие которого было необходимо ввиду готовившегося десанта в Азовском море, ушел на «Ледоколе № 1» в Керчь. Вслед за ним, несмотря на поднятый «Дерзким» сигнал «вернуться», который, возможно, не был понят, ушел и «Георгий».

6 апреля фактически эвакуация была закончена, и все пароходы ушли в Феодосию. У железнодорожной пристани остался транспорт «Николай 119», грузивший еще артиллерию и который должен был взять команды бронепоездов. Управление портом было переведено на транспорт, «Тайфун» с болиндером пошел в Сочи, куда должны были посылаться в дальнейшем пароходы. Надо отметить, что в Сочи и далее до Поти не было оборудованных портов и погрузка на суда была лишь возможна при помощи мелкосидящей баржи с пересадкой людей на стоявшие на якоре пароходы. Находившийся на железной дороге арьергард и бронепоезда, устроив в туннелях завалы, в этот день оставили Гойхтский перевал и начали отходить к Туапсе; кубанские части и обозы уходили на юг по сочинскому шоссе. Два бронепоезда отошли на железнодорожную пристань и командир «Николая» предложил своими стрелами снять с них и погрузить на транспорт орудия и башни. Остальные бронепоезда, кроме одного, были приведены в негодность. Транспорт должен был взять с собой находившийся в порту буксирный катер «Петр», который с трудом был приведен к его борту четверкой «Дерзкого». На остальных мелких катерах машинисты миноносца сняли части механизмов. Окончательное оставление порта было назначено на 7 апреля, в зависимости от того, как быстро будут наступать красные, но из предосторожности стоявшие в середине порта «Дерзкий» [217] и «Калипсо» к вечеру подняли все шлюпки и были готовы к немедленной съемке с якорей. На новороссийском шоссе арьергард отошел на последний перед портом Агойский перевал, но партизаны здесь его не беспокоили, вероятно не решаясь атаковать эту крутую гору. В первую половину дня 7 апреля продвигавшаяся вдоль железной дороги дивизия красных была задержана арьергардом при поддержке бронепоезда у последней станции Кабардинка, но их части продвигались также вдоль долины Паук. В 14 часов «Николай», окончив погрузку, отошел от пристани, но на случай необходимости взять еще кого-либо был поставлен на якорь в порту и ушел лишь два часа спустя. Оставленные им пустые бронеплощадки паровоз столкнул в море. В 15 часов начался отход арьергардов. Для облегчения отступления арьергарда с новороссийского направления «Дерзкий» в 16 часов подошел к долине Агоя и выпустил десяток снарядов вдоль шоссе. В момент поворота миноносца в море, по нему открыли огонь два 3-дюймовых орудия, место которых сразу определить не удалось. «Дерзкий» обстрелял некоторые пункты на берегу, где предположительно могла бы находиться батарея, которая сделала десятка два выстрелов, причем некоторые ее снаряды ложились вблизи миноносца. Наконец, сигнальщики заметили вспышки выстрелов на склоне холма у Небуга и по этому месту был открыт беглый огонь из трех орудий, и тотчас же батарея замолчала. В 17 часов 30 минут «Дерзкий» вернулся к Туапсе и стал на якорь в двух километрах от берега на внешнем рейде, невдалеке от вышедшего в 16 часов из порта «Калипсо». К этому времени арьергард с железной дороги уже отошел на юг. У вокзала был большой пожар, зажженный командой бронепоезда, и рвались боеприпасы. Сам бронепоезд отошел на Черноморский вокзал, взорвав после себя мост через Туапсинку. Через город на рысях проходили несколько сотен казаков, бывших в арьергарде на новороссийском шоссе.

Цепи красных появились со стороны Кабардинки и затем на холмах со стороны Паука. Бронепоезд обстреливал их шрапнелью, но по нему открыла довольно меткий огонь батарея; после попадания гранаты в стоявший за [218] ним паровоз, бронепоезд отошел за поворот. Другая батарея (возможно, это был бронепоезд) более крупными снарядами обстреливала город и порт. «Дерзкий» сделал лишь несколько выстрелов, так как с мостика было трудно разобрать, где свои и где чужие. В 18 часов, вероятно приблизившись, как предполагали, 42-линейная батарея одиночными выстрелами открыла огонь по кораблям гранатами и иногда шрапнелью, целя главным образом в «Калипсо». Выбравшие заблаговременно якоря корабли малым ходом начали уходить, причем капитан 2 ранга Н. Р. Гутан, не желая при этом опережать «Калипсо», держался позади его траверза. Ответного огня корабли не открыли, так как местоположение батареи не удалось заметить, а стрелять по городу было безрассудно. Шрапнель разорвалась между мачтами «Дерзкого», и пули, как горох, рассыпались по стальной палубе, но в этой части миноносца по боевой тревоге никого не было, а проходивший здесь старший офицер лейтенант В. К. Полетика успел отпрыгнуть под настройку. Затем у самой кормы «Калипсо» поднялся фонтан воды и разорвавшийся снаряд осыпал ее осколками, после чего крейсер увеличил ход и его примеру последовал «Дерзкий». Батарея оказалась дальнобойной, и корабли находились в сфере ее обстрела 20 минут.

Через Туапсе, включая беженцев и гражданских лиц, было эвакуировано примерно 15 000 человек, некоторое количество лошадей и орудий.

После рассвета «Дерзкий» подошел к Гаграм, чтобы посмотреть, нет ли там пропавшего «Макарова», но катера там не оказалось. На смену «Дерзкого» для продолжения эвакуации должен был прибыть эскадренный миноносец «Живой», вместе с тем на «Дерзком» не было достаточно нефти, чтобы дойти до Севастополя, требовалось перебрать кое-какие механизмы и его команда от интенсивной работы сильно устала. Принимая это во внимание и предполагая, кроме того, что в Крыму нефти не достать, капитан 1 ранга Лебедев приказал идти в Батум, куда миноносец пришел в 18 часов. Во время спокойной стоянки «Дерзкого» в Батуме у всех оказалось время предаться своим мыслям. Под влиянием происшедшей катастрофы [219] Добровольческой армии в настроении команды произошел некоторый упадок. О реальном положении в Крыму сведений не было, и в случае его падения предполагалось, что миноносец уйдет за границу. Обильное потребление кахетинского вина позволяло забыть горечь поражения, но несколько человек из более чем ста человек команды дезертировало. Среди них оказался старшина одной кочегарки, гардемарин инженерного училища, и, что всех удивило, — боцман, бывший унтер-офицер Гвардейского экипажа. В 1919 году, когда в Новороссийске формировалась команда «Поспешного», он явился на миноносец и на вопрос старшего офицера, есть ли у него документы, распахнул бушлат, показал свою богатырскую грудь, на которой от края до края, в красках, был нататуирован императорский орел, и сказал: «Вот мой документ, куда я с таким могу еще податься!». Но необходимо отметить, что когда через несколько дней «Дерзкий» снова вышел в море и пошел в родной для многих матросов Севастополь, все тяжелые думы были забыты и команда, как раньше, превосходно работала.

Вступивший в командование Русской армией генерал Врангель для разрешения создавшегося на кавказском побережье положения командующим Кубанской армией назначил генерала С. Г. Улагая, доставить которого в Туапсе должен был только что закончивший ремонт миноносец «Живой» (командир старший лейтенант М. А. Лазарев). Взяв на борт генерала С. Г. Улагая, его начальника штаба генерала Н. Н. Стогова и полковника Туманова, «Живой» зашел сперва в Керчь, где на него погрузилось несколько членов кубанской рады из числа лояльных генералу Врангелю, которые должны были оказать влияние на казаков, после чего миноносец направился в Туапсе. Зная о его приходе, всю ночь после оставления порта «Дерзкий» периодически вызывал «Живого» по радио, а уходивший в другую сторону «Калипсо» слал в эфир: «to all to all and руска миноноска» и далее, по-английски: «Туапсе занято большевиками». По какой-то причине не приняв этих телеграмм, во второй половине дня 8 апреля «Живой», пройдя в близком расстоянии Кадошский мыс, подошел к Туапсе. Отсутствие каких-либо кораблей в порту [220] показалось Лазареву подозрительным, и он тотчас же застопорил машины, чтобы осмотреться. Расстояние до набережной было не более километра, и не прошло и нескольких минут, как стоявшее у таможни 3» орудие открыло огонь, и первый его снаряд упал в 50 метрах от борта. Миноносец дал полный ход и, прижимаясь к берегу Кадоша, пошел в море. Кормовое 75-мм орудие открыло огонь, и после нескольких выстрелов ему удалось сбить стрелявшую пушку. На мысу была хорошо видна установленная в 1916 году двухорудийная морская 6-дюймовая батарея, на которой копошились люди, начавшие поворачивать орудие в сторону миноносца. С расстояния в 200 метров батарея была обстреляна из пулемета, и бывшие там люди разбежались. Отойдя в море, «Живой» обстрелял дома на набережной, начиная с большого здания с развевавшимся красным флагом, который загорелся. Всего было выпущено 83 снаряда. Около 18 часов, когда миноносец уже отошел от порта, в ста метрах от него поднялся высокий столб воды от падения крупного, вероятно, 6» снаряда. Через короткий промежуток времени второй снаряд разорвался в восьми-десяти метрах против носовой части, и осколок прочертил по шпилю. В этот момент подошедший с юга английский миноносец начал стрелять залпами по Туапсе, и батарея перенесла огонь на него; повернув в море, миноносцы быстро вышли из сферы падения снарядов. «Живой» пошел к Сочи, но через часа полтора в носовом отсеке была обнаружена вода, и миноносец заметно сел носом. При осмотре борта у ватерлинии против клюза была обнаружена пробоина в 10 на 12 сантиметров с острыми вывернутыми наружу (!) краями. Мотор электрической помпы оказался уже в воде и пришлось организовать откачивание воды ручным брандспойтом, на который встали члены рады. Для уменьшения количества воды отсек туго забили ветошью и паклей, но вода продолжала прибывать и начала заливать кубрик через отошедший, вероятно по ветхости, люк водонепроницаемой переборки. После нескольких часов усилий машинному унтер-офицеру удалось прижать и заклинить люк и, продолжая выкачивать воду, ее дальнейшее распространение удалось прекратить; в 23 часа был дан ход. Вспышек выстрелов на [221] «Живом» не видали, но все же офицеры предполагали, что стреляла батарея Кадош, хотя бывший командир Туапсинского порта капитан 2 ранга П. П. Винокуров еще в Севастополе сказал Лазареву, что с орудий этой батареи в свое время были сняты замки и стрелять она не могла. В одни сутки красные восстановить ее не могли и можно предполагать, что стрелял тяжелый бронепоезд, с которым потом еще пришлось иметь дело.

После оставления Туапсе кубанские части отошли на 30 километров и, пройдя Лазаревку, закрепились вдоль бурной в это время года горной реки Исезуапе; затем, после трехдневного боя, они 15 апреля были вынуждены отступить до долины реки Шахе, в 25 километрах от Сочи. Строившаяся железная дорога оканчивалась несколько километров далее у Лоо, поддерживавший казаков бронепоезд был взорван, и его команда погрузилась на прибывший к Сочи пароход «Колыма», грузивший людей с помощью болиндера. Генерал В. Г. Науменко отбыл в Крым, и его заменил генерал Н. А. Морозов.

Утром 9 апреля «Живой» встал на якорь у Сочи; вскоре с берега прибыл генерал А. Г. Шкуро, который имел длинный разговор с генералом С. Г. Улагаем в кают-компании миноносца. Позже было получено радио с приказанием генералу С. Г. Улагаю следовать в Батум, для переговоров с прибывшим туда из Владикавказа командовавшим войсками на Кавказе генералом И. Г. Эрдели. 10 апреля в канун Пасхи «Живой» пришел в Батум. Для более энергичного откачивания поступавшей воды «Дерзкий» передал ему свой брандспойт, и капитан 1 ранга Лебедев обратился за помощью к командиру стоявшего в порту английского крейсера «Карадок». «Живой» был подведен к крейсеру и спустившийся за борт английский машинист, обрезав острые края пробоины, наложил на нее железную планку и крепко ее притянул болтами, после чего поданным шлангом крейсер осушил отсек. Уголь на «Живом» подходил к концу, и, англичане разрешили пополнить его запас из возвышавшейся на пристани горы угля. «Дерзкий» впервые после Константинополя смог принять полный запас нефти. Фактически в Батуме всем распоряжались англичане. Они имели здесь свою базу, [222] через которую шло снабжение в Каспийское море и Персию, и в городе стояла их пехотная часть.

С самого основания Грузия страдала отсутствием флота, который состоял лишь из трех бывших русских быстроходных катеров, трех вооруженных маленьких буксиров и имелся лишь один коммерческий пароход «Михаил». Решив воспользоваться крушением Добровольческой армии, грузинские власти захватили в Поти четыре парохода под русским флагом, но после протеста генерала И. Г. Эрдели, поддержанного английским командованием, три парохода были ими отпущены. На одном из них прибыл в Батум бывший кадет Морского училища, подпоручик корпуса корабельных офицеров Малов, состоявший в команде катера «Старший лейтенант Макаров», которому удалось бежать из грузинского лагеря. Малов сообщил, что катер зашел в Сухум и, несмотря на предупреждение капитана 1 ранга Лебедева быть осторожными с грузинами, командир катера, оставив на нем лишь четырех человек, с остальной командой отправился гулять в город, где все были арестованы. К стоявшему на якоре «Макарову» подошли два грузинских катера, и человек 20 вооруженных грузин, перепрыгнув на него, им завладели. После этого «Макаров» был отведен в Поти. Узнав об этом пиратском акте, капитан 1 ранга Лебедев решил с двумя миноносцами идти в Поти и, если надо угрожая бомбардировать порт, потребовать возвращения катера. Английское командование нашло действие грузин в захвате катера неправильным, а командир бывшего в Батуме французского эскадренного миноносца «Хова», вероятно по собственной инициативе, решил присоединиться к этой демонстрации. Поход был назначен на 14 апреля, но командир «Живого» попросил отсрочки, так как принятый им уголь был столь низкого качества, что почти не горел в топках котлов. На следующий день «Живой» все еще не поднял паров, и капитан 1 ранга Лебедев решил вести его на буксире. Вечером, светя прожекторами, капитан 2 ранга Н. Р. Гутан, очень искусно маневрируя, подвел «Дерзкого» к стоявшему у пристани «Живому», ошвартовавшись к нему бортом, вывел его из порта и в час ночи перевел его за корму. Генерал С. Г. Улагай опять пошел на «Живом». К утру [223] разыгрался штормовой ветер прямо в нос миноносцам и развел довольно большую волну. В 10 часов утра лопнул буксир и не без труда из-за качки был заведен новый. По оборотам винтов ход должен был быть 6 узлов, но фактически миноносцы вперед почти не продвигались и их снесло на старое, но все еще опасное минное поле. После полудня, ввиду не прекращающегося шторма, капитан 1 ранга Лебедев решил операцию отменить и приказал повернуть на Сочи. Присоединившийся утром «Хова» с благодарностью был отпущен. На новом курсе, хотя качка усилилась, но ветер мешал меньше, и с риском порвать буксир «Дерзкий» прибавил число оборотов, но в действительности ход не превышал четырех узлов. В 23 часа снова со свистом, извиваясь спиралью, лопнул стальной буксир. При свете прожекторов Н. Р. Гутан подвел корму «Дерзкого» к «Живому», при помощи бросательного конца ему был передан перлинь и он был подтянут ближе. Миноносцы качало, и таран «Живого» угрожающе бросало вверх и вниз у самой кормы «Дерзкого». На карапасной, обдаваемой брызгами носовой палубе «Живого» работать было очень трудно, и матросы ежесекундно рисковали свалиться за борт. Было решено в качестве буксира использовать якорный канат, но живинцы его упустили, и сто сажен тяжелой цепи с грохотом полетели за борт; не имея пара на шпиле для его подъема, канат пришлось отклепать. Пришедший на корму Н. Р. Гутан, видя, что команда «Живого» не справляется и его старший офицер мичман Христо-Феодорато безучастно сидит на пушке, приказал строевому унтер-офицеру «Дерзкого» и трем матросам перебраться на «Живой». Цепляясь руками и ногами за канат, они достигли «Живого», после чего дело пошло быстрее и новый буксир был заведен. В 2 часа ночи «Дерзкий» дал ход. К утру шторм постепенно стих и, воспользовавшись этим, команда «Живого» через узкие палубные горловины начала выбрасывать за борт батумский уголь, чтобы добраться до оставшегося, правда в небольшом количестве, хорошего угля. В 11 часов утра 17 апреля миноносцы пришли в Сочи и, к общей радости команды «Дерзкого», «Живой» был передан «Колыме», которая, взяв тысячи полторы пожелавших [224] эвакуироваться, на следующий день ушла с ним в Феодосию.

В день прихода «Дерзкого» у Шахе красные части пытались продвинуться вперед. В 11 часов стоявший у Сочи английский миноносец «Стедфаст» снялся с якоря и днем несколько раз обстреливал тылы красных, до Лазаревки включительно. Вместе с тем в штабе было получено сведение, что в следующую ночь красные собираются на катерах и шлюпках высадить десант в тылу позиции казаков. Ввиду этого в 23 часа «Дерзкий» снялся с якоря и до рассвета, светя прожекторами, малым ходом крейсировал между Лазаревкой и Шахе в поисках проблематичных катеров. После рассвета миноносец через посланную к берегу шлюпку получил просьбу из штаба отряда обстрелять правый берег реки Шахе и прилегающие к ней склоны долины, так как красные начали атаку позиций. Действительно, на берегу была слышна жаркая пулеметная и ружейная стрельба, но артиллерия безмолвствовала. Об этой просьбе были поставлены в известность англичане, и прибывший в Сочи крейсер «Карадок» и «Стедфаст» тотчас же вышли к Шахе. В 8 часов 15 минут проходя 6-узловым ходом в четырех километрах от берега, «Дерзкий» быстро чередующимися двухорудийными залпами открыл огонь. Через пять минут шедший немного мористее его «Карадок» и немного позднее миноносец начали энергичный обстрел берега. В бомбардировке принял участие десяток скорострельных орудий, и сразу долина и склоны горы покрылись дымом разрывов и пылью. «Дерзкий» обстреливал железную дорогу, шоссе и близлежащий район, тогда как «Карадок» эффектными четырехорудийными залпами посылал 6-дюймовые снаряды дальше в глубь долины. После первых же залпов перестрелка на берегу прекратилась и красноармейцы бросились назад в поисках укрытий. В 8 часов 30 минут корабли повернули на обратный путь, причем «Карадок» и миноносец вступили в кильватер «Дерзкому», что было удобнее при стрельбе. До 9 часов 10 минут более редким огнем корабли продолжали обстрел берега, после чего «Дерзкий» ушел в Сочи, а англичане остались у Шахе и около полудня снова обстреливали долину. В 16 часов [225] вернулся «Карадок», а миноносец оставался там до темноты, но красные не решались больше что-либо предпринимать.

19 апреля в 8 часов утра, согласно полученному приказанию, «Дерзкий» пошел в Севастополь. Смена ему не посылалась, и надо думать, что это решение было вызвано невозможностью сговориться с кубанскими представителями. Вслед за ним из Сочи вышел «Стедфаст» и, подойдя к Лазаревке, начал ее обстреливать. Внезапно около него начали подниматься высокие столбы воды от падения, вероятно, 6-дюймовых снарядов, но стреляло, видимо, лишь одно орудие. Командир «Дерзкого» хотел идти к нему на помощь, но капитан 1 ранга Лебедев сказал, что в этом нет надобности. Действительно, поставив дымовую завесу и дав самый полный ход, «Стедфаст», ушел зигзагами в море, а появившийся скоро «Карадок» в отместку сильно бомбардировал Лазаревку. По всей вероятности, миноносец был обстрелян вооруженным морским орудием бронепоездом, продвинувшимся в это утро до Лазаревки, и его присутствие усложняло действия кораблей у Шахе.

Положение казаков на остававшейся в их распоряжении маленькой территории продолжало ухудшаться. В этом поистине райском саду, которым является Черноморское побережье весной, когда все деревья в цвету, всегда был недостаток в пищевых продуктах, и казаки лишь с трудом находили себе пропитание и голодали. Ввиду этого, по распоряжению Константинопольской морской базы, пассажирский пароход «Св. Николай», нагрузив 50 тонн муки, 24 апреля был послан в Сочи. Там он взял на борт 1100 больных и 400 других пассажиров и доставил их в Ялту. Видя тщетность своих уговоров, генерал Шкуро со своим конвоем покинул Ялту на английском миноносце. Но развязка быстро приближалась. Потеснив казаков, 29 апреля красные части заняли Сочи, и кубанцы, в надежде быть пропущенными в Грузию, отошли в нейтральную зону; преследуя их, 2 мая красные дошли до границы. У нейтральной зоны, против хутора Веселый, стояли на якорях английский линейный корабль «Айрон Дьюк», эскадренный миноносец, пришедший из Крыма пароход «Бештау» и незаменимый «Тайфун» со своим [226] болиндером. На «Айрон Дьюке» находился генерал Шкуро, который еще раз попытался повлиять на казаков. В конечном результате на «Бештау» и взятый им на буксир болиндер было погружено до трех тысяч казаков, среди них военное училище и много офицеров. Больше пароход не мог вместить, и к вечеру 3 мая все корабли вышли в море. Атаман Н. А. Букретов, при посредничестве генерала Н. А. Морозова, вступил в переговоры с местным красным командованием и заключил с ним при условии нерепрессирования сдавшихся договор о капитуляции, но это условие впоследствии не было признано высшими властями. Обманутые своими лидерами, казаки хотели устроить над ними самосуд, но Н. А. Букретов, Иванис и Тимченко бежали в Грузию. Некоторое количество казаков решили все же не сдаваться и распылились в окрестных горах.

За это время в Новороссийске произошел не совсем понятный инцидент. 21 апреля в порт вошел итальянский крейсер «Этна», командир которого заявил, что он прибыл с целью начать переговоры относительно возобновления политических сношений между Италией и РСФСР. Документов, подтверждающих эту дипломатическую миссию, командир не имел, и советские власти пришли к заключению, что «Этна» пришла с целью разведки в пользу белых, и решили крейсер задержать. Но 28 апреля вечером «Этна» снялась с якоря и направилась в море. По крейсеру, осветив его прожектором, открыли огонь полевая батарея и бронепоезд; «Этна» стала отвечать из своих орудий и без повреждений ушла в море. Необходимо отметить, что итальянцы в гражданской войне никакого участия не принимали, и обвинение их в помощи белым надо считать ничем не обоснованным.

3 мая в Севастополе была проведена реорганизация морского командования. Генерал П. Н. Врангель, находя деятельность вице-адмирала A.M. Герасимова мало энергичной и, в частности, то, что он допускал своему начальнику штаба капитану 2 ранга Рябинину открыто говорить офицерам о безнадежности положения Крыма и о необходимости прекращения Гражданской войны, освободил адмирала от занимаемой должности и назначил вице-адмирала [227] М. П. Саблина командующим флотом и одновременно начальником Морского управления. Должность главного командира портов и судов, которую ранее занимал адмирал М. П. Саблин, была упразднена.

Операция с кубанскими казаками не закончила действия флота по эвакуации с Кавказа и перевозки в Крым прорвавшихся к морю воинских частей. Так, в конце мая Астраханско-Терская бригада, под командой полковника Колоссовского, перевалившая через горы, при попустительстве грузин была снята с берега севернее Поти с помощью приведенного болиндера вооруженным ледоколом «Гайдамак» и другим судном 2-го отряда. Но эвакуация более крупной группы войск, главным образом терских казаков с их атаманом генералом Г. А. Вдовенко, отошедшей в Грузию по Военно-Грузинской дороге, встретила препятствие со стороны грузин, опасавшихся осложнений с советским правительством. Для урегулирования этого вопроса генерал П. Н. Врангель поручил адмиралу A.M. Герасимову в качестве своего полномочного представителя отправиться в Батум. В последних числах июня эскадренный миноносец «Жаркий», конвоируя транспорт «Сарыч» (бывший «Маргарита»), вышел по этому назначению. 27 июня туда же, имея на борту генерала из штаба армии, пошла подводная лодка «Утка» (командир старший лейтенант Н. А. Монастырев), которая попутно должна была произвести разведку в Новороссийской бухте. Ночью, подойдя к берегу у Кабардинки, на тузике был высажен кондуктор, который из разговора с жителями выяснил, что в Новороссийском районе никаких повстанцев нет, порт совершенно пустой, и мелкие отряды красноармейцев находятся во всех населенных пунктах побережья. По выходе из бухты в открытом море сильная волна не дала возможности лодке поднять мачты для радио-телеграфирования, и командир для передачи полученных сведений зашел в Керчь, после чего «Утка» отправилась в Батум, куда прибыла 30 июня. Походы подводных лодок, о которых командование должно было предупреждать англичан, всегда их беспокоили; перед Батумом «Утку» встретил миноносец «Стедфаст», который под видом получения сведений послал к ней [228] шлюпку с офицером, и в порту за лодкой велось постоянное наблюдение.

В июне английское правительство приняло решение о прекращении интервенции в России и оказания помощи антибольшевицким силам. 28 июня английская военная миссия покинула Севастополь, и с этого времени армия генерала П. Н. Врангеля была предоставлена своим собственным силам, как в военном смысле, так и в финансовом отношении и изыскании способов снабжения. Лишь 10 августа Франция, желая косвенно поддержать Польшу, признала правительство ген. Врангеля. Решение англичан коснулось и Грузии; в начале июля они производили эвакуацию своей Батумской базы, и 7 июля находившаяся там эскадра ушла в Константинополь. Возможно, что новое положение и присутствие в порту русских военных кораблей сделали грузин более уступчивыми, и они дали свое согласие на погрузку войск. 5 июля «Утка» ушла в Севастополь; окончив погрузку войск, «Сарыч» и «Жаркий» тоже покинули Батум.

Ввиду поступавших в Севастополь сведений о восстаниях на Кубани и появления антисоветских отрядов на побережье, в течение лета и осени корабли флота неоднократно ходили к кавказским берегам, высаживали разведочные партии или казачьих офицеров, пытавшихся войти в связь с этими отрядами. Попутно велась блокада занятого красными побережья. В этих операциях участвовали подводные лодки, эскадренный миноносец «Капитан Сакен» и другие корабли. Лейтенант М. П. Бачманов, выйдя из Керчи на катере, высадился у Геленджика и вернулся, добыв ценные сведения. Генерал П. Н. Врангель поручил генерал-майору Муравьеву пробраться в Баталпашинский отдел и, действуя его именем, объединить находившиеся там отряды, а также предупредить их о предполагаемом десанте на Кубань. Чтобы не привлечь внимания появлением военного корабля, генерал Муравьев в сопровождении нескольких офицеров отправился на моторном судне, мотор которого на втором дне перехода сломался, и судно лишь на двенадцатый день было принесено ветром к анатолийскому берегу. После еще долгих скитаний генерал Муравьев прибыл в Гагры и вошел в [229] сношения со скрывавшимся в горах отрядом полковника Улагая. 27 июля полковник Улагай атаковал слабые части красных, стоявшие у границы, и занял Адлер, Хосту и Молдаванку, но получившие подкрепления красные отбросили на следующий день казаков назад, и они распылились в нейтральной зоне, тогда как Муравьев через горы отправился в район Баталпашинска. Сведения о выступлении отряда Улагая были получены в Крыму с большим опозданием. Не зная еще, что он потерпел неудачу, 17 августа на помощь была выслана «Утка», имевшая на борту войскового старшину Балонева, семь казачьих офицеров и сестру милосердия. На лодку было погружено 410 тысяч ружейных патронов, 300 винтовок и 7 пулеметов, для выгрузки которых на буксир был взят моторный баркас. По пути были осмотрены две грузинские шхуны, которые до этого были задержаны вооруженным моторным катером под красным флагом. «Утка» приблизилась к берегу в надежде поймать этот катер, по в наступавшей темноте его не обнаружила. Капитан грузинской шхуны сообщил, что действительно казаки занимали Адлер, но теперь там снова большевики. 20 августа «Утка» подошла к берегу у нейтральной зоны, и на тузике два офицера были высажены на берег для выяснения положения. Офицерам удалось переговорить с командующим грузинскими войсками генералом Мачавариани, который сообщил им все, что знал о действовавшем на Кубани отряде генерала Фостикова и происшедших в районе Адлера событиях; в заключение генерал добавил: «Передайте вашему командиру, что он может делать, что хочет, при условии ненарушения нейтралитета Грузии». По возвращении офицеров было решено, что вся офицерская группа высадится в нейтральной зоне, где также предполагалось оставить на берегу оружие, но за ненахождением подходящего для этого места последнее не было исполнено. На обратном пути проходя мимо Адлера, лодка была обстреляна полевой батареей, но после нескольких удачных ответных выстрелов батарея замолчала. 25 августа «Утка» вернулась в Севастополь.

С другой стороны, красное командование делало усилия для поддержки находившихся в крымских горах зеленых. [230]

9 августа из Анапы вышел паровой катер «Витязь», имея на буксире моторный катер «Гаджибей», и ночью высадил в Судакской бухте группу в 12 человек с комиссаром Мокроусовым во главе и выгрузил некоторое количество оружия. После этого моторный катер был затоплен, а «Витязь», для избежания встречи с белыми кораблями, спустился к югу и благополучно вернулся в Новороссийск.

14 августа у Приморско-Ахтарской был произведен десант на Кубань и через три дня с целью демонстрации у мыса Утриш был высажен небольшой отряд. Предполагаемого успеха операция не имела, и 31 августа началась эвакуация высаженных войск через Ачуев, а потом через Таманский полуостров. Повстанческие отряды генерала М. А. Фостикова, пытавшиеся 24 августа овладеть Лабинской и Майкопом, потерпели неудачу и, не имея патронов и артиллерии, отступили в горы. У генерала М. А. Фостикова остался лишь один выход: перевалить через горы и прорваться к морю. По плохим горным дорогам, сбивая высланные с побережья заслоны, через Красную Поляну и частью отряда через перевал Умпырь, казаки прорвались к морю и 23 сентября заняли Адлер, где к ним присоединился отряд в 400 казаков полковника Улагая. Опередив свой отряд, генерал Фостиков в сопровождении генерала Муравьева горной дорогой пришли в Гагры, где встретили представителя генерала Врангеля полковника Валуева. Но телеграфной связи с Крымом не было, и для доклада генералу Врангелю о положении отряда, через Батум в Севастополь, отправились генерал Муравьев и полковник Улагай. По получении первых сведений о занятии Адлера казаками, начальник штаба генерала П. Н. Врангеля генерал П. Н. Шатилов отправился туда на миноносце. 3 сентября из Севастополя, под конвоем подводной лодки «Утка», вышел транспорт «Сарыч» и также пароход «Аскольд». После совещания в Адлере с генералом Фостиковым генерал Шатилов заключил о необходимости возможно скорее эвакуировать казаков и ушел на миноносце в Севастополь, и заменявший заболевшего вице-адмирала Саблина контр-адмирал Николя 6 октября получил предписание произвести эту операцию. [231]

В это время в Севастополе находился, не считая дредноута, лишь вспомогательный крейсер «Алмаз», так как «Генерал Корнилов» был у Очакова, а миноносцы в Мариупольской операции. Начальником операции был назначен командир «Алмаза» капитан 2 ранга В. А. Григорков и старшим транспортным офицером старший лейтенант A.M. Булашевич. Кроме «Алмаза» в состав отряда вошли: большой транспорт «Дон», приспособленный для перевозки лошадей транспорт «Ялта» (бывший «Виолета»), а также находившиеся в Керчи транспорт «Крым» (бывший «Николай 119)», который должен был привести болиндер, и буксир «Доброволец». Вышедшие ранее «Утка», «Сарыч» и «Аскольд» по соединении с «Алмазом» входили в подчинение начальника операции. На «Алмазе» шли генерал Муравьев и полковник Улагай, и на крейсер было погружено полевое орудие, винтовки и 200 тысяч ружейных патронов. На «Дон» было взято некоторое количество провианта.

Утром 7 октября «Алмаз» вышел из Севастополя; но у юго-восточных берегов Крыма уже четыре дня свирепствовал норд-остовый шторм, принудивший «Утку» зайти в Феодосию и затем отстаиваться в Керчи. На «Алмазе» при сильной качке вода через порты для погрузки угля, у которых не было резиновых прокладок, отсутствовавших в Севастопольском порту, стала проникать в угольные ямы и через них в кочегарки. Водоотливные помпы вскоре забились углем, и крейсер был принужден зайти в Ялту. Опасаясь, что болиндер зальют волны, «Крым» и маленький «Доброволец» тоже ожидали улучшения погоды .

Приведя все в порядок и воспользовавшись уменьшением силы волн, утром 10 октября «Алмаз» снялся со швартов и пошел по назначению. На следующее утро двухорудийная батарея, стоявшая на правом берегу речки Сочипета, открыла по крейсеру огонь, но ее снаряды падали большими недолетами, и ввиду дальности расстояния «Алмаз» ей не отвечал. Проходившая потом ближе к берегу «Утка» была тоже обстреляна этой батареей и выпустила по ней восемь снарядов. Не зная точно, кто занимает Адлер, подойдя к нему на 40 кабельтовых, «Алмаз» [232] произвел один выстрел в горы, после чего стоявшая в селении полевая батарея красных открыла огонь, дав первым залпом перелет. «Алмаз» стал немедленно отвечать и, выпустив двадцать 120-мм снарядов, заставил ее замолчать. Когда он подошел к нейтральной зоне, на берегу был замечен делавший сигналы человек. Капитан 2 ранга В. А. Григорков приказал подошедшей «Утке» с темнотой его подобрать, сам же пошел к Гаграм, где ночью для выяснения местонахождения отряда генерала Фостикова на шлюпке был высажен полковник Улагай. За несколько суток, потерянных кораблями из-за шторма, положение отряда коренным образом изменилось, и взятый с берега «Уткой» человек, оказавшийся полковником Лимаиским, сообщил следующее: 5 октября красные, имея бронеавтомобили, которым казаки могли противопоставить лишь пулеметы и винтовки, при поддержке артиллерии, атаковали находившуюся в пяти километрах впереди Адлера позицию и вынудили казаков отойти за реку Мзыньта, где они укрепились. Но подошедшие со стороны Красной Поляны части красных, потеснив казачий арьергард, заняли Молдаванку за флангом этой позиции. Кроме того, патроны были на исходе. Принимая все это во внимание, генерал М. А. Фостиков вечером 9 октября отдал приказ всем сосредоточиться в нейтральной зоне у хутора Веселый с целью дальней от моря дорогой перейти в Грузию.

11 октября примерно в 15 километрах от берега отряд перешел пограничную реку Псу и вскоре был остановлен грузинскими постами. Генерал М. А. Фостиков связался по телефону с генералом Мачавариани и стал добиваться от него разрешения интернировать отряд в Грузии. В это время с моря донеслась канонада перестрелки «Алмаза» с батареей, но вернуться отряду к берегу уже не было возможности. Появление кораблей позволило Фостикову переменить тон разговоров, и в конечном результате, при условии сдачи всего оружия, было получено разрешение перейти границу, после чего казаки должны были быть помещены в лагерь на режиме военнопленных. В ночь на 12 октября отряд перешел линию грузинских постов, сдавая им свое оружие. Но о последнем факте на «Алмазе» узнали лишь через два дня. [233]

Днем 12 октября к Гаграм подошли «Дон», «Крым» с болиндером, «Доброволец» и «Аскольд». «Ялта» пришла лишь на следующий день. «Сарыч» пришел раньше, и грузины разрешили ему взять около четырехсот находившихся в Гаграх раненых и больных. Транспортам было приказано держаться с застопоренными машинами в 10 милях к западу от Адлера.

Вечером, считая, что отряд находится все еще в нейтральной зоне, для создания диверсии «Алмаз» сделал 20 выстрелов по Адлеру и «Утка» — два. В течение ночи корабли течением были отнесены на северо-запад, и когда утром 13 октября они возвращались, сочинская батарея, давая большие недолеты, открыла огонь. Днем появившийся самолет бросил три бомбы большого калибра, упавшие вблизи «Алмаза». После наступления темноты под наблюдением «Утки» к берегу нейтральной зоны был послан «Доброволец» со шлюпкой на буксире, при помощи которой было выгружено некоторое количество патронов в надежде, что их удастся потом передать казакам. «Утка» сняла с берега полковника Шевченко, посланного генералом Фостиковым для связи с кораблями, который сообщил об интернировании отряда и приказание Фостикова направить транспорты к Гаграм, куда по указанию грузин был переведен его отряд.

Утром 14 октября транспорты подошли к Гаграм и, чтобы сделать видимость соблюдения нейтралитета Грузии, подняли вместо военных флагов национальные трехцветные флаги, выдавая себя за коммерческие пароходы. Но вскоре на «Дон» прибыл генерал Фостиков и, ввиду того что вопрос о посадке с грузинами еще не был решен, приказал отвести транспорты от берега. За это время грузины перевели казаков на 25 километров дальше и расположили их около Пицунды, на правом берегу реки Бзыби, в окруженном с трех сторон стенкой большом имении, где они находились под стражей грузинских солдат. Грузины никакой провизии не давали, казаки голодали и обменивали свои вещи и лошадей крестьянам за два-три хлеба. На происшедшем затем на «Алмазе» совещании между М. А. Фостиковым и В. А. Григорковым было решено после наступления темноты сделать попытку [234] взять казаков на корабли. Для отвлечения внимания «Утке» было приказано обстрелять район между Адлером и Веселым. Около полуночи, под видом передачи провианта, на буксире «Добровольца» к берегу подошел болиндер и также шлюпки «Алмаза». Провизия была немедленно выгружена прибежавшими казаками, которые затем заполнили до отказа болиндер и шлюпки. Небольшая грузинская стража, подкупленная подарками, не создавала препятствий, но перегрузка людей с болиндера по одному трапу на высокую палубу «Дона» брала много времени. Вместе с тем погода испортилась, и пошла довольно сильная волна, выбросившая катер «Алмаза» на берег и принудившая прекратить погрузку. Всего до рассвета удалось перевезти на «Дон» 1300 человек, среди них отряд полковника Улагая. С рассветом появился комендант Гагр, который категорически воспротивился дальнейшей погрузке. Ввиду этого генерал Фостиков приказал кораблям отойти в море, а сам снова отправился для переговоров в Гагры. Вечером 15 октября была сделана новая попытка погрузки. «Дон», «Ялта» и «Аскольд» приблизились, а «Доброволец» с болиндером, на который была погружена провизия, подошел к берегу. Но усиленная пехотой охрана не позволила казакам приблизиться к морю и даже не разрешила выгрузить провизию. Попутно выяснилось, что эвакуации еще подлежат около 5000 человек и несколько сот лошадей, так как большинство прибывших с Кубани беженцев и сравнительно небольшое количество казаков, снова поверивших появившемуся Иванису, решили остаться в Грузии. Такое количество людей свободно могли принять «Дон» и «Ялта», и 16 октября капитан 2 ранга В. А. Григорков отправил «Крым» и «Аскольд» в Севастополь.

Генерал М. А. Фостиков продолжал вести с грузинами безрезультатные переговоры. Вместе с тем было известно, что, согласно одной из статей заключенного в свое время мирного договора между Грузией и РСФСР, все переходившие грузинскую границу русские белые должны были выдаваться советским властям. Будучи уверенным, что мирным путем нельзя ничего добиться и казакам грозит выдача красным, уже днем 16 октября капитан 2 ранга [235] В. А. Григорков телеграммой на имя комфлота просил разрешения применить против грузин вооруженную силу. Вечером того же дня из Севастополя был получен положительный ответ, с получением которого капитан 2 ранга В. А. Григорков с «Алмазом» и «Доном» пошел к Пицунде. «Утке», которая уже раньше с «Ялтой», «Добровольцем» и болиндером была послана для новой попытки, было приказано по радио ожидать начальника отряда. Но уведомленный посланным в Гагры офицером о новом решении, генерал М. А. Фостиков приказал до утра ничего не предпринимать. Вместе с тем запасы угля на «Алмазе» и «Доне» не позволяли дольше продолжать крейсерство, и стояла тихая погода, которая в осеннее время могла ежечасно измениться и не допустить похода болиндера и шлюпок к берегу. Принимая во внимание эти факты, Григорков решил взять инициативу в свои руки и в 8 часов утра 17 октября на моторном катере послал лейтенанта Григорьева с письмом, адресованным генералу Мачавариани, в котором Григорков ставил его в известность, что, имея приказание погрузить людей, он начнет эту операцию в полдень и просил генерала дать распоряжения, чтобы ей не было оказано противодействий, в случае которых будут применены все имеющиеся средства. Письмо было передано грузинскому коменданту лагеря, и одновременно генералу Фостикову была передана просьба подготовить отряд к погрузке. Около 14 часов корабли двумя кильватерными колоннами, имея впереди «Алмаз» и «Утку», на которых была пробита боевая тревога, пошли к берегу. Ввиду отсутствия какого-либо движения грузин создавалось впечатление, что они не будут противодействовать посадке, но когда болиндер был подведен к берегу, грузины не позволили ему спустить сходни, и он был принужден отойти. Генерал Фостиков на моторном катере прибыл на «Алмаз» и сообщил, что грузины разрешили лишь выгрузить провизию, и, не видя другого выхода, он присоединился к решению действовать силой. На происшедшем на «Алмазе» совещании было решено, для нейтрализации грузинской стражи с наименьшим кровопролитием для обеих сторон, применить своеобразного «троянского» коня. 250 отобранных из отряда полковника Улагая [236] вооруженных винтовками казаков с обращенного к морю борта «Дона» были посажены с их командиром в трюм болиндера, на который, замаскированный мешками муки, установили пулемет с «Алмаза». Старший лейтенант Булашевич был назначен начальником посадки.

Генерал Фостиков пошел на «Добровольце», который в 17 часов подвел болиндер к берегу. Несмотря на протесты стражи, сходни были выкинуты на берег и из трюма высыпались казаки, которые набросились на опешивших грузин и просто вырывали из их рук винтовки. Бросившиеся бежать к забору лагеря были схвачены бывшими там казаками. Для устрашения грузин и, если понадобится поддержка, «Утка» с наведенными пушками подошла как можно было ближе к берегу. Полковник Улагай разделил десант на три отряда, оцепивших место посадки, и после перестрелки окончательно отогнал грузинских пехотинцев. Тотчас началась посадка людей на болиндер; для ее ускорения все шлюпки «Алмаза» и «Дона» были посланы к берегу и стали перевозить эвакуированных прямо к транспортам. Вечером и в течение ночи грузины сделали шесть выстрелов шрапнелями по месту посадки, не причинивших потерь. Очевидно, они это делали, чтобы большевики их не обвинили в попустительстве. Место батареи с «Алмаза» не было замечено, и он ответного огня не открывал. Всего болиндер совершил пять рейсов. В последний раз он отошел от берега в 3 часа 30 минут утра 18 октября, взяв последнюю партию казаков и десантный отряд. Генерал Фостиков, который все время лично руководил посадкой, ушел на баркасе «Алмаза». Казаки привели к месту посадки лишь 150 лошадей, но, ввиду того что они боялись спускаться в темный трюм болиндера, удалось в последнем рейсе взять лишь 36 из них. Закончив погрузку, корабли отошли от берега, и было приступлено к перегрузке лошадей на «Ялту». Всего за две операции было эвакуировано 6203 человек, из которых две трети находились на «Дону», а остальные на «Ялте», среди них около 500 беженцев, и это не считая 400 раненых и больных, взятых на «Сарыч». Поручив «Утке» конвоировать «Ялту», взявшую болиндера на буксир, и «Добровольца» и направить их в Феодосию, а самой идти в [237] Севастополь, капитан 2 ранга В. А. Григорков с «Алмазом» и «Доном» пошли в Феодосию. Днем выяснилось, что на крейсере не может хватить угля, чтобы дойти до этого порта, и «Дон» взял его на буксир. Но стоявшая все время отличная погода стала портиться, и ночью при задувшем сильном ветре лопнул буксир. Завести новый при сильной волне и маневрируя большим высокобортным транспортом было чрезвычайно трудно, и «Алмаз» снова пошел своими машинами, но угля хватило лишь до Чауды, и, не дойдя 20 миль до Феодосии, «Алмаз» был вынужден стать на якорь, а «Дон» пошел дальше. Утром 20 октября из Керчи пришел буксир «Херсонес», который отвел «Алмаз» в Феодосию.

На этом закончились операции флота по сбору и перевозке войск с кавказских берегов, к которым надо добавить доставленный 27 июля пароходом «Саратов» из Сулина в Феодосию отряд генерала Н. Э. Бредова. Благодаря подвезенным флотом подкреплениям оказалось возможным восстановить казачьи дивизии, сыгравшие немалую роль в действиях армии генерала П. Н. Врангеля.

Как и в других местах, красное командование приняло меры для обороны побережья, что ему облегчалось ресурсами Балтийского флота. В августе была создана Новороссийская морская база, начальником которой был назначен бывший лейтенант выпуска 1919 года А. Кондратьев, и в бухте было поставлено минное заграждение. 27 сентября в районе маяка Дооб и Геленджикской бухты в две линии было выставлено 240 мин образца 1912 года, и в октябре, в дополнение к полевой артиллерии, были установлены батареи: № 1 из 130-мм орудий и № 2, имевшая три 6-дюймовки; кроме того, из Каспийского моря прибыли снятые с находившихся там эскадренных миноносцев торпедные аппараты для устройства в бухте кинжальной батареи. На озере Абрау была оборудована база гидросамолетов. В Туапсе была восстановлена 6-дюймовая батарея. Всеми этими мерами Новороссийск был достаточно укреплен, но собственно морские силы были представлены лишь восемью найденными в порту малыми буксирами и моторными катерами, вооруженными мелкокалиберными пушками и пулеметами, но существование даже [238] этой мелочи вынудило белое командование из предосторожности конвоировать военными кораблями транспорты, когда они должны были идти вдоль берегов. И октября по железной дороге прибыли катера японской постройки типа «Пантера», вооруженные одной 47-мм пушкой и 2 пулеметами, переброшенные из Запад но-Двинской флотилии, и два трехмоторных быстроходных катера. Но неожиданное подкрепление пришло от Кемаль-паши. Две канонерские лодки, имевшие по два 100-мм орудия, и пароход «Шахин» находились в Трапезунде в руках кемалистов. Опасаясь их захвата англичанами, Кемаль-паша приказал им укрыться в Новороссийске. О переходе канонерок стало известно в Севастополе, и когда «Алмаз» и «Утка» уходили к Гаграм, их командиры получили приказание в случае встречи с турецкой канонерской лодкой ее задержать. Но встреча не произошла, так как «Айдин-Рейс» уже 11 сентября пришел в Новороссийск, а «Превеза» 13 октября, то есть когда отряд капитана 2 ранга Григоркова уже второй день находился в районе Адлера. По приходе в Новороссийск турецкие корабли были переданы в пользование советскому правительству, подняли красные флаги и получили новые названия: «Восставший» («Превеза») и «Луч Востока» («Айдин-Рейс»), но в операциях они не приняли участия и потом были возвращены Турции. Но пароход «Шахин» был использован при авантюристической попытке десанта в Крым.

Не сведущий в морских делах реввоенсовет Кубанской армии, игнорируя опасность встречи в море с белыми кораблями и тоже вероятность их быстрого прихода из Керчи или Феодосии и неминуемого в этих случаях уничтожения отряда до окончания высадки, составил план десанта на Керченский полуостров. Для перевозки десанта силой в тысячу красноармейцев был предназначен тихоходный «Шахин», которого должны были сопровождать быстроходный катер (второй сжег мотор) и маленький буксир для высадки красноармейцев на берег. По организационным причинам операция несколько раз откладывалась, и отряд вышел в море лишь в ночь на 10 ноября, в течение которой генерал П. Н. Врангель отдал приказ об эвакуации Крыма. [239]

Но в море разыгрался шторм, отряд потерял свое место, и залитый волнами буксир затонул, после чего, лишенный возможности высадить на берег людей, «Шахин» вернулся в Новороссийск. Лишь быстроходный катер дошел до Судакской бухты, где он высадил небольшую группу партизан.

Более опасным для белого флота было отданное 11 ноября приказание командующего Морскими силами республики бывшим контр-адмиралом А. В. Немитцем выставить у южного выхода Керченского пролива минное заграждение. Но Новороссийская база не имела подходящих для такой операции судов и не смогла выполнить эту задачу. 16 ноября корабли белого флота, последним в 18 часов 30 минут вооруженный ледокол «Всадник», под флагом начальника 2-го отряда контр-адмирала М. А. Беренса, смогли спокойно выйти из Керченского пролива и, эвакуируя армию, уйти в Константинополь. [240]