Казакевич Эммануил Генрихович
Поэт

Прозаик

* 11.02.1913 Кременчуг
22.09.1962 Москва
Родился в семье учителей. Впоследствии его отец был журналистом, редактором первых на Украине газет и журналов на еврейском языке. Для будущего писателя отец был другом, наставником, первым критиком.

В 1924 вместе с родителями Казакевич приехал в Харьков. В их доме постоянно бывали известные деятели еврейской культуры — поэты, прозаики, артисты: П.Маркиш, Л.Квитко, С.Михоэлс и др. Окончив семилетку, Казакевич поступил в профтехшколу, преобразованную впоследствии в машиностроительный техникум. Уже в это время он, по воспоминаниям сестры и друзей, много писал, занимался переводами, редактировал школьный рукописный журнал.

В 1931, увлеченный пропагандистскими лозунгами тех лет, Казакевич уехал на Дальний Восток, в Биробиджан. «Разыгрывалось великое и тяжелое сражение с вековой российской отсталостью, именуемое первой пятилеткой. Я бросился в это сражение со всем пылом 18 лет, энтузиаста, сына большевика... Дальний Восток стал моей второй родиной», — вспоминал он.

Казакевич работал на корчевке леса, руководил строительством Дома культуры, был инструктором по культработе среди переселенцев, председателем колхоза, директором театра, сотрудничал в местных газетах. В эти годы он писал много стихов на еврейском языке (идиш), переводил Лермонтова, Гейне, лирику Маяковского и его поэму «Во весь голос». Для местного театра перевел на еврейский язык «Уриэля Акосту» К.Гуцкова и пьесу Л.Рахманова «Профессор Полежаев». Написал несколько пьес, которые шли на сцене театра в Биробиджане.

В 1938 Казакевич переехал в Москву.

В 1939 вышел сборник его стихов «Ди гроссе вельт» («Большой мир»).

В 1941, 5 мая, был подписан к печати роман в стихах «Шолом и Хаве». Когда книга вышла, ее автор уже был на фронте.

В 1941 Казакевич вступил в народное ополчение, участвовал в осенних боях под Москвой, затем попал во Владимир, в запасную бригаду. Был откомандирован в бригадную газету, где писал все — от передовиц до фельетонов в стихах. Казалось, его ждал обычный путь многих профессиональных литераторов, которые ушли на фронт, а потом стали, в большинстве своем, работать в военной печати или корреспондентами центральных газетах. Казакевич сам выбрал и осуществил иной вариант военной судьбы. Из газеты он самовольно отправился в действующую армию, что грозило ему большими неприятностями, вплоть до обвинения в дезертирстве. Начав воевать солдатом-разведчиком, Казакевич впоследствии был командиром взвода, роты, начальником дивизионной разведки, офицером разведотдела армии. Был ранен.

Награжден 8 орденами и медалями, среди которых орден Красной Звезды и медаль «За отвагу» — ими награждали за личное участие в боевых действиях.

После окончания войны Казакевич служил в советской военной администрации в Германии, работал в комендатуре г.Галле.

Эти годы были временем писательского созревания Казакевича. Вспоминая встречу со штатными военными литераторами-газетчиками, он писал тогда одному из своих друзей: «Я начал подозревать, что мне, молчаливому поэту, непишущему писателю лучше, чем им. Что-то накапливается в сердце, не разбрызгивается понапрасну в поневоле пустых, ибо незрелых словах». Накопленное в сердце за годы войны стало основой многих произведений Казакевич.

Появление первой же его повести «Звезда», опубликованной в 1947 в журнале «Знамя» и библиотечке «Огонька», «означило, — как сказал А. Т. Твардовский, — приход в русскую советскую литературу большого, вполне самобытного таланта и, более того, новую ступень в освоении материала Великой Отечественной войны». Успех «Звезды» был очень большим. Повесть удостоилась Сталинской премии. Но сколько книг, премированных тогда, давно забыты! «Звезду» же с 1947 до 1989 только отдельными изданиями выпустили 51 раз.

Критика много писала о поэтичности повести, называя ее то балладой, то поэмой в прозе. Сам же автор был даже несколько удивлен ее успехом, считая «Звезду» «удручающе обыденной». Действительно, сюжет повести — история группы разведчиков, которая уходит в поиск необходимых сведений о противнике. Сведения добыты и переданы. Разведчики погибают. Картины гибели разведгруппы в книге нет. Вокруг нее сжимается кольцо вражеской погони — больше читатели не узнают ничего. Начинается наступление, и только радистка, полюбившая командира разведчиков, продолжает дежурить у рации и ждать позывных «Звезды». Но, как заметил В.Кардин, «из истории, в общем-то обыденной... писатель извлек нечто необычное». Первые читатели повести, вчерашние фронтовики, читали ее как книгу о себе, своем недавнем военном прошлом, своих утратах, своем, для многих длящемся, ожидании тех, кто не вернулся, узнавали в персонажах «Звезды» себя. Необычность обыденной истории состоит не в узнавании знакомого, а в ощущении, которое пронизывает повесть и передается ее читателям, — ощущении ценности и хрупкости человеческой жизни. Оно-то и привлекает к «Звезде» до сих пор. Это вывело ее в свое время на новый уровень литры о войне, сделало одной из книг-предшественниц «военной прозы» 1960–70-х. Казакевич написал свою первую повесть так, что за отдельным случаем времен войны, за частной обыденной историей почувствовалась общая история фронтового поколения — людей, «верящих в свое дело и готовых отдать за него жизнь». Эта история, написанная Казакевич, оказалась востребованной в наши дни.

В 2002 вышла новая экранизация «Звезды», и фильм имел большой успех.

Следующая повесть «Двое в степи» (1948), которую Казакевич считал своим лучшим произведением, — история испугавшегося, но преодолевшего свой страх человека. В неразберихе отступления лейтенант Огарков не смог доставить приказ об отходе своей дивизии. Он приговорен военным трибуналом к расстрелу. Сам он внутренне соглашается с приговором. На его совести гибель товарищей, поэтому «все, что произойдет, — должно произойти, потому что это справедливо». Внезапное немецкое наступление помешало исполнению приговора, и осужденный с конвоиром отправляются на поиски штаба армии. Они идут вместе с отступающими частями, участвуют в боях... Несколько раз Огарков может скрыться от своего конвоира, но не делает этого. В конце концов, уже после гибели конвоира, лейтенант сам является в штаб армии, хотя мог бы затеряться среди отступающих, воевать вместе с ними. Он приходит за утверждением приговора, «чтобы все видели, что он не жалкий беглец, убегающий от смерти, а человек, сознающий свою вину и готовый держать за нее ответ».

При своем появлении повесть «Двое в степи» подверглась, однако, жестокой критике. Автора упрекали в сочувствии трусу, в желании оправдать его, в слишком приземленном, особенно по сравнению со «Звездой», изображении войны, в чрезмерном внимании к подробностям военного быта. Не понято было, что повесть написана о том, что чувство долга, столь высоко ценимое самим Казакевичем, не дается человеку от природы. Оно рождается в испытаниях и оплачивается нередко ценой жизни. Явившись в трибунал, Огарков выбирает не просто между жизнью и смертью, как казалось и кажется до сих пор очень многим. Это была его победа над страхом. Он пришел к внутренней свободе.

Казакевич писал о войне до начала 1960-х. Им были написаны романы «Весна на Одере» (1949) и «Дом на площади» (1956), посвященные последним боям в Германии, началу мирной жизни, работе военной комендатуры в небольшом немецком городке. Объединенные общими героями, они составили своеобразную дилогию. Правда, по собственному признанию писателя, в романах он уступил натиску критики. Многие реальные конфликты в них оказались как бы сглаженными, слишком легко разрешимыми. Особенно это касается второго из романов. Рядом с психологически точными появились строки, как будто взятые из тогдашних газетных передовиц.

В 1953 была опубликована повесть «Сердце друга».

В 1961 Казакевич написал рассказ «При свете дня» — своего рода эпилог произведений, посвященных им войне. Он написал о памяти, прочной и благодарной у одних и хрупкой и неверной у других, — памяти о тех, кто не пришел с войны.

«Все лучшее, благородное, героическое, с чем пришло в мир наше поколение, оно отдало этой войне», — говорил Казакевич. Идеальность стала свойством характеров героев Казакевича. Чувство долга, о котором постоянно пишет Казакевич и которым неизменно руководствуются его герои, не тяготит их — для них оно естественно.

Возможно, именно поэтому было вполне последовательным обращение писателя к ленинской теме. Небольшая повесть «Синяя тетрадь», вышедшая в 1960, была посвящена работе Ленина над книгой «Государство и революция» в то время, когда он скрывался летом 1917 в Разливе. «Синяя тетрадь» стала частью характерного для «оттепели» процесса «возвращения к Ленину», когда многим казалось, что «восстановление ленинских норм жизни» сможет решить все проблемы современности. Своеобразие повести Казакевича состоит в том, что Ленин показан не столько действующим, сколько размышляющим. «Мысль — тоже деятельность; переживания, сомнения и преодоление их — тоже деятельность», — утверждал Казакевич. После десятилетий изображения вождя революции монолитом образ Ленина раздумывающего, тем более сомневающегося в чем-то, был открытием. Казакевич хотел продолжить ленинскую тему, задумывался рассказ «Тихие дни Октября», был опубликован рассказ «Враги» о взаимоотношениях Ленина и Мартова.

У Казакевич было больше не реализованных до конца замыслов, чем опубликованных произведений. Это и «Иностранная коллегия» — повесть о работе революционного интернационального подполья в Одессе; и «Московская повесть» — о жизни Марины Цветаевой; и рассказ «Мифы классической древности» — о древнем поэте, сочинителе мифов; и пьеса о Колумбе — один из его еще довоенных замыслов; и «Автобиографические заметки» и многие другие.

Много сил и времени Казакевич отдавал работе в редколлегии альм. «Литературная Москва». По воспоминаниям многих, он фактически исполнял обязанности главного редактора одного из самых заметных «оттепельных» изданий.

Но больше всего в последние годы жизни Казакевич работал над большим — «240–250 авторских листов, 5000 страниц» — романом «Новая земля». Время действия романа должно было охватывать четверть века — 1924–49. Главным героем, по словам автора, был «советский народ, страдающий, побеждающий». Приступая к работе над романом, Казакевич написал: «Я буду делать свое дело без дерзости, но и без боязни». Собственно, так он и писал почти всегда.

Казакевич разделил надежды и иллюзии времени, в котором он жил, во многом выразил идеалы своих современников. Он и из жизни ушел на исходе своего времени.

О. И. Козлова
Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги: биобиблиографический словарь: в 3 т. — М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. — Том 2. З — О. с. 123–125.