Литературные интересы пробудились у Фурманова еще в школьную пору, когда он начинает писать стихи, но публикация в 1912 в местной газете «Ивановский листок» стих. «Памяти Д. Д. Ефремова» (посвящено учителю литератуы Кинешемского училища) долгое время оставалась единственной. Хотя стихотворчество юношеских лет было интенсивным (включая сюда и эпизодические стихотворные публикации лета-осени 1917 в ивановской газеты «Рабочий край»), Фурманов поэтом не стал.
С 1910 Фурманов начинает вести дневник, не расставаясь с ним ни при каких обстоятельствах до конца жизни. Дневники Фурманова представляют собой выдающийся человеческий и исторический документ. Они лишены нарочитой «литературности» интимно-лирического, психологически-аналитического или картинно-описательного плана. Первоначально значительное место в них, наряду с зарисовками из повседневной жизни и самонаблюдениями, отводится текущим литературными впечатлениям и размышлениям по поводу прочитанного. Но очень скоро записи Фурманова становятся своего рода личным журналом, куда регулярно заносятся суждения, оценки и факты, связанные с общественными умонастроениями и широкомасштабными историческими событиями. С 1914 отдельные записи получают заглавия, а позже вообще весь дневниковый текст дробится на тематически автономные этюды. Фурманов остро сознает как содержательную ценность своих дневников (документ эпохи), так и их литературно-прагматическую ценность (свод всего лично увиденного, пережитого, осмысленного и в то же время уже прошедшего первичную литературную обработку). Дневниковые записи станут использоваться писателем уже в его ранней газетной публицистике 1918—19.
До сих пор дневники Фурманова опубликованы выборочно и преимущественно в той части, которая касается революционных событий 1917—18 в Иваново-Вознесенске, событий Гражданской войны, отраженных впоследствии в «Чапаеве» и «Мятеже», а также работы над этими произведениями. Ни как исторический источник, ни как литературный памятник они не исследовались.
Политическое самоопределение Фурманова началось под влиянием революционных событий весны, лета и осени 1917 в Иваново-Вознесенске. «Пламенные настроения, при малой политической школе, — писал он в «Автобиографии» (1926), — толкнули быть сначала максималистом, дальше анархистом, и казалось, новый желанный мир можно было построить при помощи бомб, безвластья, добровольчества всех и во всем... А жизнь толкнула работать в Совете рабочих депутатов». Став заместителем председателя Совета, Фурманов оказался вынужден выбирать между различными партийно-политическими лозунгами и программами в условиях каждодневной практической необходимости решать задачи жизнеобеспечения целого края и вникать в нужды самых разнообразных слоев населения, прежде всего рабочих коллективов. Именно тогда раскрылся его незаурядный талант организатора и пропагандиста, причем в редком сочетании со способностью не утрачивать (при всей жесткости собственной политической позиции) понимания реальной сложности социальных отношений и интересов людей. Знакомство с М. В. Фрунзе определило окончательный политический выбор Фурманова — летом 1918 он вступает в РКП (б) и становится сподвижником Фрунзе. С нояб. 1918 он военнослужащий Ярославского округа — «для поручений у Фрунзе»; с февр. 1919 — с отрядом иваново-вознесенских рабочих-коммунистов на Восточном фронте, куда Фрунзе назначен сначала командующим 4-й армией, затем Южной группой войск; с 25 марта по 30 июля 1919 — комиссар 25-й стрелковой (Чапаевской) дивизии.
С авг. 1919 по сент. 1920 Фурманов — заместитель начальника Политуправления Туркестанского фронта, с конца 1919 — уполномоченный Реввоенсовета Туркестанского фронта по Семиречью, с 6 июня 1920 — в Верном (Алма-Ате), где обострившиеся после разгрома белоказачьих войск этнокультурные и социальные противоречия вызвали брожение в Семиреченской армии. Фурманов оказывается центральной фигурой в событиях, связанных с политической нейтрализацией стихийного военного мятежа (12—19 июня 1920).
С авг. 1920 Фурманов на Кубани, где в качестве комиссара участвует в военной операции по разгрому врангелевского десанта (28 авг. — 5 сент.), за что награжден орденом Красного Знамени.
По завершении Гражданской войны Ф. в июне 1921 приезжает в Москву, работает в литературно-издательском отделе Политуправления Реввоенсовета, становится членом Высшего военно-редакционного совета; с нояб. 1921 заведует редакцией журнала «Военная наука и революция» и одновременно завершает филологическое образование в Московском университете (окончил в 1924). С сент. 1923 работает в Госиздате — политредактором, затем редактором отдела современной художественной литературы.
Еще в 1918—19 Фурманов спорадически публикует в армейских газетах очерки о некоторых военных событиях, но регулярной литературной деятельностью начинает заниматься только во время своего пребывания на Кубани (авг. 1920 — май 1921). Зарегистрировано более 70 публицистических статей и выступлений Фурманова в екатеринодарских изданиях этого периода; он печатается и в центральной прессе (газете «Известия», журнале «Политработник»).
В 1920—21 Фурманов создает пьесу «За коммунизм» (впервые опубл. 1965); в 1921 — повесть «Записки обывателя» (опубликована посмертно: Молодая гвардия. 1926. №10); в 1922 работает над пьесой «Вера» (неопубл.). Вступление Фурманова в литературу связано с созданием и публикацией повести «Красный десант» (1922) — первого опыта Фурманова в том литературном роде, который в дальнейшем определит его место и значение как писателя.
Летом 1922 Фурманов приступает к работе над замыслом большого документально-художественного повествования о Чапаеве. Писатель тщательно собирал материалы о личности Чапаева и истории его дивизии, колебался в выборе повествовательной манеры, долго размышлял над жанром будущего произведения, так и не найдя для себя какого-либо удовлетворительного его обозначения (в дневниковой записи от 29 окт. 1922 зафиксированы следующие варианты: «1) Повесть... 2) Воспоминания. 3) Историческая хроника... 4) Художественно-историческая хроника... 5) Историческая баллада... 6) Картины. 7) Исторический очерк...»). В конце сент. 1922 текст произведения еще не начат, а во второй половине нояб. он уже почти завершен. Окончание «Чапаева» датировано 4 янв. 1923. Публикация состоялась в февр. того же года в Госиздате.
«Чапаев» так и не получил авторского жанрового определения (не имеет подзаголовка). Как отмечал М.Горький в письме Фурманову (авг. 1925), «по форме Чапаев не повесть, не биография, даже не очерк, а нечто нарушающее все и всякие формы». Между тем в жанровом составе книги все эти формы присутствуют. Повествование развертывается как документально-историческая хроника очеркового типа, в которой, однако, портретно-биографическая характеристика главного персонажа получает значение самостоятельной жанровой доминанты. В то же время «Чапаев» и повесть: во-первых, потому, что ряду персонажей даны вымышленные имена; во-вторых, потому, что в обрисовке характеров героев автор использует приемы художественной типизации (это подтверждается при сравнении текста книги с дневниковыми записями Ф.); в-третьих, потому, что повествование органично включает в себя элементы традиционной беллетризации, такие как пейзажные и портретные зарисовки, описания внутренних состояний героя-повествователя, приемы картинной обрисовки массовых сцен, речевой характеристики персонажей и т.д.
В жанровом составе «Чапаева» не менее отчетливо присутствие примет собственно исторического исследования (с привлечением соответствующих источников, с цитированием документов), напоминающего научно-историческую публикацию.
В структуру повествования включаются также и авторские отступления (сближающие стиль Фурманова с гоголевской традицией): отступления исторически-аналитического плана (о причинах разложения колчаковской армии, о казаках и их участии в Гражданской войне), художественно-публицистические отступления (о трусости и храбрости), смешанного типа (о грабежах и жестокости Гражданской войны) и др. В повествовании присутствуют и иные фрагменты: рапорты, письма, дневниковые записи, сценки, оперативные материалы и т.д. Все это не отменяет общепринятой характеристики «Чапаева» как романа, если считать достаточным определяющим признаком романа проблемную масштабность и проблемное единство целого. Доминантой книги Фурманова является обрисовка Чапаева как типичной фигуры времени. Его индивидуальная судьба, его взлет и слава связаны, по Фурманов, с теми качествами его личности, которые характерны для «низовой» народной среды и революционной эпохи. Особое внимание автора привлекает «чапаевщина» (слово Фурманова) — стихийное начало в психологии человека из народа, который приходит к постижению происходящего интуитивно, ведомый своим социальным чутьем, а не рациональным осознанием общественных процессов. Проблема Чапаева-героя разрабатывается Фурмановым в разных аспектах: каков Чапаев на самом деле и каким видится со стороны; как преображаются в восприятии окружающих его реальные достоинства и недостатки; что порождает легенду о нем, о живом человеке, и как он сам относится к ней, как пытается соответствовать своему легендарному образу и как преображается под его влиянием.
По завершении «Чапаева», еще до издания произведения, Фурманов задумывает развернуть очерк 1922 о верненском мятеже в книгу, для чего запрашивает из архивов и тщательно изучает следственные материалы по делу. Работа над новой книгой заняла около 2 лет, отдельные главы и отрывки из нее публиковались в журналах 1924, отдельным изданием «Мятеж» выходит в 1925.
Обращает на себя внимание лаконичная композиционная структура произведения, состоящего из трех частей-глав: здесь нет пестрого конгломерата различных повествовательных компонентов, характерных для «Чапаева», нет вставных фрагментов; «Мятеж» — связный рассказ об одном событии, его зарождении, развитии и завершении. В то же время Фурманов не отказывается ни от одного элемента жанровой структуры, впервые созданной им в «Чапаеве»: здесь тоже присутствуют и лирика, и пейзаж, и портретная зарисовка, и колоритная сценка, и сжатая выразительная характеристика человека, но вся эта совокупность худож. принципов дается в несколько ином стилевом решении, обусловленном другим поворотом темы и, соответственно, иным проблемным содержанием. «Чапаев» — развернутый портрет одной личности; «Мятеж» — история одного события.
«Чапаев» и «Мятеж» в художественном отношении составляют нетривиальную дилогию. Фурманов так формулировал свое авторское кредо: «Книжкам своим я ставил практическую, боевую, революционную цель: показать, как мы боролись во дни гражданской войны, показать без вычурности, без выдумки <...> . Я писал исторические, научно проработанные вещи, дав их в художественной форме» (Письмо М.Горькому от 9 сент. 1925).
Дилогия Фурманов хронологически предшествует повести А. С. Серафимовича «Железный поток» (1924; перу Фурманова принадлежит один из лучших разборов повести) и вместе с ней открывает традицию советской эпической прозы вообще и художественной эпопеи в частности. От Фурманова пути развития русской прозы ведут непосредственным образом к А. А. Фадееву, М. А. Шолохову, Н. А. Островскому, А. С. Макаренко. Одновременно по части документально-исторической очерковости, аналитичности, масштабных классово ориентированных оценок книги Фурманова соотносимы с современной ему белогвардейской мемуарной и художественной прозой о Гражданской войне.
Параллельно с «Мятежом» Фурманов создает небольшую повесть «В восемнадцатом году» (опубл.: Краснодар, 1923). Это произведение примечательно тем, что представляет собой первое в литературе обращение к теме молодежи в Гражданской войне и некоторыми своими мотивами предваряет незавершенный роман Н. А. Островского «Рожденные бурей».
Только в последний год своей жизни Фурманов окончательно решил посвятить себя художественному творчеству. Первой пробой на этом новом пути явилось последнее завершенное произведение писателя — очерковый цикл «Морские берега» (авг.-окт. 1925), зарисовки различных впечатлений, связанных с летним отдыхом на Кавказском побережье. Фурманов работал над очерками тщательно, многократно переписывая каждую фразу, абзац, очерк в целом, добиваясь наибольшей художественной выразительности слова, детали, образа, считая эти очерки проверкой себя перед осуществлением новых крупных замыслов. Среди них — замысел романа «Писатели», в котором Фурманов предполагал художественно преобразить свой опыт редакторского общения с писателями-современниками, приобретенный им в Госиздате. На это указывают последние дневниковые записи Фурманова, среди которых — великолепные портретные зарисовки таких фигур, как С. А. Есенин, А. Н. Толстой, Н. Н. Никитин, Б. А. Пильняк, И. Э. Бабель. Неосуществленным остался также планировавшийся на будущее масштабный проект художественно-очерковой истории Гражданской войны.
Фурманов принимал заметное участие в литературной жизни Москвы как один из организаторов и руководителей МАППа, а затем РАППа.
Характерно, что в 1925 он подвергся травле со стороны рапповской верхушки: его обвиняли в «правом уклоне», в мягкотелости по отношению к попутчикам и т.п.
Скончался Фурманов скоропостижно, от менингита, явившегося осложнением после гриппа. Похоронен в Москве.