Статьи из периодики и сборников по тематике раздела.
Чтобы почитать статьи на другие темы, надо перейти в общий раздел Статьи.
Звёзды победы
(Алексенко Владимир Абрамович)
// Люди бессмертного подвига. Очерки о дважды, трижды и четырежды Героях Советского Союза. — М.: Политиздат, 1975.
Владимир Аврамович Алексенко родился в 1923 году в станице Киевская Крымского района Краснодарского края в семье крестьянина. По национальности русский. Член КПСС с 1943 года. В 1940 году по путевке комсомола В. А. Алексенко был направлен в Краснодарский аэроклуб, а в 1942 году окончил Краснодарскую военную авиационную школу пилотов, стал летчиком-истребителем. В канун 1943 года прибыл на один из фронтовых аэродромов, расположенных под Ленинградом. Был командиром звена, эскадрильи, помощником командира штурмового авиаполка. Всего за годы войны на различных фронтах совершил 292 боевых вылета.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 года Владимиру Абрамовичу Алексенко присвоено звание Героя Советского Союза. 29 июня 1945 года за новые боевые подвиги на фронте он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

В 1954 году В. А. Алексенко окончил Краснознаменную Военно-воздушную академию, а в 1962 году — Академию Генерального штаба. В настоящее время генерал-лейтенант авиации В. А. Алексенко продолжает службу в рядах Советской Армии.

Когда заполыхали пожарища Великой Отечественной, на плечах Владимира Алексенко, восемнадцатилетнего кубанского парубка, еще не обмялась его первая армейская гимнастерка. Вместе со сверстниками, прибывшими по комсомольским путевкам из разных уголков страны в Краснодарскую авиашколу пилотов, он только-только начинал постигать азбуку воинской жизни. Голубые петлицы и красная звездочка на пилотке стали с той поры священными символами всей его судьбы, накрепко спаявшейся с доблестной судьбой Советской Армии, всего нашего народа, партии коммунистов.

Той весной в Краснодаре на улице имени одного из первых Героев Советского Союза летчика Леваневского, где размещалась учебная часть авиашколы, все началось, как и год назад в аэроклубе на Красноармейской, 62, с теоретических занятий, и только потом — на аэродром, на полеты. И уже пилотировать не безотказный У-2, как в аэроклубе, а более строгие машины и, конечно же, похожий на сжатый кулак И-16 — чуть ли не самый скоростной в те времена наш истребитель, на котором самоотверженно сражались с гитлеровцами советские летчики. До Кубани доходили вести с фронтов о подвигах защитников Родины, которые грудью преграждали путь фашистским полчищам, стремившимся уничтожить наше социалистическое государство, поработить советских людей. И молодые курсанты, овладевая летным делом, жадно впитывали мужество и отвагу фронтовиков, на героических примерах учились отдавать Отчизне все силы.

Стойкость защитников Одессы, Севастополя, Киева, бессмертный подвиг экипажа Николая Гастелло, устремившего в Белоруссии свой горящий бомбардировщик на скопление врага, [11] самоотверженность Виктора Талалихина, таранившего в ночном небе Подмосковья «Хейнкель-111», мастерство командира бомбардировщиков Александра Молодчего, командира штурмовиков Семена Гетьмана, многих других авиаторов, отважно оборонявших столицу Родины — Москву, были для Владимира Алексенко и его товарищей по учебной эскадрилье образцом преданности своему пароду. Молодые учлеты хотели подражать первым в Великую Отечественную войну Героям Советского Союза — ленинградским летчикам Михаилу Жукову, Степану Здоровцеву, Петру Харитонову. И не думалось тогда Владимиру Алексенко, что именно там, в ленинградском небе, и произойдут его первые боевые вылеты.

Но прошло еще немало времени, прежде чем попал Владимир на фронт.

Война стала вплотную подступать и к Кубани. Над ее степными просторами, над предгорьями Северного Кавказа все чаще начали появляться вражеские самолеты; нет-нет да и пересекут инверсионные следы высотных фашистских разведчиков пилотажные зоны школьных аэродромов, а на кубанские станицы упадут вражеские бомбы. Рвались они — и не раз — возле родной Киевской, где вдовствовала мать Наталья Алексеевна и учились младшие сестры Нина и Клава. Отец Владимира Аврам Антонович, колхозный тракторист, скончался незадолго до войны.

Но выпускнику школы пилотов сержанту Алексенко так и не удалось тогда побывать дома. Под бомбежкой, в теплушках срочно отбыли из-под Краснодара сержанты-истребители.

— Всего три часа налета на «ишачке» да две стрельбы в воздухе было у меня к тому времени, — припоминая те дни, говорит Владимир Аврамович. — Был, как говорится, малообученным рядовым от авиации.

Привезли кубанцев в северные края, где в запасных авиаполках формировались боевые подразделения для фронта. Многое казалось здесь необычным — и безоглядные леса, и другое, чем на юге, вроде бы более низкое, закрытое облаками небо, обложные дожди, обильные снегопады. Душой каждый рвался на фронт, а тут заминка — не хватало самолетов, которыми стала оснащаться наша истребительная авиация, более совершенных «Яковлевых» и «лавочкиных».

И вдруг в самолетном парке их запасного полка появились «ильюшины» — самолеты-штурмовики, уже известные как оружие сокрушительного, неотразимого удара по наземному противнику. [12] «И нечего ждать «яков», — решили молодые истребители, — пойдем бить врага на «илах»».

Таких парней вместе с Владимиром Алексенко, который первым подал мысль о штурмовиках, набралось тринадцать. Так, «чертовой дюжиной» и явились к командованию со своей просьбой. И столько, видимо, было в молодых летчиках внутренней убежденности, столько стремления скорее ринуться в бой, что разрешение освоить «ильюшины» дали сразу — истребители становились штурмовиками.

Многое, разумеется, оказалось в новинку: скорость и высота полета, ориентировка в воздухе, поиск целей на земле. А как тактически грамотно обращаться с бортовым оружием — эресами, пушками, бомбами? Как на «бреющем» полете отличить свои войска от противника? Как действовать группой? Как отражать атаки вражеских истребителей? Словом, потрудиться пришлось немало, пока строгие инструкторы дали «добро» и разрешили направить молодых летчиков-штурмовиков на фронт. Куда? Может, под Сталинград, где наши войска замкнули кольцо вокруг более чем трехсоттысячной группировки гитлеровцев? Или на Северный Кавказ — поближе к захваченной врагом Кубани?

Назначение пришло на Ленинградский фронт, на защиту осажденного фашистами города Ленина. Добирались туда сначала на машинах, а потом пешком, по заснеженному льду Ладожской «трассы жизни», шагая рядом с автомашинами, груженными боеприпасами, продуктами, медикаментами. А навстречу — автомобили с ленинградскими детьми и стариками, перенесшими полтора года вражеской блокады. При взгляде на их заиндевевшие фигуры и изможденные голодом лица у Владимира Алексенко сжималось сердце от сострадания к претерпевшим столько горя, сжимались и руки, готовые нажать на гашетки бортового огня, который надо как можно скорее обрушить на ненавистного врага.

В небе знакомо гудели моторы воздушных патрулей, охранявших «ледовую трассу», а слева, от южного берега Ладожского озера, доносились раскаты орудийной стрельбы. Там развернулась операция «Искра» — войска Ленинградского и Волховского фронтов, прорывая вражескую блокаду города на Неве, двигались навстречу друг другу. Каждый воин, ведя ожесточенный бой, помнил пароль — «Победа!».

В дни прорыва блокады предстал сержант Владимир Алексенко на пригородной посадочной площадке перед командиром 15-го гвардейского штурмового авиаполка Николаем Свитенко. [13]

С этим полком прошел Алексенко опасными боевыми маршрутами до последнего дня Великой Отечественной; коммунисты этого полка в том же сорок третьем приняли Владимира и ряды партии Ленина. В шеренге знаменщиков 3-го Белорусского фронта Владимир Алексенко пронес по Красной площади на параде Победы знамя своей 277-й авиадивизии, воспитавшей еще пятерых дважды Героев Советского Союза — Георгия Паршина, Василия Мыхлика, Григория Мыльникова, Евгения Кунгурцева и Алексея Прохорова, крыло к крылу с которыми громил врага под Ленинградом, в Прибалтике, в Восточной Пруссии, на польской земле.

Новые однополчане радушно приняли молодого авиатора. И вот — первый боевой вылет. Ведущий — Петр Голодняк. Цель — вражеская дальнобойная батарея, одна из тех, что обстреливали Ленинград. Что теперь, спустя более чем три десятка лет, запомнилось о том полете?

— Киль машины ведущего, — улыбаясь нахлынувшему прошлому, говорит Владимир Аврамович. — Куда самолет командира — туда и мой. Старался действовать, как учили — ведомый за ведущим, словно нитка за иголкой...

Пять заходов на цель под огнем врага. Пять атак — эресами, бомбами, пушечным огнем. Куда протягивались огневые трассы, как легли бомбы, молодой летчик-штурмовик, признаться, не видел, вернее, тогда еще не научился видеть. Главное в том первом боевом было следовать за ведущим, делать то, что делал он: куда иголка — туда и нитка! Когда приземлились, Петр Голодняк одобрительно кинул: «Молодец!» Значит, поступал правильно, атаки были точными. И в самом деле, ударом «ильюшиных» вражеская батарея была разгромлена.

И пошли вылет за вылетом. Удары по артиллерийским позициям, штабам, аэродромам, коммуникациям. С каждым днем приобретался опыт, росло мастерство, обострялось тактическое мышление. Вскоре Владимир Алексенко стал ведущим пары, затем группы самолетов. Он внимательно присматривался, как в сложной обстановке поступали более опытные летчики, старался читать в газетах все, что публиковалось о штурмовиках. Постепенно вырабатывался свой стиль атаки с воздуха — внезапной, неотразимой, разящей противника наверняка.

И еще весь сорок третий год жадно вчитывался Владимир Алексенко в те газетные сообщения с фронтов Великой Отечественной, где говорилось о боях на Таманском полуострове.

День 16 сентября 1943 года, когда, сломив сопротивление врага, части 56-й армии генерала А. А. Гречко освободили станицу [14] Киевскую, ленинградский летчик отметил в календаре красным кружком. Был бы там, на юге, — попросился бы у командиров на короткую побывку домой. Но побывать дома, вернее, в землянке возле сожженной хаты, встретиться с родными, вернувшимися из фашистской неволи, припасть к груди матери довелось только через два года.

А тем временем город на Неве, его стойкие люди становились кубанцу все роднее. Крепкие, незримые нити связывали 15-й гвардейский, всю дивизию с рабочим коллективом Кировского завода, его партийной организацией. Путиловцы были частыми гостями на аэродромах штурмовиков, а летчики нередко появлялись в цехах завода-фронтовика, выступали перед рабочими с рассказами о боях, привозили незатейливые подарки — курево, банку консервов или буханку хлеба, сэкономленные из пайка по пятой, летной норме. Во время этих поездок в город удавалось пройти с однополчанами по улицам и площадям, выйти на Неву, к Зимнему дворцу, Адмиралтейству или Петропавловской крепости, побывать на Васильевском острове, на Петроградской стороне. Суровый фронтовой Ленинград, одетый в маскировочные сети, укрывший свои исторические памятники мешками с песком, перегороженный металлическими ежами был красив непокоренным величием, жизнелюбием, твердостью всех жителей — от мала до велика.

Именно таким предстал он и моему журналистскому глазу в январе сорок четвертого, когда я, прослужив до войны ряд лет авиатором в Ленинградском военном округе, вновь оказался в тех местах с редакционным заданием. В те дни началось завершающее сражение девятисотдневной ленинградской эпопеи — окончательное сокрушение вражеской блокады. Делюсь с генералом Владимиром Абрамовичем Алексенко своими впечатлениями тех памятных дней. Беседуя в залитой солнцем служебной комнате, мы, спустя с той зимы три десятка лет, по крупицам восстанавливаем детали битвы, во время которой генерал совершил немало боевых вылетов. Оживившись, он подходит к карте, и, хотя она вовсе не «полетного» масштаба, находит ориентиры, по которым летал и сам, и летчики его эскадрильи.

Вот он, веер шоссейных дорог, расходящихся к югу от Ленинграда. Они подобны стрелам. Помнится, тогда вдоль одной из них — Пулковской магистрали — быстро двигалась наша танковая колонна. Командиры машин, откинув крышки люков, следили за небом. Воздух был мутен. Туман, смешанный со снегом, волнами проплывал над близким полем боя. Где уж [15] в такую погоду показаться вражеским самолетам! А нашим? И как бы в ответ возник характерный гул. Парами пронеслись штурмовики. Это были самолеты моего бывшего командира полковника Федора Хатминского. В свое время он водил нас, молодых авиаторов, в зоны пилотажа над ленинградскими пригородами. А в сорок четвертом «ильюшины» его 277-й авиадивизии устремлялись в ленинградском небе в яростные штурмовые атаки. В тот день между Ропшей и Тайцами я видел результаты одного из таких ударов штурмовиков. Они настигли вражескую мотоколонну, обрушились на нее метким огнем. Дорогу загромоздили подбитые транспортные машины, штабные автобусы, перевернутые орудия.

— Не ваша ли то была работа под Ропшей, Владимир Аврамович?

— Действовали мы и там, и под Гатчиной, и возле Луги, — уклончиво отвечает генерал.

Но по легкой усмешке, пробежавшей по плотно сжатым губам, можно понять — да, наверняка то был результат налета его эскадрильи, и ему, разумеется, приятно столь неожиданное корреспондентское «подтверждение» успешности того вылета под Ропшу.

Неоднократны и выразительны занесенные в поденный журнал боевых действий полка подтверждения об эффективности ударов с воздуха, наносимых штурмовиками. На личный счет Владимира Алексенко, кроме десятков самолетов, сожженных на аэродромах и нескольких сбитых в воздухе, помимо множества сраженных бортовым огнем «ильюшина» фашистских солдат и офицеров, причислено и уничтожение более четырехсот различных военных объектов:

танков, бронетранспортеров, автомашин — 166;
орудий и минометов — 93;
железнодорожных вагонов — 53;
складов военного имущества — 10;
повозок с боеприпасами — 85.

Завидная боевая арифметика! Каждый из 292 вылетов оказался весомым вкладом в дело победы, помогал нашим солдатам изгонять врага с советской земли под Ленинградом, и Эстонии, Латвии и Литве, громить фашистов в их восточнопрусском логове, штурмовать форты Кенигсберга, освобождать от гитлеровцев города и села братской Полыни. И еще одна выразительная цифра — семь раз машину Владимира Алексенко подбивали либо зенитки, либо истребители врага. Семь раз мог он погибнуть, но не погиб, «дотягивал» израненный, а то и горящий «ильюшин» до «ничейной» земли, до своих, до полкового [16] аэродрома. Повезло и в том, что ни разу сам не получил сколько-нибудь тяжелого ранения, они, правда, были, но мелкие.

— А воздушные стрелки, с которыми летали вместе?

— Многим обязан каждому из них, — раздумчиво говорит генерал. — Ведь стрелок на «ильюшине» — это щит летчика, охраняющий от атак воздушного противника. В одном из таких боев вражья пуля сразила Меюса — отличного парня; в другой схватке опасно ранили в ногу Кубая — тоже замечательного бойца. А вот Тютрюмов — полный кавалер ордена Славы — недавно приезжал повидаться, рассказать, как трудится на мирном фронте...

Многих боевых друзей сердечным словом вспоминает Владимир Аврамович в нашей беседе: комэск Саша Еремин, погибший под Нарвой; Юра Чибисов и Коля Полагушин, ставшие кавалерами «Золотой Звезды»; Леша Прохоров, Женя Кунгурцев, Гриша Мыльников — герои этого сборника рассказов о людях бессмертного подвига; другие однополчане, командиры, политработники. И те, что не дошли до победы, и те, вместе с которыми прожит один из счастливейших дней — победное 9 Мая сорок пятого.

Утром в тот день Владимир Алексенко повел группу «ильюшиных» по последнему за войну маршруту. Курс — на устье полноводной Вислы. Там, под Гданьском, еще продолжала сопротивляться довольно солидная вражеская группировка. Но на сей раз на бортах самолетов вместо бомб — листовки, сообщающие, что в Карлсхорсте — пригороде Берлина — представителями разгромленного гитлеровского вермахта подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии. И ни один выстрел — ни с земли, ни с воздуха не раздался в том 292 вылете Владимира Алексенко. С воздуха было видно, как солдаты противника, начавшие было разбегаться при появлении советских штурмовиков с красными, победными звездами на крыльях, стали ловить и читать сброшенные листовки. А «ильюшины», еще пару раз прогудев над Вислой моторами, легли курсом на свой аэродром.

А там весь полк собрался на митинг. Вынесли гвардейское знамя с изображением В. И. Ленина. Летчики, воздушные стрелки, техники, мотористы, оружейники — при орденах и медалях. Речи произносили, взбираясь на покореженные осколками крылья самолетов. И сколько дружеских объятий, поздравлений с победой! Душевный, счастливый день, как и у всего советского народа. [17]

— Три десятка лет прошло, а до сих пор отчетливо помнится, как радовались завершению Великой Отечественной — самого тяжелейшего испытания, которое вынесли советские люди!..

Для Владимира Алексенко сорок пятый был радостен втройне — ведь именно в том, победном году он, как и еще двенадцать советских воинов — от командира стрелкового батальона участника штурма Берлина Степана Артеменко до Главного маршала авиации А. А. Новикова и Маршала Советского Союза Н. И. Крылова, — был дважды награжден медалью «Золотая Звезда». Поистине эти награды, засиявшие на их груди в сорок пятом — звезды Победы!

За минувшие тридцать лет много новых рубежей преодолел бывший заместитель командира 15-го гвардейского авиаполка, в котором он прослужил около тысячи дней. Боевой опыт обогатился новыми знаниями. На форменной тужурке Владимира Аврамовича под крылатым значком летчика — два серебристо-белых ромбика: знаки завершения учебы в высших военно-учебных заведениях — Краснознаменной Военно-воздушной академии, которая ныне носит имя Ю. А. Гагарина, и Академии Генерального штаба Советских Вооруженных Сил. А в летной книжке — превеликое множество новых записей, солидные цифры часов налета. Владимир Алексенко после войны вернулся в истребительную авиацию, летал на «Яковлевых» и «лавочкиных», освоил первые реактивные самолеты, затем стал летать и на более совершенных крутокрылых, стреловидных машинах, и на тех, похожих на треугольники, что стремительно, со сверхзвуковой скоростью разрезают небо там, в стратосфере. Словом, все эти годы, как и многие другие авиаторы-фронтовики, он в первых рядах тех, чьими устремлениями наш Воздушный Флот идет неуклонно вперед.

В наше время говорить об авиации, ее людях — значит непременно говорить и о космосе. Заходит речь о нем и в нашей беседе. Владимира Алексенко, всю войну пролетавшего под огнем врага на низких, «бреющих» высотах, не может не радовать, что один из его боевых собратьев — летчик-штурмовик Георгий Береговой стал космонавтом, поднялся от земли в звездный, океан. С вполне понятным оттенком гордости называет генерал имена своего тезки — «трижды» космонавта Владимира Шаталова, а также Анатолия Филипченко, Евгения Хрунова, Виктора Горбатко. Эти смелые исследователи просторов Вселенной до отъезда в Звездный городок были сослуживцами генерала Алексенко.

На рабочем столе генерала — книги, чертежи, схемы. Надо всегда быть в курсе всего нового, что привносит каждый день в любимую авиацию, в военное дело. Того требуют интересы защиты Отечества, верной службе которому боевой летчик и авиационный командир и теперь отдает все силы. Так велит долг советского человека и коммуниста, так подсказывает его сердце, каждый удар которого созвучен с пульсом Родины, с уверенной поступью миллионов советских людей — строителей коммунистических пятилеток.

Не часто, но все же нет-нет, да и выкроив немного времени, Владимир Абрамович наезжает в родные края, в возрожденную народным трудом станицу Киевскую повидаться с близкими, потолковать с земляками. После теплых задушевных бесед с кубанскими хлеборобами и рисоводами он обязательно поднимается на возвышающуюся неподалеку среди пшеничных полей и рисовых чек Сопку Героев — высоту 121,4, где в сорок третьем шли ожесточенные бои. Ныне она увенчана могучей фигурой солдата-победителя, возвратившегося с войны. Мне тоже доводилось бывать в Киевской, всходить на Сопку Героев. И всегда казалось: орлиный взгляд каменного воина окидывает с гребня высоты не только Кубань, но и все наши земли, опаленные сражениями с врагом, — от студеного Заполярья до жаркого Причерноморья. И, представляя себе Владимира Алексенко рядом с монументом, мне видятся в том солдате — герое Великой Отечественной и мужественные черты прославленного советского летчика, и черты всех, кто добыл победу, кто и ныне в армейском строю зорко оберегает мирный труд Отчизны.