Здесь находятся различные выборки из массива статей в этом разделе.
?Подробнее
?Подробнее

Войны — статьи отсортированы по войнам, сперва идут войны с участием России, затем остальные.

Войска — рода и виды войск, отдельные воинские специальности даются в секциях Небо, Суша, Море. В секции Иное находится всё, не вошедшее в предыдущие три. Выборки из всех книг сайта тут: Войска.

Темы — статьи сгруппированы по некторым темам. Темы для всех книг сайта тут: Темы.

Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский
// Полководцы и военачальники Великой Отечественной. Вып.1 — М.: Молодая гвардия, 1971.

Старшему поколению советских людей, воинам Советских Вооруженных Сил, передовым людям многих стран мира хорошо знакомо имя полководца-коммуниста Константина Константиновича Рокоссовского. Писать о таком выдающемся военачальнике, как Рокоссовский, одновременно легко и трудно. Легко потому, что долгие годы его жизни и неутомимой деятельности проходили на наших глазах, а ратные подвиги маршала и дважды Героя Советского Союза широко известны в нашей стране и далеко за ее пределами. Трудно потому, что этот любимец всего советского народа — человек, большевик, выдающийся полководец ушел из жизни... Говорить и писать мне трудно до боли. Трудно еще и потому, что необычайно интересны, разнообразны и глубоки по содержанию многие его решения во время Великой Отечественной войны, в дни которой, безусловно, наиболее ярко и полно проявился полководческий талант К. К. Рокоссовского.

Константин Константинович Рокоссовский был моим командующим на всем протяжении Великой Отечественной войны, продолжительное время после войны старшим начальником, товарищем и другом в последние годы его жизни. Близкое знакомство с ним дает мне полное право и обязывает меня поделиться впечатлениями о нем с молодыми гражданами нашей страны. Я попытаюсь изложить свои впечатления о нем, описать некоторые черты К. К. Рокоссовского, характеризующие его как человека, большевика, полководца.

Передо мной лежит большой групповой фотоснимок периода двадцатых годов, на котором — боевые друзья Рокоссовского по гражданской войне и он сам. На груди Константина Константиновича — ордена Красного Знамени за совершенные им боевые подвиги в защите завоеваний Великого Октября. Захват двух артиллерийских [257] батарей, разгром и пленение барона Унгерна, овладение штабным поездом с важными оперативными документами, освобождение двух городов и пленение крупной войсковой части врага...

И все это было в его жизненном активе в двадцать лет с небольшим. Ему вообще, как и очень многим другим в дореволюционной России, рано пришлось стать взрослым.

Родился К. К. Рокоссовский 21 декабря 1896 года в городе Великие Луки в семье железнодорожника. Отец — поляк, мать — русская. Вскоре отца перевели на Варшавско-Венскую железную дорогу, где он служил машинистом, и вся семья переехала в Варшаву. Четырнадцати лет, лишившись родителей, К. К. Рокоссовский вынужден был зарабатывать на хлеб. В 1914 году его призвали в царскую армию, и он был зачислен в Пятый драгунский Каргопольский полк, в составе которого участвовал в первой мировой войне.

Так началась военная служба К. К. Рокоссовского. Первые боевые схватки в войне России против кайзеровской Германии. Закалка духа, испытание храбрости, И первые тоже типичные вопросы себе: "А собственно, зачем воевать за царя?" И первые, услышанные в окопах, на маршах и привалах, бередящие ум и кровь слова большевиков: "У трудовых людей России и Германии один враг — самодержавие, капиталисты и помещики", "Мир — народам, войну — богатым". А потом служба в рядах Красной гвардии, участие в гражданской войне, вступление в марте 1919 года в ряды партии большевиков. Еще в 1917 году К. К. Рокоссовский занял свою первую командную должность: солдаты избрали его помощником начальника Каргопольского красногвардейского кавалерийского отряда. Начальником же его стал большевик Адольф Казимирович Юшкевич. О нем с благодарностью вспоминал Константин Константинович. Позднее, в боях за Перекоп, А. К. Юшкевич пал смертью храбрых.

Рассказы участников боев, архивные документы помогают нам представить себе Константина Рокоссовского молодым красным командиром. Он был высоким, стройным, физически сильным и натренированным. Умом, задором и лихостью светились его голубые глаза. Скуп на слова и щедр на боевую дружбу. Прост, скромен и не заносчив. Не терялся ни в одной сложной, трудной боевой обстановке. И был отчаянно смел. Вот один из примеров.

В районе Ишима отдельный кавалерийский дивизион, [258] которым командовал Константин Рокоссовский, внезапно атаковал село Виколинское, занятое крупными силами белых. В стане врага возникла паника. Однако малейшая задержка атаки, и враг придет в себя, поймет, что силы атакующих невелики. Не успел подумать об этом, как наихудшие опасения начали сбываться: командир дивизиона видит, что на околице разворачивается для боя артиллерийская батарея противника. Ее огонь невероятно опасен для его кавалеристов не только потому, что вырвет кого-то из их рядов, но еще больше потому, что он способен прекратить панику во вражеском стане. И тогда... Решение созрело мгновенно. Он вызывает из строя двадцать своих всадников и с шашками наголо — на батарею. Свистит картечь. Сверкают и звенят беспощадные клинки. Рокоссовский придерживает коня, спрыгивает на землю около поднявшего вверх руки белого унтер-офицера и голосом, в котором звучит угроза и приказ, говорит ему:

 — Видите — казаки? Огонь по ним! Будете стрелять — будете жить.

Унтер-офицер приказывает повернуть орудия и открыть беглый огонь по казакам.

Первый советский боевой орден Константин Рокоссовский получает за смелость и мужество в этой схватке с врагом.

Вот еще один бой. Он имел место в районе станицы Желтуринской, что в Забайкалье, в период борьбы против банды того же барона Унгерна.

Как известно, в конце мая 1921 года во Владивостоке и южной части Советского Приморья был организован контрреволюционный мятеж и с помощью японских войск установилась белогвардейская диктатура. Одновременно с возобновлением японской агрессии в Приморье на широком фронте выступили и белогвардейские отряды, в свое время бежавшие за границу — в Северную Маньчжурию, Монголию, в Западный Китай (Синьцзян). Главная роль в плане вторжения белогвардейских банд, наносивших удар из Монголии в Забайкалье, отводилась барону Унгерну — махровому контрреволюционеру, монархисту, лютому врагу и жестокому палачу трудового народа.

31 мая 1921 года белые казаки двумя сотнями заняли кожевенный завод, что в девяти километрах южнее станицы Желтуринской. На другой день, утром, Тридцать пятый кавполк, которым командовал Рокоссовский, выбил [259] белогвардейцев с завода. Но и на отдыхе командир полка позаботился о мерах обеспечения и выслал разведку. Перед рассветом разведка донесла, что со стороны Монголии к белым подошла бригада генерала Резухина. С нею ведет тяжелый бой один из батальонов Триста одиннадцатого полка Красной Армии. Рокоссовский поднимает по тревоге кавалеристов и направляется на помощь своим. Еще издали видит, как отходят наши стрелковые роты и как их преследуют казачьи эскадроны генерала Резухина. Рокоссовский атакует своим полком белогвардейцев во фланг и обращает их в бегство, выручив окруженный батальон. В схватке Константин Константинович лично зарубил несколько белоказаков. Он был ранен в ногу, под ним убили коня, но командир полка продолжал руководить боем, и только сильная потеря крови заставила его отправиться в полевой лазарет. Подвиг в этом бою был отмечен вторым орденом Красного Знамени.

Продолжительная служба Константина Константиновича в коннице Красной Армии наложила свой отпечаток на его деятельность. Он умело использовал кавалерийские корпуса в период Великой Отечественной войны. Его забота, внимание к коннице выражались в тщательной продуманности мер обеспечения боевых действий кавалерийских корпусов. Это, в свою очередь, сказалось на больших успехах в выполнении боевых задач кавалерийскими корпусами генералов В. В. Крюкова, М. П. Константинова и И. А. Плиева при освобождении левобережной части Днепра, в Белорусской операции и при освобождении Польши.

Следует добавить, что сильной стороной в деятельности К. К. Рокоссовского всегда было его непреклонное стремление разбить врага ценой наименьших собственных жертв. Невзирая порой на весьма сложную обстановку боевых действий, он никогда не сомневался в успехе и победе. И эта железная воля передавалась всем его соратникам.

Многолетняя практическая служба в Красной Армии обогащала и развивала воинский талант Константина Константиновича, его оперативное мышление, творческую самостоятельность, умение работать с людьми. Полученные знания и опыт гражданской войны были успешно закреплены в послевоенный период при усовершенствовании на курсах высшего комначсостава при Академии Генерального штаба. [260]

В 1930 году в рядах Седьмой кавалерийской имели Английского пролетариата дивизии Константин Константинович встретился со своим старым другом-товарищем Г. К. Жуковым. По нашей просьбе Г. К. Жуков любезно согласился вспомнить то далекое время и рассказал:

 — Рокоссовский был очень хорошим начальником. Блестяще знал военное дело, четко ставил задачи, умно и тактично проверял исполнение своих приказов. К подчиненным проявлял постоянное внимание и, пожалуй, как никто другой, умел оценить и развить инициативу подчиненных ему командиров. Много давал другим и умел вместе с тем учиться у них. Я уже не говорю о его редких душевных качествах — они известны всем, кто хоть немного служил под его командованием... И нет ничего удивительного, что Константин Константинович вырос до такого крупного военачальника, каким мы его видели в войну и знаем его...

Более обстоятельного, работоспособного, трудолюбивого и по большому счету одаренного человека мне трудно припомнить. Константин Константинович любил жизнь, любил людей. Он с молодых лет познал нелегкий труд. Довелось ему жить воспитанником в семье железнодорожного мастера, трудился он среди рабочих трикотажной фабрики, испытал тяжелую работу каменотеса... Разносторонний жизненный опыт помогал Константину Константиновичу знать и понимать людей.

К словам Г. К. Жукова надо добавить, что когда Рокоссовский командовал кавалерийским полком в Пятой Кубанской кавбригаде, именно его полк был признан лучшим в Сибирском военном округе. А за успехи в боевой подготовке Пятнадцатой отдельной Кубанской кавалерийской дивизии, во главе которой он стоял четыре года, партия и правительство наградили Рокоссовского орденом Ленина.

Как я уже сказал, мне посчастливилось работать под руководством Рокоссовского и его ближайших соратников в суровые годы Великой Отечественной войны и в послевоенное время. Все мы, командармы, командиры и политработники, с полным основанием считали службу с Рокоссовским большой и хорошей школой.

Отечественную войну Рокоссовский встретил вполне сложившимся, опытным, теоретически хорошо подкованным [261] военачальником. Редкая личная храбрость, необыкновенное человеческое обаяние удачно сочетались в нем с творческим и трезвым умом, энергией, решительностью, требовательностью. Это был генерал нового, советского, большевистского, ленинского типа. Всю свою жизнь, каждый свой поступок он соизмерял с интересами Родины, народа, партии, ставя их на первый план.

В июне 1941 года генерал-майор К. К. Рокоссовский командовал Девятым механизированным корпусом. С ним и начал войну. Совершив трудный 200-километровый марш, части корпуса вместе с другими соединениями Красной Армии много дней и ночей вели упорные бои на Луцком и новоград-волынском направлениях. Удары врага были настойчивы и сильны. Советские воины противопоставили им умелую оборону, дерзкие контратаки и смелый маневр. Большую роль сыграло то, что Рокоссовский приказал укрыть в окопы танки и артиллерию. Длительное время враг вынужден был на этом направлении, по существу, топтаться на месте.

В июле очень тяжелое положение создалось под Смоленском. В этот период К. К. Рокоссовский командовал одной из оперативных групп Западного фронта. Уже сама история создания так называемой группы Рокоссовского необычна. Командующий Западным фронтом С. К. Тимошенко встретился с ним накоротке и, показывая на шоссе, по которому в беспорядке двигались группы бойцов, одиночные орудия и машины, сказал:

 — Собирай, кого сможешь собрать, и с ними воюй. Подойдут регулярные подкрепления — дадим тебе две-три дивизии.

К. К. Рокоссовский с группой офицеров, без штаба, в течение нескольких дней подчинил себе отходившие соединения, части и мелкие группы. В это время в его распоряжение прибыло управление Седьмого механизированного корпуса, в составе которого были полковник М. С. Малинин, начальник штаба, и полковник В. И. Казаков, начальник артиллерии корпуса.

Маршал артиллерии В. И. Казаков вспоминал:

 — Мы встретились с К. К. Рокоссовским в окрестностях Ярцево. Нельзя сказать, что будущий наш командующий устроился с комфортом. Он спал в своей легковой машине ЗИС-101. Был очень сдержан. Выводы в создавшейся обстановке делал ясные, определенные и убедительные. [262]

Офицеры Седьмого мехкорпуса, вошедшие в штаб, показали себя с самой лучшей стороны. Под руководством М. С. Малинина штаб уже в первые дни начал работать четко, слаженно и в короткое время завоевал прочный авторитет в войсках, симпатию и доверие Рокоссовского. К этому времени относится осуществление его группой контрудара по врагу в районе Ярцево. Операция отличалась решительностью и закончилась успехом наших войск. Известно, что в дальнейшем М. С. Малинин, В. И. Казаков и другие офицеры штаба Седьмого механизированного корпуса воевали бок о бок с Рокоссовским под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге и Днепре и дошли до Вислы.

В том же июле К. К. Рокоссовский был назначен командующим Шестнадцатой армии. 2 октября враг большими силами перешел в наступление против войск Западного и Резервного фронтов. Завязались ожесточенные бои, в самый канун которых штаб Шестнадцатой армии, передав свои войска по приказу командующего Западным фронтом в Двадцатую армию, выдвигался в район Вязьмы. Затем ему пришлось с боями пробиваться еще дальше на восток. Я позволю себе еще раз сослаться на свидетельство очевидца и участника тех событий В. И. Казакова:

 — В наших колоннах царило полное спокойствие и возможный в тех условиях порядок. Я ни разу не слышал, чтобы командир или боец произнес паническое слово "окружение", и глубоко убежден, что большая заслуга в этом принадлежит К. К. Рокоссовскому, который в самых сложных ситуациях не терял присутствия духа, оставаясь невозмутимым и хладнокровным. Бойцы, командиры, политработники заражались его спокойствием и чувствовали себя уверенно. В его присутствии было просто стыдно проявлять признаки беспокойства или растерянности...

В дальнейшем, уже в боях под Москвой, Шестнадцатая армия, в которую были включены новые части и соединения, сыграла выдающуюся роль. Она, как известно, обороняла волоколамское направление. Многие героические подвиги воинов армии Рокоссовского в дни исторического сражения под Москвой хорошо известны. Именно здесь, у стен древней русской столицы, мужал и закалялся военный талант К. К. Рокоссовского. В обороне, а потом и в контрнаступлении командующий Шестнадцатой [263] показал свои незаурядные командирские качества. Замечательным, в частности, следует признать решение К. К. Рокоссовского создать на подходе к Истринскому рубежу две подвижные группы с целью обхода водохранилища с севера и юга. Энергичные охватывающие действия групп генерал-майоров Ф. Г. Ремизова и М. Е. Катукова в сочетании с фронтальным ударом ускорили освобождение города Истры, превращенного гитлеровцами в крупный узел сопротивления.

В январе 1942 года управление и армейские части Шестнадцатой армии были переброшены в район Сухиничей. 29 января армия освободила город от гитлеровцев. В марте К. К. Рокоссовский был тяжело ранен.

Лишь в июле 1942 года генерал-лейтенант Рокоссовский после излечения в госпитале вновь возвратился в действующую армию, но теперь уже в качестве командующего войсками Брянского фронта. Именно в этот период военная судьба надолго свела нас вместе.

И солдаты и генералы сразу почувствовали руку опытного организатора. Одной из прекрасных черт командующего фронтом было то, что он в самых сложных условиях не только умел оценить полезную инициативу подчиненных, но и вызывал ее своей энергией, требовательностью и человеческим обхождением с людьми.

Рокоссовский не любил одиночества, стремился постоянно быть ближе к деятельности своего штаба. В период командования Брянским фронтом чаще всего мы видели его у операторов или в рабочей комнате начальника штаба М. С. Малинина. Придет, расспросит, над чем товарищи работают, какие трудности в работе испытывают, поможет своим опытом и советом, предложит продумать то или другое соображение в перспективе действий войск фронта. В нем чувствовалось огромное знание военного дела, организаторские способности и большое чувство предвидения. Как всегда спокойный, углубленный в свои мысли, он умело и творчески распределял работу между своими заместителями, начальниками родов войск, штабом, Военным советом и Политуправлением фронта. Все это создавало удивительно приятную рабочую атмосферу, каждому хотелось смелее думать, смелее действовать.

К этому следует добавить личное обаяние Рокоссовского, его демократизм. Вместе с тем это был сильный, волевой человек, требовательный и суровый в сложной [264] обстановке, умеющий приказать и добиться безоговорочного выполнения приказа. Строгая благородная внешность, подтянутость, выражение лица задумчивое, серьезное. Немногословен, движения сдержанные, но решительные. Предельно четкий в формулировании боевых задач. Преждевременные морщины говорили о том, что командующему немало пришлось перенести в жизни.

Летом 1942 года основные события развернулись на юге. На Орловском выступе наступило относительное затишье. Командующий использовал оперативную паузу для систематической тренировки штабов всех степеней. Он покончил с беспредметными атаками, которые лишь изматывали войска и влекли за собой неоправданные потери. Работники управления и штаба фронта все дни находились в войсках. К. К. Рокоссовский сам большую часть времени проводил на боевых участках. Многих командиров полков он вскоре знал настолько, что мог дать аттестацию, не заглядывая в документы.

Метод контроля выполнения указаний у К. К. Рокоссовского тоже отличался своей оригинальностью. Обычно к исходу суток начальники управлений, командующие родами войск, офицеры-операторы возвращались в штаб по окончании работы в войсках. Существовало правило: все собираются вместе, и командующий в широком кругу генералов и офицеров проводит беседы по итогам дня. Здесь как бы творчески осмысливалось сделанное, анализировалась обстановка на фронте, выслушивались предложения и, наконец, сам командующий формулировал свои указания на ближайшие двое-трое суток. Однажды, завершив разбор итогов дня, К. К. Рокоссовский сказал, обращаясь ко мне, несколько заботливых и ободряющих слов по службе и, между прочим, поручил:

 — Павел Иванович, съезди в Двести одиннадцатую, позавчера там пулеметчик сбил фашистского стервятника. Вручи герою орден Красного Знамени.

Я всегда с большим удовольствием выполнял поручения Рокоссовского. Герой-пулеметчик Иван Соляков оказался совсем юным солдатом. Он принял первую свою боевую награду с горящими восторгом глазами и не сразу поверил, что эту награду он получает от командующего войсками фронта К. К. Рокоссовского, с которым он лично беседовал в траншее первой линии обороны.

Поздней ночью на следующем подведении итогов работы, когда за чашкой чаю с Рокоссовским еще сидели [265] его ближайшие помощники В. И. Казаков, Г. Н. Орел, А. И. Прошляков и М. С. Малинин, я, как и положено, доложил о выполнении поручения — вручить Солякову от имени командующего фронтом орден Красного Знамени. Попутно доложил результаты проверки полосы обороны, которую занимала Шестидесятая стрелковая дивизия, сформированная в Ленинском районе Москвы из добровольцев ополчения. Рассказал и об эпизоде, который меня взволновал.

При осмотре и проверке огневых средств переднего края я встретил у ручного пулемета дежурного красноармейца Баркова — на вид лет пятидесяти.

Оружие тщательно вычищено. В окопе все на своем месте, стрелковая карточка налицо, расстояние измерено, в секторе обстрела никаких препятствий.

 — Видать, бывалый воин, в ту войну воевали, товарищ Барков?

 — Так точно, товарищ генерал! Служил отделенным командиром, был в первом батальоне Третьего лейб-гвардии полка в 1915-м.

 — Не помните ли, товарищ Барков, отделенного Павла Батова, он в вашем полку в команде пеших разведчиков служил в последнее время?

 — Был такой. Убило его в разведке, мне сам Совков говорил.

 — И Совкова знали?

Красноармеец смотрел с удивлением.

 — Рано вы тогда меня похоронили.

 — Ужели вы действительно из нашего полка, товарищ генерал?.. А Совкова как же мне не знать, таких людей запомнишь на всю жизнь — первый большевик в полку.

Ну и пошли воспоминания. Совков — путиловский рабочий в солдатской шинели — и для меня был одним из самых дорогих людей. От него впервые я услышал имя "Ленин" и научился понимать, для чего у русского солдата винтовка в руках. Совков же и вынес меня на своих плечах тяжело раненного, когда ходили в ночной поиск. Я рассказал Баркову о судьбе Совкова, который, будучи комиссаром бригады Восемнадцатой стрелковой дивизии на Северном фронте, при атаке и штурме Шенкурска шел в первой цепи атакующих. Там, под Шенкурском, поймала его белогвардейская пуля.

Как выяснилось, мой собеседник тоже прошел трудную [266] и тяжелую школу гражданской войны. Командовал эскадроном.

 — Почему же вы теперь рядовой?

 — В ополчение московское записался, так вот и остался.

 — Тебе же роту надо, товарищ Барков. Осилишь? Нам знающие командиры нужны.

 — Нет, товарищ генерал, командовать ротой я уже отстал. Нынешнюю войну на одном "ура" не возьмешь. Пониже должность, может быть, осилю...

Когда я закончил свой рассказ о встрече с Барковым, Константин Константинович сразу же спросил:

 — Кем же вы его назначили? Ведь он и батальон потянет?

 — Не успел назначить. Но лучше бы ему начать с помощника командира роты, — ответил я.

Рокоссовский тут же позвонил в дивизию, и назначение состоялось.

Но этим дело не кончилось. Положив телефонную трубку, Константин Константинович заметил, обращаясь ко всем нам:

 — Надо уметь слушать солдата, и в этом случае вы почерпнете новые силы, новые мысли для более целеустремленного руководства войсками.

И, как бы подводя итоги, потребовал от каждого из нас искать способных, талантливых людей и не жалеть сил и времени для того, чтобы вырастить из них командиров. Заботой Константина Константиновича для таких солдат, отличившихся в боях, были созданы в армиях и во фронте курсы младших лейтенантов. На этих курсах обучались будущие командиры взводов, рот и батарей.

У меня в памяти навсегда сохранился и второй предметный урок взаимоотношений Рокоссовского с людьми на фронте.

Произошло это уже после того, как Ставка Верховного Главнокомандования назначила генерала К. К. Рокоссовского командующим войсками Донского фронта. А по его рекомендации автора этих строк назначили командующим Шестьдесят пятой армией.

В ходе подготовки к прорыву вражеской обороны на Клетский плацдарм прибыл К. К. Рокоссовский. Обращаясь ко мне, сказал:

 — Хочу посмотреть и почувствовать боевой накал ваших войск, занимающих плацдарм, столь важный [267] и необходимый для будущих решительных боевых действий.

В течение двух часов он проверял передний край на участке полка, которым командовал подполковник К. П. Чеботаев. Полк этот входил в состав знаменитой со времен гражданской войны Двадцать четвертой Самаро-Ульяновской железной дивизии. Мы шли по ротам первого эшелона. Видя, как ревностно исполняют солдаты и командиры приказания своего командира полка, Рокоссовский негромко сказал мне:

 — Любят здесь своего командира.

 — Да, ветераны зовут себя чеботаевцами, — ответил я.

 — Вот высшая награда офицеру, — задумчиво заключил командующий и уже громко, обращаясь к стоявшим в траншее бойцам, спросил: — Не надоело ли, товарищи, в окопах сидеть?

Завязалась одна из тех задушевных бесед, которые приносят огромное чувство удовлетворения. В ответ на вопрос командующего послышалось, что сидеть в окопах, конечно, надоело, не дождемся, мол, когда погоним фашистов, и так далее. Солдаты спрашивали, как идут бои в Сталинграде, и командующий фронтом отвечал, что бои в городе крайне обострились, идут днем и ночью, но чуйковцы бьются как герои. Вдруг старший сержант, старшина роты, подал голос:

 — Разрешите спросить, товарищ командующий?

 — Пожалуйста!

 — А нельзя ли там фрицев прихлопнуть?

 — Как так?

 — Вдарить наперерез с тылу и прихлопнуть, как мышь в мышеловке... А чуйковцы навстречу!..

Рокоссовский рассмеялся хитро и довольно:

 — Быть вам, товарищ старший сержант, маршалом!

Стоявшие вокруг тоже засмеялись, но сержант без смущения смотрел на командующего фронтом. Повизгивая, приближалась мина, на слух можно было определить, что она для нас не опасна.

Рокоссовский, продолжая беседу, говорил:

 — Надо готовиться к большим боям...

Вторая мина завизжала угрожающе.

 — Ложись! — крикнул Рокоссовский и присел со всеми на дне траншеи.

Мина разорвалась невдалеке. Сверху посыпались комья земли. Вставали, отряхиваясь молодцевато, и чувствовалось, [268] товарищам приятно, что большое начальство делит с ними опасности переднего края обороны.

 — Надеюсь, что скоро услышим о подвигах вашего славного полка! — такими словами закончил Константин Константинович эту замечательную беседу с чеботаевцами.

Личная проверка командующим передовых частей и соединений — сильное средство воспитания и сколачивания войск. Конечно, проверки бывают разные. Фронтовики знают и такие случаи, когда приедет на передовую большой начальник, приведет всех в трепет и отбудет, оставив солдат и офицеров в самом удрученном состоянии.

У Рокоссовского форма выражения воли удивительно соответствовала демократической природе нашей армии. В этом была его сила и глубокий источник авторитета, к нему тянулись, а в результате перед командующим всегда был открыт неиссякаемый родник народного творчества.

К. К. Рокоссовский глубоко ценил и умел ценить своих однополчан, своих соратников по жизненному пути и совместной боевой службе. 20 октября 1942 года, вернувшись из войск армии, я застал на командном пункте командующего фронтом. Около него стоял сияющий член Военного совета Шестьдесят пятой армии Ф. П. Лучко. Рокоссовский, положив ему руку на плечо, говорил со своей искренней улыбкой:

 — Мы старые друзья!

Оказывается, они были друзьями-сослуживцами в сороковом году: Филипп Павлович Лучко в то время был комиссаром Пятого кавалерийского корпуса, которым командовал Рокоссовский. Командующий фронтом расспрашивал члена Военного совета армии Ф. П. Лучко, каков боевой дух войск, и намекал, что предстоят большие дела.

Он был, как всегда, немногословен, спокоен. Но чувствовалась в нем особая приподнятость, появлявшаяся обычно после принятого смелого, увлекающего своими масштабами решения. Перед тем как покинуть наш КП, Рокоссовский сказал:

 — На днях получите указания для разработки армейской операции. А сейчас поедем на плацдарм, хочется поглядеть на ваших героев. [269]

И мы с командующим фронтом отправились в войска. Через некоторое время, когда мы остались одни с членом Военного совета армии, Филипп Павлович, еще находясь под впечатлением встречи с Рокоссовским, со свойственной ему непосредственностью рассказал, как они вместе служили в Славуте последним летом перед войной.

 — Каким он был скромным, таким и сейчас остался, хотя стал известным в стране героем. Нет у него вельможности. А ведь это весьма важно и дорого, Павел Иванович... Сами знаете, есть, к сожалению, у некоторых наших выдвиженцев манера, если пошел в гору, то уже к нему не подступишься, только и слышишь: "я" да "я". А про "мы" он уже забыл. Партийные корни у таких слабы. А тут корни прочные. Его, коммуниста с 1919 года, не выбили из колеи даже клевета и репрессии, которым он был подвергнут накануне войны.

...В армиях Рокоссовского видели очень часто. Слышали его распоряжения, советы, замечания. Он никогда не навязывал своих предварительных решений, не зажимал, но одобрял разумную инициативу и помогал развить ее. Во всем этом не улавливается ли тот самый "недостаток требовательности", в коем делались отдельные попытки упрекать Рокоссовского?

Как человек, знавший его долгие годы, как его соратник по всем фронтам, которыми он командовал, наконец, как командарм, находившийся в подчинении Рокоссовского, я категорически отвергаю подобные утверждения. Наоборот, в этих его качествах, мне думается, заключаются одни из самых замечательных черт истинного советского полководца: генерал Рокоссовский умел руководить подчиненными так, что каждый офицер и генерал с желанием вносил в общее дело свою долю творчества. При всем этом сам К. К. Рокоссовский и мы, командармы, хорошо понимали и знаем, что полководцем нашего времени без сильной воли, без своих твердых убеждений, без личной оценки событий и людей на фронте, без своего почерка в операциях, без интуиции, то есть без собственного "я", быть нельзя. И Рокоссовский был таким. Известно, например, что вначале операцию по ликвидации окруженной группировки немцев в районе Сталинграда осуществляли войска двух фронтов — Донского и Сталинградского. Лично К. К. Рокоссовский был в числе первых, кто поставил перед Ставкой Верховного Главнокомандования вопрос об объединении руководства [270] операцией в одних руках. И Ставка согласилась с таким предложением.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, который координировал в то время действия обоих фронтов, вспоминает:

 — Ставка и Государственный Комитет обороны запросили меня, кому поручить руководство действиями по уничтожению окруженного противника. Я ответил, что Рокоссовский является наиболее подходящей кандидатурой. Он проведет операцию решительно и умело.

В период ликвидации окруженной под Сталинградом крупной группировки немецко-фашистских войск К. К. Рокоссовский внес в Ставку предложение об использовании Второй гвардейской армии Р. Я. Малиновского. Существо его предложения сводилось к тому, чтобы эту армию на первом этапе использовать для усиления войск Донского фронта, ускорив тем самым ликвидацию окруженной группировки. А в последующем все освободившиеся силы фронта — шесть армий — должны обрушиться на войска Манштейна, спешившие деблокировать окруженную группировку Паулюса, и разгромить их.

Верховный Главнокомандующий признал предложение Рокоссовского смелым и заслуживающим внимания, но слишком рискованным. Ставкой было принято решение по предложению А. М. Василевского использовать Вторую гвардейскую армию для усиления войск, действовавших против Манштейна. Поскольку в связи с этим решением Ставки Донской фронт уже не мог рассчитывать на то, что армия Р. Я. Малиновского войдет в его состав, Рокоссовский предложил временно приостановить проведение операции по ликвидации немецкой группировки Паулюса. Он исходил из того, что недостаточно мощные удары по окруженным немецко-фашистским войскам нашими армиями, которые истощены и ослаблены непрерывными длительными боями, ничего, кроме излишних потерь, нам не принесут. Поэтому считал необходимым решать обе задачи последовательно, не распыляя имеющихся сил и не разбрасываясь. Ставка согласилась с его предложением и дала обещание усилить войска Донского фронта перед проведением заключительной операции в Сталинградской битве.

Мы видим, таким образом, что в тех случаях, когда Рокоссовский был убежден в правильности своего мнения [271] или в целесообразности внесенного предложения, он умен постоять за него перед самыми высокопоставленны и представителями Ставки и перед Верховным Главнокомандующим. Точно так же он был непреклонен, тверд и настойчив при проведении в жизнь принятых решений. И в то же время чутко реагировал на изменение обстановки.

Как известно, после Сталинградской битвы К. К. Рокоссовский занял пост командующего Центральным фронтом.

Многие подробности грандиозной битвы на Курской дуге летом 1943 года описаны. Но, имея в виду цель нашего очерка, а именно — рассказ о К. К. Рокоссовском, надо выделить некоторые стороны его деятельности в этот период. Войскам Центрального фронта надлежало развернуться между Брянским и Воронежским фронтами с задачей нанести глубокий охватывающий удар в общем направлении на Гомель, Смоленск, во фланг орловской группировки врага. Операция должна была проходить в тесном взаимодействии с войсками Брянского фронта. Начало этой красивой по замыслу операции было определено 15 февраля. Но при этом не были достаточно учтены условия переброски войск из-под Сталинграда. Кроме того, и самый район действий, только что освобожденный от противника, не был подготовлен к приему большой массы войск. Непрерывная снежная пурга, бездорожье препятствовали маневру. Многочисленные колонны войск, автотранспорта и боевых машин с огромным трудом продвигались по единственной автогужевой дороге Елец — Ливны — Золотухино. Большой отрыв тыловых частей и баз от районов сосредоточения войск до предела затруднял боевое обеспечение действующих войск боеприпасами, горючим и продовольствием. Все это в конечном счете приводило к выводу, что соединения вновь созданного фронта не успевали сосредоточиться в сроки, установленные Ставкой Верховного Главнокомандования. В этих условиях весьма сложной обстановки К. К. Рокоссовский вновь проявляет способности к быстроте оценки всей суммы вопросов, связанных со сроками проведения операции. Ставка согласилась с его доводами и перенесла начало наступления войск Центрального фронта с 15 февраля на 24 февраля 1943 года,

Важно подчеркнуть тот факт, что еще ранней весной 1943 года командующий Центральным фронтом в своих [272] ответах на запрос Ставки правильно оценил возможный замысел немецкого командования на летнюю кампанию. Он был твердо убежден, что враг поставит перед собой цель — уничтожить Курский выступ, а вместе с ним и советские войска, оборонявшие его. И он высказался за создание на участке Центрального фронта преднамеренной прочной, глубоко эшелонированной обороны. В оборонительных боях надлежало измотать и обескровить противника, а затем при поддержке свежих оперативных и стратегических резервов перейти в решительное контрнаступление. Эти глубоко продуманные, основанные на тщательном изучении сложившейся обстановки соображения, безусловно, способствовали выработке целесообразного плана действий на лето 1943 года Ставкой Верховного Главнокомандования.

Интересные детали подготовки к боям на Курской дуге вспоминает бывший начальник тыла Центрального фронта генерал-лейтенант Н. А. Антипенко:

 — Главным районом фронтовых складов был избран район Курска. Это было близко к армиям, удобно для перехода в контрнаступлений. Командующий фронтом ни на минуту не сомневался в исходе событий. Он неоднократно повторял: сначала оборона, потом контрнаступление. Запасным районом в случае успеха врага являлся район Фатежа, так как К. К. Рокоссовский на крайний случай предусматривал продолжение активной борьбы в окружении. "Но надо сделать все, чтобы этого не допустить", — говорил он. Когда враг в первые дни боев немного потеснил нас, Рокоссовский решительно выступил против эвакуации населения, на которой настаивали курские областные организации. "Обстановкой это не вызывается", — сообщил он в Ставку и ЦК ВКП(б).

Исключительно удачным и смелым надо считать предусмотренное Рокоссовским в плане фронта и утвержденное Ставкой проведение артиллерийской контрподготовки. Она началась в 2 часа 20 минут 5 июля, после того, когда пленный немецкий сапер сообщил, что немецко-фашистские войска изготовились к наступлению и начнут его утром в направлении на Поныри, Правда, план ее к началу действий противника не удалось завершить во всех деталях. В ночь с 4 на 5 июля разведкой не были еще точно выявлены места сосредоточения немецко-фашистских войск в исходном положении и расположения других важных целей, которые надлежало уничтожить [273] или подавить. Поэтому нашей артиллерии пришлось вести огонь не по конкретным целям, а по площадям, что, естественно, уменьшило количество массовых жертв в стане врага. Как выяснилось в дальнейшем, эта артиллерийская контрподготовка могла бы быть более эффективной и в том случае, если бы началась она несколько позже, то есть ближе к моменту наступления врага.

Обо всем этом пишет в своих "Воспоминаниях и размышлениях" Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Его свидетельство и оценки эффективности артиллерийской контрподготовки весьма важны в данном случае, потому что в то время вместе с К. К. Рокоссовским он в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования находился у начальника штаба фронта М. С. Малинина, Вполне понятно, что, утверждая решение командующего фронтом на проведение контрподготовки, он разделял с ним бремя ответственности за его последствия. Ценно то, что в своих воспоминаниях он старается не преуменьшать, но и не преувеличивать значения этого смелого и рискованного мероприятия командования.

«Тогда трудно было понять и определить результаты контрподготовки, — пишет Г. К. Жуков, — но начатое в 5 часов 30 минут недостаточно организованное и не везде одновременное наступление говорило о серьезных потерях, которые причинила врагу наша контрподготовка».

И еще:

«Слов нет, артиллерийская контрподготовка нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступлением войск, но мы все же ждали от нее больших результатов.

Наблюдая ход сражения и опрашивая пленных, я пришел к выводу, что как Центральный, так и Воронежский фронты начали ее слишком рано: немецкие солдаты еще спали в окопах, блиндажах, оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах. Лучше было бы контрподготовку начать несколько позже, примерно за 30-60 минут до перехода противника в наступление».

Вместе с К. К. Рокоссовским в сражении на Курской дуге участвовал хорошо спаянный коллектив генералов и офицеров управления штаба, начальники родов войск, Политуправления фронта, прославленные командармы: Н. П. Пухов, П. Л. Романенко и другие. В этой операция на Курской дуге К. К. Рокоссовский преподал нам, командармам, [274] предметный урок использования сил и средств с неатакованных участков, с маневром на угрожаемый участок. Мне, как никому другому, пожалуй, он был полезен. Поэтому остановлюсь на нем подробнее.

В самом начале развернувшегося сражения в районе Поныри было получено адресованное мне предварительное распоряжение командующего. Хочу напомнить, что наша Шестьдесят пятая армия занимала тогда оборону в вершине Курского выступа. Здесь противник пока что не проявлял большой активности. Так вот я получил распоряжение следующего содержания: "181-ю стрелковую дивизию генерала А. А. Сараева, два армейских танковых полка, состоящие в резерве и во втором эшелоне армии, под покровом ночи сосредоточить на стыке Тринадцатой и Семидесятой армий, где они поступят в мое распоряжение".

По этому вопросу и ряду других в порядке существовавшей между штабами информации состоялся мой разговор по ВЧ со штабом фронта. Оценивая обстановку перед фронтом армии, я доложил, что за последние двое суток в нашей полосе обороны противником ведется усиленная боевая разведка крупными силами. И в частности, сослался в качестве подтверждения на предпринятый немцами с участка Дмитровск-Орловский, Севск короткий удар силами свыше трех полков пехоты с танками при поддержке артиллерии. Из всего этого я сформулировал вывод: не исключается, что немцы сосредоточивают крупные силы для удара на этом направлении, а поэтому следует ли при таких условиях обстановки придерживаться сроков передачи сил и средств в полосу Тринадцатой армии генерала Пухова?

Рокоссовский спокойно сказал:

 — Павел Иванович! Главная группировка врага по-прежнему сосредоточивается напротив основания Курского выступа (в направлении на Поныри). И насчет передачи части ваших сил судите сами: передадите — в таком случае за свои тылы можете не беспокоиться; если же нет, то ждите в спину удара Моделя с танками. Что для вас лучше? А, первое! Ну и прекрасно!

Истоки человеческого, бережливого отношения к людям у К. К. Рокоссовского шли от воспитания в коллективах рабочих — железнодорожников, ткачей, каменотесов, в армейской среде, где он провел большую часть жизни, где он жил, работал и научился уважительному отношению к труду и трудовому человеку. От рабочих-большевиков его [275] умение ясно мыслить, от них — революционная закалка, активный гнев против угнетателей и поработителей трудового народа.

Константин Константинович высоко ценил творческую мысль коллектива, тщательно оберегал дружбу и сам был душой творческой мысли, не допускал ссор, недоговоренностей, особенно тех, которые могли отразиться на интересах дела.

Вспоминается Днепровская операция на лоевско-речицком направлении, где решалась судьба разгрома гомельской группировки немецко-фашистских войск. К середине октября 1943 года войска левого крыла фронта прочно стояли на Днепровском плацдарме и могли развивать дальнейшее наступление в полосе действий Шестьдесят пятой армии либо в полосе Шестьдесят первой армии, которой командовал генерал П. А. Белов. Третье направление, в обход Гомеля с юга, могло также сулить выгодные условия, так как Сорок восьмая армия имела за собой междуречье Сож — Днепр. Каждый из нас, командармов, стремился, получив усиление резервами фронта, развить операцию с целью овладения всей правобережной частью Белоруссии. Каждый из нас с надеждой и тревогой ожидал решения командующего фронтом. Оно должно было дать окончательный ответ на вопрос, на каком направлении будет развиваться фронтовая наступательная операция за освобождение Белоруссии.

20 октября 1943 года на КП Шестьдесят пятой армии в местечко Лоев прибыл Рокоссовский, а с ним командармы П. Л. Романенко и П. А. Белов. Лоев дымился после налета пикирующих бомбардировщиков. С севера слышался грохот артиллерийского боя.

 — Мы к тебе поужинать, Павел Иванович. Угощай! На столе появилась большая оперативная карта. Красные стрелы показывают направления ударов.

 — Мы рассчитывали, — говорит Рокоссовский, — что прорыв вражеской обороны на берегу Днепра откроет путь к непрерывному наступлению. Не получилось. Противник стянул на направление нашего наступления пять дивизий. Он оказался более мобильным, чем мы ожидали. Но и он, в свою очередь, допускает еще более грубую ошибку: вместо того чтобы занять жесткую оборону, гитлеровцы непрерывно наносят удары. Я считаю, что это выгодно нам. Как вы, товарищи, думаете?

 — Бесспорно, — соглашается Белов. — Надо стоять [276] на месте, перемолоть вражеские резервы. Затем удар, прорыв, и перед Шестьдесят пятой может открыться перспектива выхода на оперативный простор.

 — Да, перспектива очень заманчивая, — поддерживает и командарм-48 Романенко.

 — Вот именно! — продолжает командующий фронтом. — Если Шестьдесят пятая армия прорвет надвинские позиции, выйдет на коммуникации противника, то гомельская группировка врага окажется в очень тяжелом положении. Однако для такого удара армия должна иметь крупные силы и резервы...

И хотя на эти-то силы и резервы каждый из командармов и рассчитывал, аргументация Рокоссовского неотразима, причем его доводы — это и их доводы. Они также понимают теперь своеобразие замысла командующего фронтом и разделяют его точку зрения. Раньше на почве возможного получения сил и резервов именно в свою армию между командармами и их штабами возникали известные трения. А вот теперь в ответ на последние слова Константина Константиновича Белов и Романенко единодушно его поддерживают:

 — Конечно, конечно...

 — Значит, договорились. Мнение у нас единое. Предлагаю тост за успех!

В дверь заглянул Ф. И. Липис — начальник оперативного отдела армии. Выражение лица тревожное. Мне все понятно, и я обращаюсь к командующему:

 — Прошу разрешения удалиться на НП. Обстановка напряженная.

 — Идите, Павел Иванович. Я останусь, заночую здесь... А вы? — обращается Рокоссовский к Белову и Романенко.

 — Поедем, товарищ командующий. У нас ведь тоже дела.

 — Не смею задерживать.

Попрощавшись, гости садятся в машины. Липис, все время следующий за мной, докладывает:

 — Кавдивизия отошла на полтора-два километра. Остановилась. Противник тоже дальше не пошел.

 — Надо немедленно восстановить положение. Усиливайте кавалеристов стрелковым полком из резерва. Свяжитесь с комкором Б. С. Бахаровым. Пусть поддержит контратаку двумя батальонами танков. [277]

Полковник уходит выполнять полученные распоряжения. Затем вновь возвращается:

 — Генерал Бахаров возражает против использования сил корпуса в качестве танков непосредственной поддержки пехоты и кавалерии.

 — Что он сюда, наблюдателем приехал? Пусть выполняет приказ.

Услышав громкий разговор, Рокоссовский вышел на крыльцо.

 — Что случилось, Павел Иванович?

 — Конники попятились. Сейчас восстановим.

 — Зайдите, — приказал командующий. — Давайте карту.

Липис развернул карту и показал участок боя.

 — Что предпринимаете и намерены делать?

 — Кавалеристы с резервным стрелковым полком контратакуют с фронта, а двумя танковыми батальонами из корпуса Бахарова, расположенными на этом направлении, ударим по флангам.

 — Хорошо, действуйте.

Танки выдвинулись на заданные рубежи. Удар с пехотой получился дружный. Гитлеровцы дрогнули и отошли. Положение на участке кавдивизии было восстановлено. Противнику удалось поджечь три наших танка. Стрелки и кавалеристы потерь не понесли.

Вся ночь на наблюдательном пункте армии прошла в ожидании новых ударов противника. Однако их не последовало.

В исторической битве между Доном и Волгой, при разгроме совместно с другими фронтами немецко-фашистских войск на Курской дуге, освобождении Лево- и Правобережья Днепра, во всем блеске проявился полководческий талант и полководческий почерк К. К. Рокоссовского. Блестящее выполнение этих стратегических задач — это новые страницы, вписанные в советское военное искусство и военную науку. Его решение на передачу всех резервов фронта — двух танковых корпусов, двух кавалерийских и артиллерийского корпуса — в Шестьдесят пятую армию для прорыва надвинского рубежа и развития операции служит примером воспитания у подчиненных чувства ответственности, умения преодолевать местнические тенденции [278] в интересах общего дела. Это образец доверия к подчиненным и веры в людей.

Все резервы фронта приведены в действие, да еще в составе одной армии! Оригинальное решение. Рискнуть на такой шаг можно, когда способен предвидеть ход и исход событий. Искусство смелого маневра — несомненный признак полководческого таланта и искусства К. К. Рокоссовского.

О Белорусской операции, в частности о ходе событий на бобруйском направлении, много написано. Достигнутые советскими войсками успехи были оценены достойно. Заслуги, талант и военное мастерство полководца, руководившего ими, нашли высокую оценку со стороны партии, правительства и советского народа — 29 июня 1944 года К. К. Рокоссовскому было присвоено звание Маршала Советского Союза. Мы, его соратники, были безгранично рады и по-человечески счастливы.

Оригинальность решения К. К. Рокоссовского в этой операции — два удара — известна, и повторяться не следует. Можно напомнить лишь о том обстоятельстве, что быстрый успех был достигнут войсками юго-западной ударной группировки. Если фронтовым планом операции предусматривался выход войск Шестьдесят пятой армии к Бобруйску и Двадцать восьмой армии на внешний фронт Глусск, Любань на восьмые-девятые сутки, то войска ударной группировки названных армий эту задачу решили к исходу четвертых суток наступления. Сам ход и развитие операции "Багратион" блестяще подтвердили правильность принятого К. К. Рокоссовским решения — нанесение двух мощных ударов по сходящимся направлениям.

Мне не раз пришлось наблюдать совместную работу Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского по выполнению заданий Ставки Верховного Главнокомандования в битве под Сталинградом, при освобождении Белоруссии, в ходе борьбы на Наревском плацдарме. И я могу твердо сказать, что мы всегда видели исключительно дружную, целенаправленную и согласованную деятельность этих крупнейших наших военачальников. Главным и определяющим в их взаимоотношениях было высокое стремление к единой цели: к победе над сильным, коварным и свирепым врагом — германским фашизмом. Их отношения отличались глубоким взаимным уважением, искренними товарищескими чувствами дружбы. [279]

В дни подготовки к сражению в Белоруссии мне запомнился такой эпизод. Незадолго перед началом Бобруйской операции представитель Ставки Верховного Главнокомандования Жуков избрал местом своего пребывания пункт на участке правой — северной — ударной группировки войск (Третья и Сорок восьмая армии). А командующий Первым Белорусским фронтом Рокоссовский решил разместить свой командный пункт в районе действий войск левой — южной — ударной группировки (Шестьдесят пятая, Двадцать восьмая армии и конно-механизированная группа И. А. Плиева). Мы были свидетелями, как перед убытием на свои направления оба военачальника искренне желали друг другу успехов в предстоящем сражении за освобождение Белоруссии. При этом Жуков сказал Рокоссовскому: "Мы вам подадим руку помощи через Березину". На это командующий фронтом не менее убежденно ответил, что левая ударная группировка своими успехами облегчит выполнение боевой задачи правой, а не наоборот:

Как уже было сказано, наибольший успех в развития наступления на бобруйском направлении действительно сопутствовал левой ударной группировке войск Первого Белорусского фронта. Прибыв спустя некоторое время после начала операции на новый командный пункт нашей армии в районе населенного пункта Гомза, Жуков не преминул засвидетельствовать этот факт. По-дружески поздравив Рокоссовского, он сказал: "Оказывается, все же вы первыми подали нам руку помощи". Тогда же от имени Верховного Главнокомандования маршал Г. К. Жуков вручил мне золотые часы с удостоверением — награду за успехи, достигнутые в начале Бобруйской операции. А потом оба военачальника в присутствии командования армии совместно обсудили план ликвидации паричской группы немецко-фашистских войск, угрожавшей правому флангу Шестьдесят пятой армии. Чтобы парировать эту угрозу и способствовать быстрому наступлению Шестьдесят пятой, они пришли к выводу о необходимости ускорить продвижение Сорок восьмой армии вдоль Березины. После Бобруйской операции Шестьдесят пятая армия стремительно развивала наступление в направлении Барановичи, Беловежская Пуща, Гайновка, Клещели, где завязала тяжелые бои с крупными вражескими силами. Гитлеровское командование, чтобы не допустить выхода нашей армии на Западный Буг, силами двух танковых, [280] в том числе и танковой дивизии СС "Викинг", и двух пехотных дивизий при поддержке крупных сил авиации нанесло контрудар по нашим войскам. Тогда мне еще раз наглядно пришлось убедиться в том, как дружно и согласованно действовали командующий фронтом и представитель Ставки в чрезвычайно сложных условиях обстановки. Благодаря быстрой помощи, оказанной нам резервами фронта, контрудары врага были ликвидированы в течение суток, и войска Первого Белорусского смогли продолжить наступление на варшавском направлении.

Думаю, что не ошибусь, назвав Белорусскую операцию одним из самых замечательных достижений в блестящей полководческой деятельности К. К. Рокоссовского. Однако сам он, будучи человеком весьма скромным, никогда и нигде не подчеркивал своих личных заслуг в этой операции. В этой связи я позволю себе привести выдержку из воспоминаний Рокоссовского "Солдатский долг", где он прямо подводит итог своим раздумьям по поводу свершенного.

«Оглядываясь на пройденный путь, — писал Константин Константинович, — мы с «чувством глубокого удовлетворения видели, что группа фронтов под руководством Ставки блестяще осуществила Белорусскую операцию. В результате была разгромлена группа армий «Центр» и нанесено крупное поражение группе армий «Северная Украина«, освобождена Белоруссия, большая часть Латвии, значительная часть польских земель к востоку от Вислы. Советские войска форсировали реки Неман, Нарев и подошли к границам Восточной Пруссии. Немецко-фашистские войска потерпели крупное поражение.

Первый Белорусский фронт внес свой вклад в это большое дело.

Успех наших войск в Белорусской операции, на мой взгляд, в значительной мере объясняется тем, что Ставка Верховного Главнокомандования выбрала удачный момент. Советское командование, в руках которого находилась полностью стратегическая инициатива, сумело всесторонне подготовить операцию, обеспечить тесное взаимодействие четырех фронтов.

Благодаря героическим усилиям советского народа, руководимого Коммунистической партией, к началу операции и в ходе ее фронт получал в достаточном количестве вооружение, боеприпасы, продовольствие и всю необходимую технику«. [281]

Рокоссовский говорит далее о разработке в соответствии с директивой Ставки командованием и штабом фронта подробного плана предстоящей операции, об определении ими направления ударов и постановке конкретных задач каждому соединению. Но он опять-таки не выпячивает своих личных заслуг, а подчеркивает, что все это делалось совместно с командующими родами войск и служб, при участии командармов. Константин Константинович воздает должное инженерам и связистам, тыловикам, сумевшим подвезти все нужное фронту и создать запасы, и снабженцам, благодаря самоотверженным усилиям которых фронт не ощущал перебоев в снабжении. Он говорит о заслугах работников штаба фронта, хорошо организовавших управление войсками и тесное взаимодействие, о командующих армиями, продемонстрировавших исключительно высокий уровень оперативного искусства, о командирах всех степеней, получивших боевой опыт в предшествовавших сражениях и умело руководивших войсками. Но главных творцов победы он видит в рядовых тружениках войны — советских солдатах, взращенных и воспитанных Коммунистической партией:

"Успехом операции мы были обязаны возросшему мастерству, исключительному мужеству, выносливости и массовому героизму наших воинов. Сражаясь в условиях труднопроходимой местности, они были отважны и неутомимы, их не могли остановить ни вражеский огонь, ни болота, ни бесчисленные реки и речушки... Политические органы, партийные и комсомольские организации сумели сплотить коммунистов и комсомольцев, воодушевить войска на преодоление всех трудностей".

Когда говоришь о К. К. Рокоссовском как о человеке и прославленном полководце нашего времени, нельзя не сказать о нем как о коммунисте-интернационалисте. Каждый, кто знает и встречался с Рокоссовским, видел в нем глубоко партийного человека, прошедшего за свою жизнь большую политическую школу, проявившего свою верность партии, выдержку и стойкость в борьбе за великое учение марксизма-ленинизма.

У меня сохранились в памяти события второй половины 1944 года, когда мы вышли со своими войсками на ближние подступы к государственным границам Польши. Военный совет фронта при исключительно активной деятельности лично К. К. Рокоссовского, при огромной помощи Политического управления фронта, широко развернул [282] работу в войсках по разъяснению основ ленинских принципов пролетарского интернационализма. Всеми формами партийно-политических мероприятий, использованием всех средств (фронтовая, армейская, войсковая печать, радио, семинары, инструктажи руководящего состава войск) партийно-политической работы командование заботилось о воспитании личного состава в духе подлинного равноправия, уважения суверенитета освобождаемых Советской Армией районов Польши. Командующий фронтом требовал от всех нас организовать дело так, чтобы исключить случаи проявления национальной ограниченности, великодержавного шовинизма со стороны наших воинов, направить всю энергию и умение на укрепление единства, сплоченности в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, против империализма, за мир и социализм. Командующий и Военный совет Первого Белорусского фронта наряду с оперативными задачами должны были решать сложные политические вопросы, обусловленные вступлением наших войск на территорию соседнего государства. Войска фронта сразу же оказались на переднем крае ожесточенной классовой и идеологической борьбы между силами демократии и буржуазной реакции, причем не только польской, но и международной.

Уместно хотя бы в самых общих чертах напомнить, что в тот период агентура международной реакции в лице лондонского польского эмигрантского правительства, правых элементов буржуазных и мелкобуржуазных партий и их вооруженных отрядов — Армии Крайовой (АК) и батальонов хлопских — вели яростную борьбу с принявшим власть над освобожденной советскими войсками территорией Польским комитетом национального освобождения (ПКНО). Ни этот комитет, ни сама Польская рабочая партия, испытывавшая острую нужду в подготовленных кадрах, не могли быстро овладеть положением на местах и создать органы власти взамен прогитлеровских, ликвидированных в освобожденных Советской Армией районах. Используя создавшуюся ситуацию, реакционеры делали все, чтобы взбудоражить население, опорочить политику Коммунистической партии и Советского правительства, поссорить польский и советский народы. Не только злобная националистическая пропаганда, но и прямые провокации и террористические акты пускались в ход враждебными империалистическими силами. Жертвами террористов и националистов стало более ста боевых офицеров [283] и солдат из разных соединений Первого Белорусского фронта. Отряды Армии Крайовой переодевались в форму воинов Советской Армии, а затем нападали на населенные пункты, терроризировали и грабили местное население, убивали польских активистов, пытаясь тем самым дискредитировать Советскую Армию. Наряду с этим распространялись всякие провокационные клеветнические слухи и в отношении армии Войска Польского. Цель одна — любой ценой поссорить польский и советский народы, посеять вражду между ними, всячески затруднить создание новой, демократической Польши.

Ясно, что в этих условиях Военному совету фронта, а значит, и командующему приходилось повседневно заниматься решением неотложных политических вопросов. Вспоминая обо всем этом, бывший член Военного совета Первого Белорусского фронта генерал К. Ф. Телегин писал: "Нас почти ежедневно запрашивали из Москвы, с какими политическими партиями кроме (ПНР) мы установили контакт, каково их поведение и отношение к ПКНО, как ведут себя АКовцы, кто ими руководит и т. д.".

Одним из важных средств борьбы за укрепление фронтового тыла, очищение его от АКовских банд стало создание военных комендатур в волостях, уездах и городах на освобожденной территории. К. К. Рокоссовский поддержал инициативу Военного совета, разработавшего проект "Положения о военных комендатурах" и инструкции военным комендантам. Эти документы получили затем положительную оценку в Генштабе и впоследствии рассылались другим фронтам.

Заботясь об усилении идеологической работы в войсках, командующий фронтом К. К. Рокоссовский постоянно интересовался тем, какую помощь оказывают войсковые политорганы местным административным и политическим организациям в развертывании политической и культурно-воспитательной работы. При его активной поддержке Политуправление фронта развернуло большую работу по разъяснению политики СССР в Польше, освободительной миссии Советской Армии, ознакомлению местного населения с жизнью и героической борьбой советского народа. При Политуправлении фронта начало действовать специальное отделение по работе среди польского населения, стала издаваться на польском языке ежедневная газета " Вольноец".

Командующий войсками фронта издал ряд строгих [284] приказов о сохранении ценностей и имущества польского государства. Наша Шестьдесят пятая армия освобождала от немецких захватчиков Беловежскую пущу. И вот в целях сохранения фауны, редких животных и зверей Рокоссовский издал специальный приказ по этому поводу с предупреждением, что лица, нарушившие его, будут строго наказаны.

Надо сказать, что без происшествий в этом смысле все же не обошлось. Разведчики артиллерийской бригады полковника Прохорова, успешно наступая по центру Беловежской пущи, увидели огромного зубра. Разведчики — бывалые воины, не боявшиеся живых гитлеровцев, — на этот раз испугались. Действуя по принципу: о замеченном доложи, они прибыли к своему комбригу Прохорову и сообщили о зубре. Командир бригады, как азартный охотник, мгновенно вооружившись автоматом, прибыл к кормушке, где по-прежнему стоял зубр... В общем приказ командующего фронтом оказался нарушенным. Я, как командарм, должен был доложить Рокоссовскому о ЧП — "чрезвычайном происшествии". Признаюсь, что, хотя я строго отчитал Прохорова за необдуманный поступок, мне все же хотелось смягчить его вину в глазах командующего фронтом. Офицер он был боевой, заслуженный, никаких упущений по службе за ним прежде не замечалось.

Между тем войска успешно выполнили задачу. Захватили в целости музей фауны Беловежской пущи, потушили горевшие здания, принадлежащие музею, и вышли на заданный рубеж. В этих боях отличились и артиллеристы бригады Прохорова. Зная К. К. Рокоссовского как отличного охотника, прекрасно разбирающегося в различных случаях, связанных с охотой, я решил повременить с наказанием Прохорова. Дня через два на командно-наблюдательный пункт армии прибыл К. К. Рокоссовский для уточнения новой задачи армии. Он впервые был в этот раз в форме Маршала Советского Союза.

После разбора вопросов, связанных с новой задачей, я, подыскивая осторожные выражения, стал докладывать о имевшем место "чрезвычайном происшествии". Доложил, что виновный установлен, им является командир артиллерийской бригады Прохоров. Знаю его как храброго, талантливого артиллериста, отличившегося в Бобруйской операции, за что он получил правительственную награду. Но в данном случае он сорвался, охотничья жилка взяла верх над рассудком... [285]

Рокоссовский нахмурился и молча слушал. Ну, думаю, надо на его чувствах охотника сыграть.

 — Товарищ командующий! Если бы на вас сейчас вон оттуда, из леса, вышел зубр, вы бы удержались, не выстрелили?

 — Бьешь по слабому месту, Павел Иванович. Это нечестно. Я бы, конечно, не выстрелил, сдержался... С твоей просьбой, однако, соглашусь. Думаю, что плохого офицера не стал бы так рьяно защищать.

Тут же Прохорова вызвали к командующему. Он дал Рокоссовскому подробное объяснение проступка, признал свою вину и объявленный ему выговор принял как должное...

Рассказанный мной эпизод с известными оговорками можно отнести к категории неприятных, не больше: в то время командующему фронтом, как уже говорилось, сплошь и рядом приходилось решать несравненно более сложные вопросы, связанные с политическим положением в Польше.

Выйдя в результате грандиозного летнего наступления к Висле, Первый Белорусский фронт исчерпал свои наступательные возможности и перешел к обороне. Аргументы для такого решения были более чем веские: враг оказывал ожесточенное сопротивление, в августе и первую половину сентября войска Первого Белорусского фронта потеряли на территории Польши значительное количество своих сил и средств. Одна только Вторая танковая армия в боях за Люблин, Демблин, Пулавы и на подступах к Праге (Варшавской) лишилась 500 танков и самоходно-артиллерийских установок. А противник резко наращивал силы. На Вислу, южнее Варшавы, где советские войска 25 июля захватили плацдарм, под конец августа вновь прибыли две танковые и пять пехотных немецко-фашистских дивизий, а также четыре пехотные и моторизованные бригады. Усилила активность вражеская авиация. Так, с 1 по 13 августа наша авиация произвела 3170 самолето-вылетов, а немецко-фашистская — 3316.

Продолжать наступление при таких условиях фронт не мог. Однако реакционные круги западных держав и их ставленники из лондонского польского эмигрантского правительства как раз и старались спровоцировать советское командование на продолжение наступления именно потому, что оно могло закончиться серьезной неудачей для нас. Таким путем реакционеры рассчитывали получить [286] возможность захвата власти в Варшаве и Западной Польше.

Вот почему присланные в Варшаву эмиссары лондонского правительства организовали кровавую авантюру с преждевременным восстанием, стоившим жизни тысячам польских патриотов. Оно заранее было обречено на поражение при открытой враждебности со стороны реакционных представителей лондонского эмигрантского правительства к советскому командованию и явном нежелании поддерживать с ним какой-либо контакт.

В те дни К. К. Рокоссовский, находясь в Праге (Варшавской), с грустью и болью смотрел на покрытую дымным смрадом Варшаву — город его детства и юности. Преждевременное восстание, осуществленное политическими авантюристами из так называемого польского правительства в Лондоне, обрекало красавицу Варшаву на разрушение. Что он мог сделать, как помочь? Моросил мелкий дождь. С той стороны Вислы раздавались взрывы, ветер доносил запах гари…

"Разыгравшаяся трагедия, — писал он спустя много лет после тех событий, — не давала покоя. Сознание невозможности предпринять крупную операцию для того, чтобы выручить восставших, было мучительным".

Но он делал все, что можно было сделать в тех условиях, чтобы облегчить участь Варшавы и варшавян, последовавших призыву авантюристов. Наши самолеты доставляли повстанцам оружие, боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Авиация фронта по заявкам восставших прикрывала их районы с воздуха, бомбила и штурмовала немецкие войска в городе. В помощь повстанцам были привлечены силы зенитной и наземной артиллерии. Для связи и корректировки огня к восставшим сбрасывались на парашютах советские офицеры. Расширяя помощь восставшим, Рокоссовский решил высадить сильный десант на противоположный берег Вислы, в Варшаву. Туда переправились десантные подразделения польской армии. Однако руководители повстанцев пошли на прямое предательство, отдав гитлеровцам те участки берега, на которые высаживались десантники. Реакционеры привели восстание к трагическому концу.

Подготовка нового наступления с целью полного и окончательного освобождения Польши потребовала, как известно, значительного времени. И как раз в тот момент, [287] когда она заканчивалась, Рокоссовский получил из Ставки Верховного Главнокомандования приказ о его назначении командующим Вторым Белорусским фронтом.

Приближался 1945 год — год нашей победы. Совсем не за горами было начало крупнейшего наступления советских войск от Вислы к Одеру. В таких условиях Рокоссовскому не хотелось бы, конечно, получать новое назначение, жаль было ему и расставаться с испытанными соратниками, которые прошли вместе с ним большой боевой путь. Правда, ему было разрешено взять из штаба фронта всех, кого пожелает. Но, понимая, что в канун крупной фронтовой операции подобные перемещения вряд ли целесообразны, Рокоссовский отказался воспользоваться предоставленной возможностью и сказал:

 — Этого я не хочу. Сейчас на всех фронтах штабы хорошие.

Командуя Вторым Белорусским фронтом в заключительных операциях Великой Отечественной войны, маршал Рокоссовский быстро сумел сработаться с новым фронтовым управлением. Он так же, как и прежде, сумел сплотить и мобилизовать усилия всех работников штаба на образцовое выполнение стоявших перед фронтом боевых задач.

Одно из обязательных качеств, каким должен обладать полководец, — умение подобрать и воспитать кадры, особенно кадры своих ближайших соратников и помощников. Они, если хотите, должны быть чем-то похожи на самого полководца, быть достойны, работать рядом с ним, иметь моральное право говорить, принимать решения и действовать от его имени. Нелегкое это дело! Но и в этом отношении К. К. Рокоссовский выступает как талантливый руководитель. Он умел любовно, терпеливо воспитывать свой штаб, который и отличался слаженностью, был творческим инициативным коллективом. Его ближайшие помощники росли и мужали вместе со своим командующим. Великолепный и поучительный факт! Общее, что роднило всех их с Рокоссовским, — это партийность, личное мужество, необычайная работоспособность, глубокое знание своего дела, организационные способности, железная дисциплинированность, высокая требовательность к себе и к подчиненным.

После окончания войны в Европе Константин Константинович возглавил руководство группой советских войск, [286] дислоцировавшихся на территории Польской Народной Республики. Нашим войскам также выпала честь вместе с польскими трудящимися выполнять интернациональный долг по защите завоеваний социализма.

Я поэтому снова и снова имел возможность непосредственно наблюдать за деятельностью прославленного советского полководца, непоколебимо верного принципам пролетарского интернационализма.

Военный совет, Политуправление группы войск при активном участии лично К. К. Рокоссовского установили прочные и широкие связи с правительственными, общественными организациями, политическими партиями, с военными округами Войска Польского. И в пунктах дислокации советских воинских частей также была налажена самая тесная связь с местными правительственными и общественными организациями. По решению Военного совета и главнокомандующего Северной группы войск личный состав наших частей и подразделений оказывал действенную помощь братскому народу в восстановлении народного хозяйства страны. Силами политорганов и партийных организаций наших войск проводилась большая политико-воспитательная работа среди польского населения. Наши агитаторы и пропагандисты неустанно разъясняли местным жителям смысл происходящих событий, показывали необходимость борьбы за мир, за социализм, национальную независимость и демократию.

В июне 1948 года состоялось решение о переводе части наших войск для постоянного дислоцирования на территории СССР. Константин Константинович с большим вниманием отнесся к нуждам Войска Польского. Ему были переданы освободившиеся помещения, казармы, склады, лечебные учреждения. Рокоссовский сам лично следил за тем, чтобы передаваемые фонды, помещения, казарменный инвентарь и т. д. находились в должном порядке. В торжественной обстановке в присутствии представителей польской общественности города Волбжих (Вальденбург) под его руководством происходила передача нашим братьям по оружию Дома офицеров, библиотеки, поликлиники и других объектов.

В тот день представители городских властей и польских общественных организаций высказали много добрых и искренних слов благодарности в адрес советского народа и его Вооруженных Сил, в адрес нашего командования и лично К. К. Рокоссовского. [289]

За три дня до его смерти я видел Константина Константиновича, и мы говорили о Курском сражении, на празднование 25-летнего юбилея которого я собирался поехать. Разговор у нас вскоре переключился на книгу воспоминаний, над которой он работал в последние годы. Он работал над нею, будучи уже тяжело болен, и, зная об этом, спешил завершить начатый труд. Он очень хотел увидеть эту книгу, которую назвал "Солдатский долг".

Маршал Рокоссовский скончался за несколько месяцев до выхода книги в свет. Он умер как солдат, словно через двадцать с лишним лет его настиг осколок снаряда, который разорвался на той долгой и трудной войне.

Мне удалось прочитать книгу воспоминаний Константина Константиновича уже после его смерти. Как и в прежних своих воспоминаниях, так и в "Солдатском долге" он как бы снимает ретушь со старых фотографий, дает возможность каждому из тех, кто читает ее, оценить величие подвига нашего народа, наших солдат, не только выстоявших в битве с коварным и сильным врагом, но и разгромивших чудовищный гитлеровский фашизм. Он глубоко логичен и правдив в своих воспоминаниях. Его жизненные наблюдения подводят к глубоким выводам о силе и непобедимости советского строя, о мудром руководстве Коммунистической партии Советского Союза, сумевшей в дни самых суровых испытаний сплотить наши народы, организовать отпор врагу. Через всю книгу проходит картина напряженной, кровопролитной борьбы за честь, свободу и независимость Советской Родины. Такой же напряженной, насыщенной борьбой за счастье Отчизны и народа была вся жизнь Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского.

Он завершает книгу небольшой главой, которую назвал "Счастье солдата". Словами из этой заключительной главы я и закончу свой рассказ о нем — славном советском полководце:

«Объезжаем войска. Они теперь размещены на огромном пространстве — от побережья Балтийского моря до предместий Берлина... Дорога пробегает через густой лес. И вдруг шоссе запрудила колонна солдат. Знакомые темно-зеленые мундиры. Немцы! Рука невольно тянется к пистолету. Но не успел его выдернуть из кобуры. Спохватился: война-то ведь кончилась!..

Офицер, с несколькими бойцами сопровождавший пленных, доложил, куда следует колонна. Машина тронулась, [290] но долго еще на обочине тянулась вереница пленных. Казалось, и конца им не будет.

А ведь совсем недавно у этих людей было оружие. Сколько усилий и жертв потребовалось, чтобы выбить его из рук и повергнуть в прах фашистский режим, который посылал их убивать, порабощать и грабить. Это сделали мы, солдаты Страны Советов.

И в моей душе росло чувство гордости за наших воинов, за наш народ, который в титанической борьбе поставил врага на колени. Гордости за то, что и я принадлежу к этому народу-великану и что какая-то крупица и моего труда заложена в одержанной победе».

Вот в этом он видел счастье солдата!