Был холод декабрьский, и я возле танка На польском асфальте плясал сербиянку, Чтоб только согреться на звонком ветру, Пронзительном, злом, и, увидев славянку, Бойцу подносившую в рюмке сливянку, Тебя вспоминал на далеком юру. И думал с тоскою: «Теперь хорошо бы, Как после работы и после учебы, К тебе возвратиться домой на Каштак». И мой экипаж согласился: еще бы! Давно бы зазноба спасла от озноба, И рюмку она поднесла бы не так. И мой экипаж согласился: конечно, И танки не вечны, и войны не вечны, И мы возвратимся когда-то домой, Родных и друзей расцелуем, обнимем, И сядем за стол, и чокнемся с ними, Но путь наш домой лежит через бой. Со мной ничего не посмеет случиться, Я должен любить еще, жить и учиться, Об этом я знал и за крайней чертой, Когда ничего уже не осталось: Ни сил, ни патронов, лишь только усталость, Когда я держался на хватке одной. Я с детства учился так в жизни держаться, Так впутаться в жизнь, так с нею связаться, Так крепко ее привязать у седла, Чтоб жизнь от тебя не могла отвязаться, Чтоб жизнь от тебя не могла отказаться, Чтоб жизнь без тебя обойтись не могла. Да, верю я в жизнь, и не ставь мне в вину ты Ни это пристрастье, ни эти минуты. Мальчишкою тоже меня не зови. Ведь молодость хочет быть абсолютной И жизнь принимать от салюта к салюту, И хочется верить тебе и любви. Опять протяни мне далекие руки Сквозь версты разлуки, сквозь горькие муки, Подругою верной, порукою будь. Затянута жизнь пулеметною лентой, Как зимы снегами, как ливнями лето. Благослови. Мы выходим в путь. Далеко-далеко от скал Таганая, Военную славу свою догоняя, Уралец-танкист на битву спешит, Покинув землянку, выходит он к танку, А вьюга рисует на окнах землянки Булатный рисунок его души. Над нами полощет военное знамя. Опять пулеметными очередями В бою измеряется жизни длина. И утро в сиянии артиллерийском Встает над Малькове, над Вельке-Лазиском, Над Польшею. Доброе утро, война.