Они сойдутся в первый раз На обетованной долине, Когда трубы звенящий глас В раю повторит крик павлиний, Зовя всех мертвых и живых На суд у Божьего Престола, И станут парой часовых У врат Егорий и Никола. И сам архангел Михаил, Спустившись в степь, в лесные чащи, Разрубит плен донских могил, Подняв высоко меч горящий. И Ермака увидит Бог Разрез очей упрямо смелый, Носки загнутые сапог, Шишак и панцырь заржавелый. В тоске несбывшихся надежд, От страшной казни безобразен, Пройдет с своей ватагой Разин, Не опустив пред Богом вежд. Булавин промелькнет Кондратий; Открыв кровавые рубцы, За ним — заплата на заплате — Пройдут зипунные бойцы, Кто Русь стерег во тьме столетий, Пока не грянула пора И низко их склонились дети К ботфортам грозного Петра. В походном синем чекмене, Как будто только из похода, Проедет Платов на коне С полками памятного года. За ним, средь кликов боевых, Взметая пыль дороги райской, Проскачут с множеством других Бакланов, Греков, Иловайский — Все те, кто славу казака Сплетя со славою имперской, Донского гнали маштака В отваге пламенной и дерзкой Туда, где в грохоте войны Мужала юная Россия, — Степей наездники лихие, Отцов достойные сыны. Но вот дыханье страшных лет Повеет в светлых рощах рая И Каледин, в руках сжимая, Пробивший сердце пистолет, Пройдет средь крови и отрепий Донских последних казаков. И скажет Бог: «Я создал степи Не для того, чтоб видеть кровь». «Был тяжкий крест им в жизни дан, — Заступник вымолвит Никола. — Всегда просил казачий стан Меня молиться у Престола». «Они сыны моей земли! — Воскликнет пламенный Егорий. — Моих волков они блюли Среди своих степных приморий». И Бог, в любви изнемогая, Ладонью скроет влагу вежд. И будет ветер гнуть, играя, Тяжелый шелк Его одежд.