Рассматривая экономические отношения в национал-социалистическом государстве, Клаус Хильдебрандт отмечал «Никогда в третьем рейхе внутренние кризисные процессы не определяли политический курс режима»3. Хотя это замечание и относится к анализу причин войны, начатой в 1939 г, оно имеет большое значение, подчеркивая второстепенную роль экономического фактора в национал-социалистической политике. Этот тезис, однако, вряд ли можно считать столь безусловным, достаточно лишь обратиться к критическому анализу германо-советских отношений в период с 1933 по 1941 г.

* * *

Программа Гитлера о расширении «жизненного пространства» на Восток (вплоть до Урала) кроме своей расовой идеологии и великодержавной политики, выразившейся в частности в положении о заселении восточных территорий, содержала и довольно четкие пункты по аграрному и продовольственному сектору, а также — с учетом якобы бесконечных сырьевых ресурсов СССР — по промышленному хозяйству4.

Итак, с одной стороны, Советский Союз в долгосрочной экономической перспективе был центральным объектом территориальных притязаний национал-социалистов. С другой стороны, в период с 1933 по 1941 г он представлял собой прочную составною часть краткосрочных и среднесрочных расчетов военно-экономического характера, хотя, надо сказать, отдельные представители власти расценивали этот фактор по-разному. Антибольшевизм, разжигаемый в партии и среди населения Германии и являвшийся внешнеполитической программой, временно надо было заменить прагматизмом в отношениях с Москвой, что объяснялось в первую очередь экономическими потребностями рейха на данном этапе

Ни Volksgenossen («товарищи по народу'), ни кремлевские правители не должны были догадаться о стоявшем за этим стремлении Германии к вооружению. Но проведение этой линии в жизнь было делом весьма не простым Сам рейхсканцлер с трудом маскировал свои глубоко антисоветские убеждения В печати же началась кампания гонений по отношению к гражданам и учреждениям СССР, имели место акты произвола со стороны гитлеровской партии и полиции. Так, например, был объявлен экономический бойкот советской фирмы по переработке нефти «Дероп», обслуживавшей около 2 тыс. бензозаправочных станций по всей Германии5.

Подобные факты были столь многочисленными, что потребовалось личное вмешательство правительства, чтобы прекратить эту травлю. В целом до 1939 г. Гитлер активно не содействовал ни политическому, ни экономическому сближению с Советским Союзом, но и не препятствовал деятельности соответствующих учреждений и лиц по налаживанию сотрудничества. Более того, каждый раз, когда в связи с охлаждением германо-советских отношений им грозил разрыв, Гитлер предпринимал шаги к тому, чтобы почва для развития двусторонних экономических связей сохранялась

В начальный период национал-социалистического режима в расширении германо-советских экономических отношений участвовали различные силы. Прежде всего это — министр сельского хозяйства и продовольственного снабжения Хугенберг, который одновременно руководил и министерством хозяйства Отнюдь не являясь русофилом, он как представитель крупных землевладельцев 17 февраля 1933 г резко повысил таможенный тариф на ввоз сельскохозяйственных продуктов и изделий деревообрабатывающей промышленности из СССР6. Существенно повлияло на развитие германо-советских отношений и министерство иностранных дел Здесь в 1930-х гг. решающим влиянием пользовались политические сторонники Рапалльского договора и «духовные отцы» продленного Берлинского договора 1926 г., которых активно поддерживало германское дипломатическое представительство в Москве. Как и во времена Веймарской республики, они искали договоренности с Кремлем на основе свободной от идеологии внешней политики, характеризовавшейся сильной ревизионистской направ ленностью и служившей «тыловым прикрытием» против Польши Госсекретарь Бюлов в разработанной им докладной записке для главы правительства о дальнейшей внешней политике особое внимание обращал на важность экономических моментов Ведь Россия, отмечал он, постепенно становилась самым большим импортером немецких промышленных товаров В подобной мере увеличение ввоза русских изделий было бы желательно» Эта цитата подчеркивает совпадение соображений Русского комитета немецкого хозяйства, выражавшего интересы крупной промышленности, и министерства иностранных дел7.

Гитлер принципиально придерживался этой экономической политики, заявив в конце марта 1933 г перед рейхстагом Географическое положение бедной сырьем Германии не обеспечивает полной экономической независимости Правительиву рейха совершенно чуждо враждебное отношение к экспорту8. Что же касается Советского Союза, то, по мнению Гитлера, «правительство рейха намерено поддерживать дружественные отношения, приносящие пользу сторонам9, а не только, согласно политической фразеологии, нормальные отношения. Примерно в то время под контролем Гитлера были пролонгированы советские долговые обязательства на многие миллионы марок10. Правительство рейха поручалось также перед банками за полученные Советским Союзом в Германии текущие кредиты11. В конце мая 1933 г в имперской канцелярии было подготовлено экспертное заключение об уровне и возможностях немецкого экспорта, позднее представленное Гитлеру и одобренное им. В документе подчеркивалась необходимость срочной реорганизации и усиления внешних экономических связей, нарушенных вследствие мирового экономического кризиса, таможенных войн и мероприятий по бойкоту национал-социалистического режима. Налаживание таких связей отвечало интересам проведения вооружения и достижения на этой основе экономического подъема страны. Как говорилось в заключении, «Германия должна использовать любые щели в политическом и торгово-политическом заборе, который ее окружает"12. Этот постулат Гитлер считал принципиально относящимся и к Советскому Союзу. Но министр экономики Хугенберг расстроил эти планы на международной конференции по экономическим вопросам в Лондоне, где публично заявил, что Гитлер через несколько дней после вступления на пост канцлера определил в узком кругу перспективную цель — захват «жизненного пространства» на Востоке13. Огласка экспансионистских планов канцлера, стоившая Хугенбергу должности министра, послужила благовидным предлогом для распада коалиции.

После роспуска профсоюзов весной 1933 г стабильность национал-социалистического режима не в последнюю очередь зависела от его способности обеспечить миллионы безработных работой и хлебом. Из-за ориентации экономики Германии на производство вооружения названная задача была выполнима только через посредство внешней торговли, которая должна была обеспечить страну нужным для военных приготовлений сырьем и продовольствием. Однако Гитлер сознавал всю сложность выполнения этой задачи, ибо, по его словам, «в экономической области перед нами воздвигнута стена. Соседние государства отгородились от нас в экономическом отношении». Поэтому важно пока не обострять экономическую войну, в том числе и с Советским Союзом, а напротив, всячески налаживать хозяйственные связи. Позже рейх получит, образно говоря, большевистское наследство, но в настоящий момент, как заявил рейхсканцлер своим приближенным, неуместно «в газетах указывать на язву большевизма в России». Скорее следует «добиваться договоренности со всеми, с кем можно договариваться, так как у нас еще нет другого выхода. Я провожу политику договоренности для того, чтобы на ее основе позже перейти к политике с позиции силы»14.

Несмотря на эту директиву, объем товарооборота германо-советской торговли заметно сокращался. В начальный период национал-социалистического режима это было вызвано преимущественно не идеологическими причинами, хотя соответствующие трения периодически наблюдались. Кремль считался с опасностью, какую представляла национал-социалистическая доктрина для коммунизма и Советского Союза, но надеялся, что у Гитлера реальный политический расчет возьмет верх над партийной пропагандой.

В этой ситуации более весомыми для экономических отношений оказались следующие факторы:

1 Германо-советский товарооборот не сумел избежать последствий общего упадка немецкой внешней торговли в связи с заехавшим мировым экономическим кризисом еще до 1934–1935 гг.15

2. Низшее звено руководства рейха и представители промышленности Германии воздерживались от расширения экспорта в СССР, который как должник, видимо, испытывал платежные затруднения. Москва, в свою очередь, путем изменения профиля внешней торговли, снижения импорта, платежа золотом сумела погасить долги в Берлине, ослабив тем самым зависимость от своего самого крупного внешнеторгового партнера, чтобы в будущем получить новые кредиты.

3. Осенью 1933 г. и особенно в 1934 г. обнаружились два момента в международно-экономической политике рейха, крайне характерные для национал-социалистического хозяйства до 1945 г. Во-первых, это нетипичное до сих пор нежелание экспортировать свою продукцию. Выступая перед местными руководителями, Гитлер прямо заявил: «Занятые крупными внутренними заказами отрасли промышленности уже не стараются увеличить экспорт. Пора предотвратить катастрофу»16. Во-вторых, огромный валютный дефицит, который был вызван растущим импортом сырья, необходимого для ускоренного производства вооружения, а также для решения проблемы безработицы. Покупка сырья за счет валютных запасов и параллельное снижение приносящего валюту экспорта грозили крахом народному хозяйству. У Германии был в то время единственный путь для его предотвращения — сокращение объема военно-экономического строительства. Но эта альтернатива была для Гитлера неприемлемой.

Назначенный летом 1934 г. министром экономики президент Имперского банка Шахт предложил «новый план» выхода из кризиса. Этот план в интересах защиты программы вооружения от всякого рода иностранной блокады предусматривал коренную переориентацию внешней торговли с заокеанских стран на континентальную Европу и, в частности, на те ее территории, которые изобилуют сырьем и сельскохозяйственной продукцией. Путем безвалютной по возможности торговли, т.е. компенсационными сделками и безналичными расчетами, планировалось добиться экономической и тем самым и политической независимости17.

Учитывая потребность экономики в валюте, Шахт, поддерживаемый «традиционалистами» в Министерстве иностранных дел, считал «крайне необходимым» уже весной 1934 г. начать обмен германских изделий на советское сырье. Он подчеркивал, что «в интересах нашей свободы действий в экономической области очень желательно заключить с ним (Советским Союзом. -Х.-Э.Ф.) контракт на минимальный объем товарооборота сроком не менее чем на пять лет даже при условии выделения крупной и долгосрочной кредитной помощи»18. Помня об успешном сотрудничестве с Советами в период рейхсвера и в значительной мере руководствуясь реваншистскими планами в отношении Франции и Польши, влиятельные военные (кстати, единодушно с советскими) также выступали за возобновление экономических отношений между Берлином и Москвой: «Кто ощутил острую потребность русской военной промышленности в немецких машинах и знает о находящихся в стадии реализации крупных промышленных проектах в Советской России, кто, с другой стороны, ориентируется в сырьевых ресурсах России и понимает одинаковые трудности обеих стран в валютном вопросе, тот, несмотря на все политические противоположности, в конечном счете должен прийти к заключению — восстановить как можно скорее экспорт в Россию путем товарообмена. Почему за руду, топливо, хлопок и прочее платить нам валютой, если их можно получать в России за немецкие готовые изделия?»19. За использование сырья и продовольствия из СССР для военных приготовлений в принципе выступал и сам Гитлер, который, однако, вначале больше опирался на поставки из Польши. Немецкая техническая мысль, по его мнению, должна была содействовать строительству центрального польского промышленного района, созданного преимущественно с целью производства вооружения, предназначавшегося против Москвы20. Поэтому Гитлер советовал «купить товары в первую очередь в Польше и во вторую очередь в России»21.

Стремясь к оживлению внешней торговли с Москвой, Шахт в соответствующих переговорах эту директиву оставил без внимания. Но в Кремле уже давно выявили слабые места немецкой экономики и вели переговоры с позиции довольно сильного партнера. Экономическое соглашение, заключенное весной 1935 г. после упорной борьбы, в которой каждая сторона пыталась навязать другой свои условия, в конечном счете было в пользу Москвы. Та не согласилась с предлагаемой Берлином компенсационной сделкой, которая привела бы к зависимости СССР от немецких поставок, а также была чревата возможностью экономического шантажа со стороны Германии22.

СССР и позже использовал свой экспорт для погашения оставшихся долгов перед рейхом, не проявляя при этом особой заинтересованности в увеличении импорта из Германии или в наращивании экономических отношений. Потерпели крах и все попытки министерства иностранных дел и Шахта заинтересовать Советский Союз кредитными предложениями в обмен на увеличение числа заказов на германские промышленные товары, что обеспечило бы рейх необходимыми для его военной экономики советскими поставками угля, древесины, марганца и нефти, а также продовольствия (ввиду плохого урожая 1935 г.).

СССР к этому времени переориентировался во внешнеполитической и внешнеторговой областях — в условиях высокой европейской военно-экономической конъюнктуры он мог продавать свое сырье и вне Германии.

Реально сознавая, что Советский Союз рано или поздно станет объектом национал-социалистической агрессии, московское руководство стремилось заполучить от немцев даже предметы вооружения. Когда вермахт, министерство экономики и промышленные концерны с разрешения Гитлера согласились на экспорт оружия за валюту, они поначалу исключали СССР из списка возможных покупателей. Но это эмбарго было снято уже в 1936 г. В том же году «третий рейх», значительно расширив поставку необходимых для советской индустрии станков, вновь пытается склонить СССР к увеличению резко сокращенных советских поставок. Но именно в этот момент стало очевидным, в каком кризисе оказалась экономика страны. Отдавая приоритет производству вооружения, германское правительство не могло не учитывать политической необходимости обеспечить товарами возросший вследствие преодоления безработицы покупательский спрос. В результате развивалась внутренняя конъюнктура, не оставлявшая возможностей для широкого экспорта. Ввиду этого даже компенсационные и безналичные сделки из-за незначительного объема немецких поставок и связанного с этим роста задолженности не обеспечили бы необходимого импорта. Производство широкого ассортимента заменителей (от искусственного меда до синтетического топлива), интенсифицированное после вступления в силу «нового плана», лишь частично восполняло нужду в сырье и еще длительное время не было пущено на полную мощность.

Несмотря на экономические трудности, Гитлер все же не ставил под вопрос снижение темпов вооружений. Более того, он провозгласил так называемый четырехлетний план, будучи твердо убежден в том, что только война разрешит все проблемы. Четырехлетний план следует считать не чем иным, как попыткой в короткий срок, предприняв чрезвычайные экономические усилия, вооружить Германию, с тем чтобы начать военную интервенцию для расширения экономической базы. С этой позиции следует оценить захват Германией Австрии, Судетской области, Богемии и Моравии, а также создание сателлитного словацкого государства. Конечная цель этого плана заключалась в подготовке к «расширению жизненного пространства, т.е. сырьевой и продовольственной базы» Германии. Гитлер уточнил свои намерения на годичном собрании Германского трудового фронта осенью 1936 г. Он заявил, что Советский Союз «при национал-социалистическом руководстве процветал бы»23. Создание материальных и военных предпосылок экспансии являлось основной задачей плана, который призван был обеспечить временную передышку на переходный период24. Проведенные с этой целью мероприятия в руководящих органах администрации, вермахта и экономики уже не оставили сомнений в решимости фюрера претворить в жизнь экспансионистские планы. Нормализация отношений с Москвой, которая оставалась желанной для германского политического руководства, в дальнейшем могла стать лишь тактическим маневром для достижения временной передышки. Близкий друг Гитлера Геринг, который как ответственный за четырехлетний план постепенно вживался в роль своего рода главнокомандующего народным хозяйством, без всякого сомнения пошел на такой маневр, заключив временный экономический пакт с «большевистским дьяволом». Целью этого пакта была экономическая подготовка еще не уточненного по времени нападения на Францию и предусмотренной на 1943–1945 гг. войны с Россией. Главным образом ради марганцевой руды и нефти Геринг постарался «на любых условиях добиться деловых контактов с русскими»25. Но эти шаги в принципе не встретили должной поддержки у русских из-за политических обстоятельств («Антикоминтерновский пакт», вмешательство Германии в гражданскую войну в Испании). Не отличались активностью и представители немецкой промышленности из-за известных трудностей с экспортом. Переговоры о крупных немецких поставках вооружения в Советский Союз прекратились в момент вступления вермахта в Австрию.

Упадок германо-советских экономических отношений между 1933 и 1939 гг. объясняется не только последовательной реакцией Москвы на враждебную позицию Берлина, но и экономическими факторами26.

1. Первый советский пятилетний план 1928–1932 гг. позволил достичь заметного роста промышленности, производящей средства производства, и тем самым обеспечить большую независимость страны от импорта. Коллективизация сельского хозяйства вызвала временное снижение сельскохозяйственного производства и, следовательно, экспорта аграрных продуктов.

Потребность Vосквы в средствах производства вновь резко увеличилась в связи с нараставшим, чувством опасности с 1938 г., что отразилось в третьем пятилетнем плане.

2. Статистика свидетельствует, что объем советской внешней торговли с 1932 г обнаруживал общую тенденцию к сокращению (прежде всего снижался ввоз товаров). Заметно упал экспорт, но по стоимости он превышал импорт, что соответствовало стремлению погасить задолженность. В 1938 г. стоимость советского импорта составляла лишь одну треть по сравнению с 1930–1931 гг.27 До 1940–1941 гг. советская внешняя торговля оставалась на низком уровне. Эта тенденция повлияла также на германо-советские взаимные поставки. Резкое сокращение их в 1938 и 1939 гг. вызвано прежде всего недостаточной внешнеторговой способностью «третьего рейха». Хотя отдельные советские статистические данные расходятся но они показывают общую тенденцию28.

3. Усиление политических связей СССР с западными державами — Великобританией, США и Францией — не было подкреплено сближением в экономической области. Товарооборот с Англией с 1934 г. возрастал в стоимостном выражении, но этот прирост был незначителен. В 1938 г. импорт-экспорт составил немногим больше половины уровня 1932 г. С 1935 г. заметно оживилась внешняя торговля с США29. Сколь мало Советский Союз увязывал свои внешнеторговые отношения с внешнеполитическими, обнаруживает существенный объем товарооборота со Швейцарией, с которой вообще не поддерживались дипломатические отношения30.

Когда после захвата Австрии и Судетской области, момент проведения которого диктовался экономическими потребностями, гитлеровское руководство составило реальный баланс, то восторг от военно-политических успехов уступил место гнетущей растерянности31. Оказалось, что захват этих территорий вызвал своего рода эффект яркой вспышки, но не выполнил функции экономической передышки, если не считать появившейся теперь возможности прямого воздействия на Дунайские государства. Нельзя было переоценивать производственную мощность этих стран, экспорт которых и так направлялся преимущественно в Германию и в свое время покрывал лишь 13% потребности в импорте.

Когда в середине ноября 1938 г. на первом заседании имперского совета обороны Геринг призвал к «усилению тотального вооружения», которое должно было осуществляться за счет экономики и населения32, он мог уже констатировать определенный успех в военном секторе экономики. Но дальнейшее расширение его в данных условиях казалось едва ли возможным. Промышленность уже была перегружена прямыми или косвенными военными заказами. Для расширения производственной мощности не хватало материалов и рабочих рук, а растущая недостача специалистов становилась решающим фактором в военной промышленности. Производство товаров широкого потребления в мирное время нельзя было заметно сократить в пользу военной промышленности, так как расхождение между растущей покупательной способностью (благодаря повышению зарплаты) и недостатком товаров таило опасность инфляции и политических волнений. Германское руководство должно было учитывать, что введенная частично 60-часовая рабочая неделя, ухудшавшиеся жизненные условия, в частности жилищные, уже привели к усилению недовольства народа. Кроме того, оказалось, что удлинение рабочего дня вызвало снижение объема продукции. Вместе с тем росла заболеваемость рабочих33. Обострялась хроническая нехватка сырья. Дефицит наблюдался и в продовольственном снабжении, что в первую очередь объяснялось бегством крестьян из деревни.

Многие политические, экономические и военные специалисты считали имевшуюся экономическую базу слишком узкой для того, чтобы успешно вести военные действия глобальных масштабов. Они требовали передышки в военных приготовлениях с целью упорядочения государственных финансов, наращивания экспорта для улучшения валютной и сырьевой ситуации и в конечном счете для создания крупных запасов всех видов, в частности, продовольствия и топлива.

В интересах преодоления вышеназванных недостатков Геринг вновь призвал к сражению за экспортные рынки, но для этого отсутствовали какие-либо внутрихозяйственные, а также внешнеторговые предпосылки. Наряду с недостатком производственных мощностей в 1939 г. ощущался острый дефицит в валюте34. Единственным выходом являлся экспорт военных товаров, спрос на которые на мировом рынке возрастал.

Но мировой рынок по разным причинам все больше закрывался для немецких товаров, и не только из-за обострявшейся конкуренции, а прежде всего вследствие решительного бойкота Германии в ответ на притеснения в ее экономике начиная с 1938 г. специалистов еврейской национальности. Кроме того, страны, традиционно покупавшие немецкие товары, теперь отдавали свои заказы нейтральным государствам, так как Германия, являясь уже вероятным очагом войны, считалась ненадежным поставщиком.

В такой экономической ситуации Гитлер решил отказаться от долгосрочных планов вооружения. Он попытался достичь успеха путем постепенного захвата территорий других стран для укрепления экономической мощи Германии, используя пока еще существовавшее ее военно-экономическое превосходство.

В конце 1938 — начале 1939 г. еще не было решено, против кого следует нанести удар. В кругах вермахта, видимо, планировалось улучшенное повторение варианта Первой мировой войны, иначе военно-экономический штаб в верховном главном командовании не выступил бы за то чтобы уже в начале войны захватить южнорусские, кавказские, восточногалицийские нефтяные месторождения35.

Публицист Арнольд Рехберг предложил Гитлеру сразу начать вооруженную борьбу с большевизмом и сочетать ее с расширением «жизненного пространства». Это будет «экспансией, способной сделать Германию экономической империей с достаточной аграрной и сырьевой базой36. Претворение в жизнь этого плана, однако, зависело от ответа на поставленный Рехбергом кардинальный вопрос: «Хватит ли военной мощи, достаточна ли в настоящий момент аграрная и сырьевая база Германии для того, чтобы успешно вести одновременно наступательную войну на Востоке и оборонительную войну с западными державами — Англией, Францией и Соединенными Штатами Америки»37. Предложение Рехберга включить западные державы в антибольшевистский фронт или, по крайней мере, добиться их нейтралитета на случай войны с Советским Союзом, было иллюзорным38. Заключенный в середине ноября 1938 г. англо-американский торговый договор наглядно подтвердил, что Великобритания из желанного союзника Германии становится ее противником. Торговый договор укрепил англоамериканское сотрудничество, и Лондону удалось «тем самым заручиться на случай войны огромными американскими ресурсами как базой вооружений для ведения войны»39. Может быть, этот договор укрепил Гитлера в замысле напасть на европейские страны до того, как нацистский режим проиграет в гонке вооружений.

21 октября 1938 г. была издана директива Гитлера о «ликвидации остатков Чехии». Вслед за тем Риббентроп обратился к Польше с просьбой стать членом «Антикоминтерновского пакта» (24 октября 1938 г.). Далее, в результате первого венского арбитража (2 ноября 1938 г.) от Чехословакии была отделена Карпатская Украина, которую планировали сделать немецким марионеточным государством. Все это вызвало у старой антипольской гвардии в министерстве иностранных дел во главе с послом Шуленбургом в Москве подозрение, что Гитлер создает платформу для вторжения в Советскую Украину. В условиях тяжелого экономического кризиса в Германии Шуленбург предпринял последнюю попытку побудить политическое руководство рейха к оживлению экономических отношений с Москвой, чтобы тем самым по возможности создать основу для политической нормализации. С инициативой Шуленбурга был связан расчет Москвы соответствующей торговой политикой заткнуть рот «третьему рейху», в тот момент особенно нуждавшемуся в продовольствии и, таким образом, удержать Гитлера от захватнической войны. Готовность Кремля пойти на сделку с Берлином, по мнению германских дипломатических кругов, была довольно высока, так как Советский Союз не привлекался западными державами к решению вопросов, связанных с Мюнхенским соглашением и вообще был в политической изоляции. В данной обстановке Москва собственными силами должна была противостоять возможному агрессору Гитлеру, т.е. вооружаться.

Геринг, новый министр экономики Функ и Шахт, еще занимавший пост президента Имперского банка, ухватились за предложение дипломатов. После нескольких совещаний в министерстве 19 декабря 1938 г. германо-советский экономический договор был продлен, что еще весной считалось абсолютно невозможным40.

О перспективах развития германо-советских соглашений имелись разные суждения, но в конце 1938 — начале 1939 г. вдруг обнаружилось совпадение интересов между отдельными политическими группами национал-социалистического режима: старой, благожелательно относившейся к России элитой на Вильгельм-штрассе (министерство иностранных дел) и прагматиками в окружении Шахта, ориентировавшимися на развитие внешней торговли и преследовавшими антибольшевистские, но не враждебные России цели с курсом на гегемонию в Европе. К ним примкнули также как осторожные, считавшиеся с трудностями перестройки военной экономики, но все же являвшиеся сторонниками ведения войны во главе с Герингом, так и рвущийся к войне Гитлер, еще колебавшийся в определении объекта агрессии. Диктатор вместе с Риббентропом еще раз поставил на польскую карту, чтобы рискованную игру за жизненное пространство начать, может быть, с войны за Украину. Но Варшава, которая ни в экономическом, в политическом отношении не желала попасть в зависимость от Берлин, отказалась от этой игры. Кроме того, для поляков не остались тайной неспособность национал-социалистической экономики к эффективному международному сотрудничеству и ее низкая производственная мощность, характерным признаком чего явилась растущая задолженность Германии другим странам.

Был ли в такой политической и экономической обстановке для Берлина иной вариант нежели, изменив отношение к Польше, добиться сделки с Кремлем? Советский Союз, располагавший богатыми продовольственными и сырьевыми ресурсами, мог бы поставить во много раз больше, нежели Польша. С таким союзником можно было бы добиться и иных целей. За соучастие в распределении трофеев представлялся удобный случай военными средствами решить весь польский комплекс проблем и вступить во владение экономическим потенциалом, использование которого путем нормальных внешнеторговых контактов было возможным лишь в ограниченном размере41. 8 марта 1939 г. перед партийно-хозяйственным активом и генералитетом Гитлер изложил свой план военных действий, диктуемый экономическими потребностями. Центральной проблемой немецкого народа является «обеспечение теми источниками, откуда получают столь нужное для его благосостояния сырье». Господство над Польшей — бесспорная необходимость, потому что только таким путем гарантируется поставка польских сельскохозяйственных товаров и угля в Германию. Этому должен предшествовать захват остатков Чехословакии, чтобы с достигнутой в его результате стратегической позиции осуществлять неограниченный контроль над Венгрией и Румынией, отчасти Югославией, а также распоряжаться «их неизмеримыми сельскохозяйственными источниками и нефтяными богатствами». В последующем необходимо будет свести счеты с вечным врагом — Францией и потом с Великобританией, что станет предпосылкой для столкновения с Соединенными Штатами42.

Как только в Берлине сменили приоритеты, германо-советские экономические переговоры зашли в тупик. Проведенный в министерстве экономики анализ показал, что «из-за загруженности определенными внутренними заказами» немецкая промышленность за ближайшие два года едва ли сможет реализовать поставки в СССР в предусмотренном объеме — 300 млн. марок. Однако текущие переговоры не должны были прекращаться, их следовало вести постепенно в расчете на возможное «улучшение немецкой экспортной мощности»43.

Суждения о политических причинах этой стагнации в германо-советских экономических контактах лишены всякой основы. Национал-социалистическое руководство было заинтересовано в быстром увеличении своего экономического и военного потенциала любой ценой. До сих пор инициатива комбинированных военно-политических действий была в руках Берлина. После захвата Чехословакии становится очевидным, что нападение на Польшу повлечет за гобой вмешательство западных держав. Таким образом, обстановка изменилась — появилась угроза военной эскалации. По словам одного из самых влиятельных в экономической политике лиц — директора концерна «ИГ Фарбен» Карла Крауха, уже не в компетенции Германии было самой определить возможность, темп и объем политической перестройки в Европе, исключая при этом столкновение с группой государств под руководством Англии... Теперь явно вспыхнула экономическая война с антикоминтерновскими державами, тайно ведущаяся под руководством Англии, Франции и США уже давно»44. Столкнувшись со все более эффективной блокадой со стороны западной антигитлеровской коалиции, Германия видела единственный выход в использовании экономического потенциала Советского Союза еще до включения его территории в германское «жизненное пространство». «Большое значение расширения торговых отношений с Россией усиливается постепенным перемещением центра тяжести немецкого хозяйства на Восток, а также необходимостью военно-экономической эксплуатации Украины (железо) в случае войны... Германия должна укрепить собственный военный потенциал и потенциал своих союзников с таким расчетом, чтобы коалиция могла противостоять почти ему остальному миру»45.

Нападение на Польшу означало для Гитлера первый шаг в достижении своей цели: «Жизненное пространство в соответствии с величиной государства является основой каждой власти... Данциг — это не тот объект, о котором идет речь в этом контексте. Основной смысл для нас — расширение жизненного пространства на Востоке и обеспечение продовольствием»46. В случае конфликта с Польшей, Францией и Великобританией Гитлер не считал Советский Союз военным противником, а скорее, незаменимым торговым партнером. Но переговоры с Москвой шли довольно медленно. Они показали Гитлеру, что «с Россией экономические отношения возможны лишь тогда, когда улучшатся политические отношения»47. В Кремле, видимо было известно о военных планах Гитлера весны 1938 г., в которых рассматривался вопрос территориальных притязаниях»48, и здесь не питали иллюзий насчет исходящей от «третьего рейха» угрозы. Простой инстинкт самосохранения требовал от Москвы тесного экономического сотрудничества с Германией в целях удовлетворения военно-экономических потребностей рейха. Соответствующей торговой политикой Кремль стремился успокоить хотя бы на какой-то период опасного в военном отношении партнера. По мере развития эти экономические контакты могли бы впоследствии дать и политические гарантии безопасности, на что надеялись на Вильгельм-штрассе в Берлине и в германском посольстве в Москве. Желание Москвы наладить интенсивный товарообмен вызывалось также крайней потребностью самому как можно лучше вооружиться, используя немецкие средства производства и даже — если это возможно — немецкую военную технику, в то время, когда вермахт будет вести боевые действия на Западе.

Хотя Гитлер еще колебался по поводу расширения экономических отношений с Советским Союзом, но многочисленные экспертные заключения по организации будущей экономически независимой европейской территории подталкивали его к этому решению. Наиболее существенную роль сыграло исследование военно-экономического штаба верховного главнокомандования вермахта «о возможности функционирования на значительном пространстве хозяйства под германским руководством». Это окончательно убедило Гитлера в необходимости экономического сотрудничества с Москвой как с точки зрения текущего момента, так и в перспективе. В докладе военно-экономического штаба рассматривался вопрос о том, может ли Европа под властью держав оси выдержать блокаду в случае конфликта с Великобританией и США, т.е. способна ли она вести войну. Относительно продовольственного снабжения ответ давался положительный. Иначе дело обстояло с сырьем. Здесь «без экономического примыкания к России военно-экономическая устойчивость в случае блокады даже с приложением максимальных усилий и в оптимальных условиях... достижима лишь в ограниченном объеме»49.

1939 год ознаменовался тактическим поворотом в германо-советских отношениях. Уточнение очередности, направления и даты намеченных немецким руководством военных акций прежде всего основывалось на факторах военно-экономического и общеэкономического характера. Даже теория молниеносной войны не была стратегическим озарением гениального полководца, а порождением дефицита экономических и, следовательно, военных ресурсов.

Пакт между Гитлером и Сталиным, заключенный 23 августа 1939 г., и германо-советский договор о дружбе и границах от 28 сентября 1939 г. вместе с соглашениями о широкомасштабном товарообмене отвечали стремлениям обоих партнеров50. Довольно быстро выявилось, впрочем, что этот союз, продиктованный тактикой военно-политического нейтралитета и взаимовыгодного экономического сотрудничества, менее прочен, чем предполагалось. По крайней мере, только частично сбылись экономические расчеты национал-социалистического руководства. Во-первых, переговоры о заключении торгового договора продвигались медленно из-за стремления Советов получить средства производства и военное оборудование, что было не под силу германской промышленности и затрагивало собственные военно-экономические интересы Германии. С другой стороны, Берлин опасался, что Советский Союз в результате зимней войны с Финляндией завладеет местными ценными полезными ископаемыми, до тех пор доступными только Германии. Речь шла о меди, никеле и молибдене, чем Москва в определенных обстоятельствах могла шантажировать Берлин. Кроме того. Советский Союз занятием Аландских островов мог угрожать доставке шведской железной руды в Германию в случае конфликта51. Хотя в Московском мирном договоре (март 1940 г.) Кремль отказался от некоторых экономических приоритетов в пользу Германии, последующее занятие Красной Армией Бессарабии и Северной Буковины дало пищу для новых опасений. Кто мог гарантировать, что Сталин в случае конфликта с Гитлером не наложит руку на румынские нефтяные источники? СССР оставался партнером, не поддававшимся политическому и военному прогнозированию.

Тем большие усилия Германия должна была предпринять после победы над Францией для того, чтобы еще в 1940 г. или, самое позднее, в начале 1941 г. с помощью советского экономического потенциала поставить на колени Великобританию. Спешка была необходима и потому, что 11 февраля 1940 г. было заключено советско-германское торговое соглашение, которым немцы просто провели своего восточного партнера и потому оно носило элемент риска. Для советской стороны срок действия соглашения составил всего один год, в течение которого Москва должна была осуществить все поставки, в то время как «третьему рейху» предоставлялась возможность реализации компенсационных поставок в течение 27 месяцев. Советский Союз взял на себя эти обязательства, но никто не знал, готов ли он по истечении контракта к подписанию нового на таких же или подобных условиях. Соглашение существенно не повлияло на ход войны в Скандинавии и на Западе. Но в Берлине с убежденностью говорили о «решающей роли русских поставок» в столкновении с Великобританией52. Поэтому важно было убедить русских в серьезности намерений Германии в отношении долгосрочного политического и экономического сотрудничества. Когда возникла угроза срыва поставок в Советский Союз, то по решению фюрера 30 марта 1940 г. даже требования вермахта были отодвинуты на второй план, и все было подчинено удовлетворению желаний Москвы53.

Однако поставки сырья из Советского Союза, как правило, выполнявшиеся точно по расписанию, не отражались пропорционально своему объему на росте немецкого производства. В середине июля 1940 г. Гитлер установил обязательные производственно-экономические нормативы создания военного потенциала для войны против Великобритании. Но, учитывая внутриполитическую обстановку, он не мог пойти на резкое сокращение производства товаров широкого потребления. Поэтому рост военного производства в связи с очень напряженной обстановкой на рынке труда и перегрузкой производственных мощностей оказался возможным лишь в небольшом размере и на короткий промежуток времени. В Берлине переоценили возможности военной экономики в мирных условиях. Поэтому Гитлер несколько раз должен был откладывать реализацию плана «Морской лев». Сомневаясь в принципиальной возможности проведения плана и колеблясь в принятии решения, он приказал в то же время приступить к осуществлению военно-экономической программы для нападения на Советский Союз. Это было совершенно нереально, немецкая промышленность просто не могла выдержать такого напряжения.

В конце концов подтвердились опасения Гитлера, что в обозримом будущем даже с использованием гарантированных крупных поставок из Советского Союза не удастся одержать победу над Великобританией. Торговые соглашения не снимали с повестки дня проблему нехватки специалистов в промышленности. Вербовка иностранных рабочих была возможна лишь в узких рамках. Поэтому Гитлер попытался решить экономические проблемы военным путем. Сознавая, что из-за предстоявшего столкновения с англо-американской коалицией нельзя было сокращать военно-морские программы, а также, будучи убежден в том, что исход современной войны решается не собственной экономической мощью, а использованием экономических ресурсов захваченных территорий, Гитлер все больше утверждался в мысли о необходимости скорейшего нападения на Советский Союз.

Политический расчет требовал учитывать растущее недовольство населения. Гитлер понимал, что народ способен терпеть чрезмерные лишения из-за военных приготовлений лишь ограниченное время. Поставки продовольствия из Советского Союза были недостаточными для того, чтобы отказаться от карточной системы распределения продуктов питания. Созданные запасы могли лишь частично в ходе длительной войны предотвратить крах фронта, как это было так называемой «брюквенной зимой» 1916/17 г. В конце 1940 г. выявилась нехватка мяса и жиров, сократилась норма пайка хлеба и снизилось его качество, много лучшего оставляло желать снабжение магазинов и рынков овощами и фруктами. Дичи, птицы и рыбы в продаже не было. Дефицит продовольствия сопровождался ростом цен, а все это «вызвало раздражение у населения, в частности среди рабочих»54. Зимой 1940/41 г. положение населения ухудшилось из-за острой нехватки твердого топлива, вызванной отсутствием нужного количества транспорта и использования угля преимущественно для военных нужд. К концу зимы благодаря заключенному в январе 1941 г. новому торговому соглашению советские поставки продовольствия временно улучшили обстановку. Служба безопасности СС отмечала: «Хотя существует общее понимание того, что определенные, не особенно жизненно важные продукты питания и изделия пищевой промышленности купить можно, лишь отстояв в длинной очереди, но временная нехватка хотя бы одного важного товара в данном районе отрицательно сказывается на доверии к продовольственной политике»55.

Прогнозы на 1941 г. в отношении военного производства были безрадостными. Стали, как считалось, имелось в достаточном количестве. Медная же отрасль уже израсходовала захваченные на оккупированных территориях ресурсы, а также запасы на собственных складах. Тем самым «сильно снижаются последние доступные в Европе запасы меди, восполнение которых... уже невозможно»56. По этим прогнозам самым серьезным дефицитом в 1941 г. считался каучук. Из-за недостатка шин уже пришлось отказаться от эксплуатации большого количества легковых машин промышленных предприятий и даже части машин вермахта. Острую нехватку сырья ожидало также алюминиевое производство, тем более что существенная доля его продукции предназначалась для так называемых «русских заказов», к выполнению которых намечалось приступить с апреля 1941 г.

Растущая внешняя задолженность Германии57 указывала на то, что ее юго-восточные европейские соседи в первую очередь сократят свой германский экспорт. Того же следовало ожидать и от Советского Союза, поэтому Гитлер приказал приостановить с апреля 1941 г. немецкие поставки Советам. По его расчетам, нападение на СССР следовало осуществить не позднее лета. С экономической точки зрения, риск, казалось, не превышал допустимых пределов. Но никто не был в состоянии оценить, какими темпами вооружается Советский Союз и когда он в экономическом и политическом отношении отвернется от Германии. Ясно было одно, и это подчеркивала резолюция совещания политической верхушки рейха в начале мая [941 г.: «Война может вестись дальше лишь тогда, когда весь вермахт на третий год войны может быть снабжен продовольствием за счет России»58.

Весной 1941 г. Гитлер, в военном и экономическом отношении контролировавший огромные территории Европы, не мог не задумываться над вопросом: почему, несмотря на прирост экономических ресурсов, не удалось обеспечить оптимальные условия осуществления вооружений, и все успехи сводились лишь к мелочному распределению как в экономике, так и между тремя видами вооруженных сил? Население также недоумевало, почему ему, несмотря на блестящие победы вермахта, приходится терпеть все новые и новые лишения. Имеющихся в занятых странах запасов хватало, как правило, только для затыкания дыр в снабжении. Но в экономике возникали все новые и новые прорехи. Положение усугублялось из-за отсутствия товаров, которые оккупированные страны раньше привозили из колоний и частично продавали в Германию. Торговля Европы теперь свелась лишь к торговым контактам между самими европейскими государствами. В такой ситуации национал-социалистическое руководство должно было доказать, что способно справиться с экономическими проблемами Европы, находящейся под властью Германии. Но решение этого комплекса проблем потребовало бы отказа от идеологии национал-социализма. Чтобы разрубить узел, оставалось одно средство — меч. Лишь в рамках борьбы с большевизмом можно было разъяснить населению необходимость существенного снижения жизненного уровня и даже лишений, например, трудовой повинности женщин и пр. О несметных богатствах Советского Союза говорилось почти во всех докладах экономических институтов, которые сулили Гитлеру сказочные перспективы. В восторге от этих предсказаний он оставил без внимания предостережения со стороны военных о том, что необходимо считаться с реалиями войны в виде сожженной земли, а также разрушений, демонтажа и вывоза промышленных предприятий. Первые результаты вторжения в СССР как будто подтвердили правоту фюрера вопреки мнению критиков: «Страна, которую мы откроем, — заявил он спустя три месяца после нападения, — является для нас только источником сырья и района сбыта, а не полем промышленного производства... Утвердившись на Черном море, мы получим внутреннее море с неиссякаемым рыбным богатством. Соевые бобы в Крыму повысят уровень животноводства. Мы будем собирать в несколько раз больше того, что сегодня украинский крестьянин выжимает из земли»59. Европейский восток, таким образом, рассматривался как экономический придаток германского рейха. Для Гитлера неприемлемой была мысль о том, что внешнеэкономические обстоятельства могут стеснить его свободу действий, использоваться с целью шантажа и давления на него. Он упорно искал и нашел наконец ответ на решающий для него вопрос о том, как на международной арене, и прежде всего в состязании с США, небольшая страна, зависимая от поставок продовольствия и сырья, может успешно конкурировать на промышленном рынке и оставаться платежеспособной: «Продуктами питания невозможно добиться этого, — заявил фюрер в речи в главной военной ставке, — в еще меньшей мере -промышленной продукцией... Белый мир сам разрушил мировую торговлю. На остальных континентах европейская экономика уже не имеет рынка сбыта. Из-за наших производственных затрат мы не можем конкурировать здесь». Исходя из такой оценки, оставался лишь один выход: европейская политика для Гитлера являлась «правильной тогда, когда она воздерживалась от желания экспортировать на весь мир»60. Вышеназванная дилемма зависимости немецкой экономики от мирового рынка могла быть решена только в рамках Европы. Таким образом, Гитлер указал путь к европейской экономической автаркии.

Идея замкнутой континентальной экономической системы под немецкой гегемонией родилась из комбинации традиционных представлений о будущей Европе и уроков мнимого краха либеральной системы свободной торговли во время мирового экономического кризиса. Она овладела умами многих современников, и в том числе теоретиков и практиков экономики. Захватила она и Гитлера. Под воздействием первых успехов в войне с Россией он увлеченно заявлял: «Представляю себе прекрасное дело — создать общегерманскую и европейскую экономическую систему... Если объединить творческие силы, которые дремлют на европейской территории, — Германия, Англия, северные страны, Франция, Италия, — что тогда американские возможности по сравнению с ними!»61

Гитлеровская программа расширения «Жизненного пространства» органично соответствовала идее создания общеевропейской системы. Более того, без европейского востока эта Европа не мыслилась ему независимой. Свое представление европейского экономическою блока, создаваемого национал-социалистической Германией, Гитлер обрисовал министру экономики Функу: Народы, которые мы включим в нашу экономическую систему, должны соучаствовать в использовании естественных богатств осваиваемых восточных земель и там же найти рынок сбыта для своей промышленной продукции. Нам стоит только открыть перед ними такую перспективу, и они включатся в нашу систему. Эта территория, организованная для Европы, означает преодоление безработицы»62. Восточноевропейская область, т.е. территория СССР западнее Урала, предназначалась Гитлером для создания своего рода колонии. В своей ставке он точно сформулировал мысль, в общих чертах изложенную ранее в «Майн кампф» и во «Второй книге»: «Украина и потом бассейн Волги когда-то станут житницами Европы. Собирать будем во много раз больше того, что теперь растет на этой земле... и также железом будем снабжать всю Европу. Бельгийская промышленность может менять свои изделия — дешевые товары потребления — на зерно из этих районов; из Тюрингии и Рудных гор, например мы можем переселить наши бедные рабочие семьи, чтобы дать им большую территорию»63. Согласно его планам, западным районам Советского Союза придавалось не только ключевое значение в проектируемой европейской гегемонистской системе немецкого покроя. Они также должны были стать одним из экономических опорных пунктов в проводимом Гитлером и национал-социалистической верхушкой выборе вариантов мирового господства, достижение которого было возможно только на фундаменте экономически независимой и в военном отношении неуязвимой Европы. Гитлер диктовал своему стенографисту в ставке Вольфсшанце: «Исход борьбы за мировую гегемонию для Европы определяется обладанием русским пространством; оно делает Европу самым устойчивым против блокады регионом. Вот экономические перспективы, которые склонят самые либеральные западные демократии согласиться с новой системой»64.

Снега суровых зим на бескрайней Русской равнине похоронили эти мечты.