Мириться с клеветой, которая порочит не столько Сталина, сколько многомиллионную армию участников Великой Отечественной войны, спасших народы мира от коричневой чумы, нельзя. У Сталина, как и у каждого диктатора, немало грехов. Но зачем приписывать ему еще и то, чего он не делал, более того — чему противостоял? Чтобы читатели не заподозрили меня в почитании Сталина, замечу, что я испытал муки, связанные с раскулачиванием отца — участника штурма Перекопа, погибшего затем в битве за Москву в Отечественную. Меня, кадрового офицера, прошедшего по дорогам войны от звонка до звонка, поспешно выпроводили из Вооруженных сил с ярлыком «политически незрелого антисоветчика» именно за критику сталинщины. Но, несмотря на неприязнь к сталинскому режиму, я не могу мириться с беспрепятственным распространением фальшивок.
По книгам Резуна создан 18–серийный фильм под названием «Последний миф». Председатель ВГТРК Михаил Швыдкой, по заданию которого якобы снимался фильм, пока размышляет, показывать его или нет, а авторы уже договорились о демонстрации их детища на местных телевизионных каналах. Ведущий НТВ Евгений Киселев на основе этого фильма и своих бесед с Резуном подготовил свой, под названием «Мировая революция для товарища Сталина», который и был показан 20 и 21 декабря. (Не без раздражения замечу, что воровским способом Киселев втиснул туда четыре фрагмента из моего интервью 5–летней давности французскому телевидению, в котором я как раз разоблачал вымысел Резуна.) Так пошла гулять по стране большая ложь, которую, между прочим, опровергают почти все западные историки, в том числе такие известные, как Джон Эриксон (Англия), Ганс Якобсен (Германия), Габриэль Городецкий (Израиль).
В основу «новой версии» войны Резун и его последователи кладут ленинскую идею мировой пролетарской революции, которую-де Сталин стремился претворить в жизнь, и рабочий вариант «Соображений о стратегическом развертывании...», предусматривавший упреждающий удар. Сталин действительно воспринял эту идею и лелеял надежду, что она рано или поздно осуществится. Но ни он, ни Ленин не считали нужным самим ради этого начинать войну. «Мы кончили одну полосу войн, мы должны готовиться ко второй; но когда она придет, мы не знаем, и нужно сделать так, чтобы тогда, когда она придет, мы могли быть на высоте», — указал Ленин 22 декабря 1920 г. на VIII Всероссийском съезде Советов. Сталин уже после смерти учителя, на пленуме ЦК ВКП(б) 19 января 1925 г., заявил: «В связи с тем, что предпосылки войны назревают и война может стать, конечно, не завтра и не послезавтра, а через несколько лет, неизбежностью... не может не встать перед нами вопрос о нашем вмешательстве в эти дела. Я полагаю, что силы революционного движения на Западе велики, они могут привести к тому, что кое-где они сковырнут буржуазию, но удержаться им без нашей помощи едва ли удастся... если что-либо серьезное назреет, то наше вмешательство, не скажу обязательно активное, не скажу обязательно непосредственное, оно может оказаться абсолютно необходимым... Это не значит, что мы должны обязательно идти на активное выступление против кого-нибудь. Это неверно. Если у кого-нибудь такая нотка проскальзывает — это неправильно. Если война начнется, мы, конечно, выступим последними, самыми последними, для того, чтобы бросить гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить». Такова была платформа, которую он стремился реализовать.
Все последующие выступления Сталина по военным вопросам в открытых и закрытых аудиториях свидетельствуют только о подготовке страны к обороне. Поводов для этого было более чем достаточно. В 1927 г. на конференции министров иностранных дел 26 стран в Женеве Остин Чемберлен призвал к походу против СССР. Но главная угроза, постепенно вызревавшая, а затем и открытая, исходила со стороны Германии, а позже — и Японии.
Авторы «новой версии» войны, как и Киселев вслед за ними, упрекают Сталина в том, что он-де всячески способствовал приходу Гитлера к власти. Чтобы опровергнуть этот вымысел, достаточно хотя бы ознакомиться с опубликованной в апреле 1932 г. в Москве и Берлине записью его беседы с немецким писателем Эмилем Людвигом, которая состоялась 13 декабря 1931 г. Тогда Сталин заклеймил разбойничьи действия национал-социалистов и указал на опасность прихода их к власти. Об этой опасности писала и «Правда» в статье «Обострение кризиса в Германии», опубликованной по указанию Сталина через 8 дней после беседы с Людвигом. Мог ли Сталин, ратовавший за создание могучего государства, способствовать Гитлеру, зная сформулированные им в «Майн кампф» экспансионистские цели? «Если мы сегодня говорим о новых землях и территориях в Европе, — вещал тот еще в 1925 г., — мы обращаем взор в первую очередь к России... Это громадное государство на Востоке созрело для гибели... Мы избраны судьбой стать свидетелями катастрофы, которая будет самым веским подтверждением правильности расовой теории». При этом Гитлер указывал, что «двумя единственно возможными союзниками Германии являются Англия и Италия». Придя к власти, он в начале мая 1933 г. направил в Лондон Альфреда Розенберга. На состоявшиеся там переговоры немедленно откликнулся Сталин. 14 мая «Правда» опубликовала
Между тем Германия продолжала усиливать гонку вооружений и увеличивать численность вооруженных сил. 16 марта 1935 г., не принимая во внимание версальские ограничения, Гитлер возродил принцип всеобщей воинской повинности. Это решение значительной частью германского населения, особенно военными, было встречено с восторгом. В те дни в Берлине находился лорд-хранитель печати Антони Иден, сопровождавший министра иностранных дел Великобритании Саймона. 29 марта, по прибытии из Берлина в Москву, он поделился со Сталиным своими впечатлениями об увиденном и услышанном. При этом советский лидер заметил, что «положение сейчас хуже, чем в 1913 г., потому что тогда был только один очаг военной опасности — Германия, а сейчас два — Германия и Япония».
В тот же день Сталин попросил первого заместителя наркома обороны Тухачевского написать статью о военных планах Гитлера. Эту статью, опубликованную 31 марта в «Правде», правил сам «хозяин» и проявил при этом удивительную прозорливость. «Антисоветское острие, — вписал он в подготовленный текст, — является удобной ширмой для прикрытия реваншистских планов на западе (Бельгия, Франция) и на юге (Познань, Чехословакия, аншлюс). Помимо всего прочего, нельзя отрицать, что Германии нужна французская руда. Ей необходимо и расширение ее морской базы».
В октябре 1935 г. Иден был назначен министром иностранных дел в правительстве Болдуина. Но приход к власти Невилла Чемберлена, унаследовавшего ненависть к Советскому Союзу от старшего брата и стремившегося любой ценой достичь соглашения с фашистской Германией, вынудил его в феврале 1938 г. уйти в отставку. Министром стал Эдвард Галифакс, который еще 19 ноября 1937 г. договорился с Гитлером в Оберзальцберге о том, чтобы выступить «единым фронтом» против большевизма. И хотя миф о «сговоре» Сталина с Гитлером не имеет прямого отношения к «новой версии» войны, замечу, что миф этот мог возникнуть только потому, что Чемберлен и Даладье не пошли навстречу Сталину. «Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, — признал даже Уинстон Черчилль, — знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет». Что же касается последующих внешнеполитических акций (несправедливая война с Финляндией, советизация Прибалтики и некоторые другие), противоречащих принципам международного права, то они были вызваны не подготовкой нападения на Германию, а стремлением создать лучшие условия защиты от назревшей агрессии с ее стороны. Справедливую оценку этих действий Советского правительства дал тот же Черчилль. «В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий, с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи, — указал он. — Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».
Свидетельством того, что СССР готовился к обороне, а не к нападению, являются все планы стратегического развертывания Вооруженных сил, кроме майского рабочего варианта 1941 г. Ими предусматривалось отражение нападения агрессора и нанесение ответного удара по нему. Общий замысел боевого использования основных сил западных приграничных округов состоял в том, чтобы на первом этапе активной обороной в укрепленных районах (УРах) прочно прикрыть границу в период сосредоточения и развертывания войск и не допустить глубокого вторжения врага. На втором этапе планировалось мощными ударами главных группировок Западного и Юго-Западного фронтов нанести противнику решительное поражение.
Если бы авторы «новой версии» войны были грамотными в военном отношении людьми, то они задумались бы: для какой цели строились УРы на старой границе (называемой немцами «линией Сталина») и на новой (по их же терминологии, «Линии Молотова»)? Ведь никто из них не утверждает, что «линия Мажино» строилась французами для подготовки нападения на Германию, — железобетонные пояса вдоль границы являются немыми свидетелями подготовки к защите, а не к агрессии. С ранней весны
1941 г. Сталин уделял большое внимание строительству УРов. Именно по его предложению (а не по произволу Сталина, как это часто утверждается) Главный военный совет принял решение о снятии части орудий со старых УР и переноса их в новые, так как построенные огневые точки нечем было вооружить. В связи с невыполнением плана оборонительного строительства, которое велось всеми строительными и инженерными батальонами приграничных округов, а также десятками тысяч гражданского населения, нарком обороны Маршал Советского Союза Тимошенко 16 мая отдал специальную директиву военным советам, потребовав увеличить размах работ. 4 июня Политбюро ЦК ВКП(б) приняло «строго секретное» постановление «Об укрепрайонах», согласно которому формирование 110 артиллерийско-пулеметных батальонов и других подразделений для вновь строящихся 13 УР предусматривалось закончить к 1 октября. 16 июня 1941 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли решение «об ускорении приведения в боевую готовность укрепленных районов». Прочитав эти документы, любой здравомыслящий человек убедится в том, что ни о каком упреждающем ударе по Германии Сталин не помышлял. Тем не менее, твердят авторы «новой версии», есть документ Генштаба об упреждающем ударе, который не мог-де быть разработан без сталинского указания.
С «Соображениями по плану стратегического развертывания...» (рукописным текстом, схемами и картами, сложенными в отдельное дело, которое поборники «новой версии», не видевшие его, называют планом операции «Гром»), разработанными ориентировочно 15 мая 1941 г., я ознакомился в 1958 г. Тогда в Военно-научном управлении Генштаба мы приступали к разработке «совершенно секретного» труда «Стратегический очерк Великой Отечественной войны». Подписей и резолюций на документе не было. Мы обратились к начальнику Генштаба Маршалу Советского Союза Соколовскому. Ознакомившись со всем делом, он пришел к заключению, что это всего-навсего рабочий документ, и поэтому вводить его в научный оборот не рекомендовал. В 1965 г., будучи у Георгия Константиновича Жукова с рукописью книги о начальном периоде войны, я спросил его, помнит ли он об этом документе и какова его судьба.
— Как не помнить, если мы с Тимошенко получили за него серьезную взбучку, а тогда это могло иметь тяжелые последствия, — ответил Жуков. Маршал рассказал мне, почему они с наркомом решили предложить Сталину нанести по немецкой армии упреждающий удар. К середине мая 1941 г. они пришли к выводу, что Германия полностью отмобилизовала свою армию, сосредоточила значительную часть ее у границ Советского Союза и развернула тылы. Данные разведки свидетельствовали о скором вторжении врага. К тому же 5 мая Сталин выступил на приеме выпускников военных академий и, заявив о перевооружении и перестройке Красной Армии (в действительности этот процесс был в самом разгаре. — В.А.), сделал вывод, что она готова вести наступательную войну. Воодушевленные этим, Тимошенко и Жуков решили внести коррективы в мартовские «соображения по плану...» и предварить новый документ предложением об упреждающем ударе. Разработку его поручили заместителю начальника Оперативного управления генерал-майору Василевскому. В середине мая (дата не указана) рукописный текст, схемы и карты были изготовлены. «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, — указывалось в «Соображениях...», — она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет организовать фронт и взаимодействие родов войск». «С этим документом, — продолжил Жуков, мы через день или два (судя по журналу посещения кабинета Сталина, это было 19 мая. — В.А.) прибыли к Сталину, рассчитывая на его одобрение. Услышав об упреждающем ударе по немецким войскам, он буквально вышел из себя. «Вы что, с ума сошли? Немцев хотите спровоцировать?» — прошипел он. Мы сослались на складывающуюся у границ обстановку, на его выступление 5 мая перед выпускниками. «Так я сказал это, услышали мы в ответ, — чтобы воодушевить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят радио и газеты всего мира». Предложенный план Сталин утверждать не стал, тем более и подписи наши на нем отсутствовали. Однако выдвижение войск из глубины страны и создание второго стратегического эшелона, в целях противодействия готовящемуся вторжению врага и нанесения ответного удара, он разрешил продолжать, — строго предупредив, чтобы мы не дали повода для провокации». Завершая разговор на эту тему, Георгий Константинович сказал: «Хорошо еще, что Сталин не согласился с нами, иначе мы, учитывая состояние войск и разницу в подготовке их с немецкой армией, получили бы тогда нечто подобное Харьковской операции в мае 1942 года».
В соответствии с решением Главного военного совета в период с 13 по 25 мая Жуков отдавал распоряжение о выдвижении 22–й, 21–й, 19–й и 16–й армий на рубеж Западной Двины и Днепра. Переброска войск была спланирована с таким расчетом, чтобы завершить сосредоточение в назначенных районах в период с 1 по 10 июля. По-видимому, директивы начальника Генштаба с указанием июльских сроков выдвижения войск, наряду с отвергнутыми майскими «Соображениями...», и послужили авторам «новой версии» основанием для обвинения Сталина в подготовке нападения на Германию.
И наконец еще один факт, опровергающий их вымысел. 25 февраля 1941 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление за подписями Молотова и Сталина «О реорганизации авиационных сил Красной Армии», согласно которому авиационные части должны были в 1941 г. перевооружиться на новую материальную часть, летчики — освоить ее, а строительные организации «в первую очередь в основных приграничных округах построить в 1941 году 240 взлетно-посадочных полос...». Могла ли в таких условиях Красная Армия наносить упреждающий удар, якобы назначенный Сталиным на 6 июля (откуда они выкопали именно эту дату, понять не могу)?
Приведенные факты убедительно свидетельствуют, что «новая версия» войны является фальшивкой. Война Советского Союза против фашистской Германии, безусловно, была Великой Отечественной. Слишком дорого она нам стоила, чтобы кому-то было позволено искажать ее смысл.