Видно ты уснула, жалость человечья! Почему молчишь ты? — не пойму никак. Знаю, не была ты в эти дни в Трехречье. Там была жестокость — твой извечный враг. Ах, беды не чаял беззащитный хутор… Люди, не молчите, — камни закричат! Там из пулемета расстреляли утром Милых, круглолицых, бойких казачат… У Престола Бога, чье подножье свято, Праведникам — милость, грешникам — гроза. С жалобой безмолвной встанут казачата… И Господь заглянет в детские глаза. Скажет самый младший: «Нас из пулемета Расстреляли нынче утром на заре». И всплеснет руками горестными кто-то На высокой белой облачной горе. Выйдет бледный мальчик и тихонько спросит: «Братья-казачата, кто обидел вас?» Человечья жалость прозвенит в вопросе, Светом заструится из тоскливых глаз. Подойдут поближе, в очи ему взглянут — И узнают сразу. Как же не узнать?! «Был казачьих войск ты светлым Атаманом, В дни, когда в детей нельзя было стрелять». И заплачут горько-горько казачата У Престола Бога, чье подножье свято. Господи, Ты видишь, вместе с ними плачет Мученик-Царевич, Атаман Казачий!