Новочеркасск
Николай Туроверов
Туроверов Н. Н.
(Поэма) Меня с тобой связали узы Моих прадедов и дедов. Не мне ль теперь просить у музы И нужных рифм, и нужных слов? Воспоминаний кубок пенный Среди скитаний и невзгод Не мне ль душою неизменной Испить указан был черед? Но мыслить не могу иначе: Ты город прошлых тихих дней, И новый вихрь судьбы казачьей Тебе был смерти холодней. 1 Жизнь шла размеренно, не скоро, Не трудно, но и не легко, И купол золотой собора Кругом был виден далеко. Зимой снега, разлив весною, А летом ветер, зной и пыль, Но не мечтал никто иною Сменить сегодняшнюю быль. Служилый город и чиновный Один порядок жизни знал, И даже мостовой неровной Вид никого не оскорблял. По воскресеньям привозили К базару уголь и каймак, И на восток глядел средь пыли В кольчуге бронзовый Ермак. 2 Зимою молодежь гранила Московской улицы панель, А летом в сад гулять ходила, Где старой башни цитадель, И где в киоске продавщица, Блестя огнем задорных глаз, Глядела, как меняет лица, Стреляя в нос, холодный квас. И отставные офицеры В воспоминаньях прошлых дней Венчали путь своей карьеры Прогулкой чинной вдоль аллей. 3 Балы не редкостью бывали, На них полковник и кадет, Не уставая, танцевали, Топча безжалостно паркет, И иногда мелькал средь танца Мечтою институтских лет Лейб-казака иль атаманца Мундир, пленяющий лорнет. В театре с лихостью играли В антрактах долгих трубачи, И у подъезда ожидали Извозчики и лихачи. 4 Был атаман главою края, Слугой России и Царей, И, облачением сияя, Служил в соборе архиерей. О Думе спорили дворяне И об охоте невзначай, Купцы — о дегте и тарани, В прохладных лавках сев за чай. Блюли закон, моляся Богу, Хулили злобу, блуд и месть. Все казаки ходили в ногу И отдавали лихо честь. 5 Учили те, кто побогаче, Своих детей, поря за лень, И реалист носил казачий Лампас и с кантами чекмень. Дул ветер зимний или жаркий — Спал город мирно до зари. Сквозил пролет к вокзалу арки, Где проезжали все Цари. Черед часов был тих и плавен, Крепка была родная лепь. Давно забыли, что Булавин Дымил пожаром эту степь. 6 Степная быль дышала сонно, Был тверд загар казачьих лиц, Как воды медленного Дона, Текла простая жизнь станиц. Весну встречали в поле, сея, Скотину выгнав из базов. Под Пасху ждали иерея К лампадам темных образов. Косили в зной, возили кони Снопы на шумное гумно, Желтей червонца на попоне Лежало новое зерно. Зимой же спали. Песни пели. Деды, хваля минувший век, Хлебали взвар и с хлебом ели Арбузный мед, густой нардек. 7 Не к жизни бранной и беспечной Взывал, спокойствием маня, Средь вишняка дымок кизечный Над мирным кровом куреня. Страны померкнул образ древний. Средь электрических зарниц Никто не отличал деревни От вольных некогда станиц. Покоем грезили левады, И стал казак с былым не схож, Неся на чубе лоск помады, Под скрип резиновых калош. 8 Февраль принес с собой начало. Ты знал и ждал теперь конца. Хмельная Русь себя венчала Без Мономахова венца. Тебе ль стоять на Диком поле, Когда средь вздыбленных огней Воскресший Разин вновь на воле Сзовет испытанных друзей? Ты знал — с тобой одним расплата За тишь романовского дня. Теперь не вскочит пылкий Платов, Тебя спасая, на коня. 9 Давно оплеванным призывом Серели мокрые листки, С тоской кричали и надрывом Внизу вокзальные свистки. В тумане сумрачно темнели Бульваров мокрых тополя, А партизаны шли и пели: «Увидим стены мы Кремля». Гудели пушки недалёко, И за грехи своих отцов Шли дети к смерти одиноко, И впереди них — Чернецов. 10 Кружились вихри снеговые Над свежей глиною могил. Знал Каледин, кого впервые Он на кладбище проводил. Мела метель. Покорно ждали Неотвратимого конца, Но эти дни зачаровали Снегами юные сердца. И стало тесно и немило В глухих родительских домах. Когда свой знак нашил Корнилов На партизанских рукавах. 11 Зарю казачьего рассвета Вещал речами мудро Круг, Цвело надеждой это лето, И тополей кружился пух. Несли к собору из музея Знамена, стяги, бунчуки, И, дикой местью пламенея, Восстав, дралися казаки. А там, где раньше были дачи, Полков младых ковалась крепь. Блестел собор с горы иначе — Иной теперь вставала степь. 12 И над дворцом зареял гордо, Плеща по ветру, новый флаг. Звучало радостно и твердо И «danke sch"on», и «guten Tag». Открылись снова магазины, Забыв недавнее давно, В подвалах налили грузины Гостям кавказское вино. И всё собою увенчала Герба трехвековая сень, Где был казак нагой сначала, Потом — с стрелой в боку олень. 13 О, эти дни кровавых оргий! — Ты для себя сам стал чужим. Побед минутные восторги Летели прочь, как легкий дым. И был уверен ты заранее — Не властны в эти дни вожди, И пламя буйное восстаний Зальют осенние дожди. 14 Но вновь за мертвенной зимою, В последний раз хмельна, красна, Играла полою водою Твоя последняя весна. Молниеносные победы Благословлял весенний дух, И расцветали вновь обеды, Молебны и речистый Круг. 15 Британцы, танки и французы… Как дань восторгов и похвал Надели английские блузы И гимназист, и генерал. Кто не был бодр, кто не был весел, Когда на карте за стеклом Осваг победный шнур повесил Между Одессой и Орлом? И все надежды были правы — На север мчались поезда. Была тускла средь белой славы Пятиконечная звезда. 16 Как был прекрасен и возвышен Высокий строй газетных слов! Казалось всем, что был уж слышен Кремлевский звон колоколов. Блестели радостные взоры; Под громы дальних канонад, Как порох, вспыхивали споры — Кому в Москве принять парад, Кто устранит теперь препоны, Когда еще повсюду мгла, — Орел двуглавый без короны Или корона без орла? 17 Дымилась Русь, горели сёла, Пылали скирды и стога, И я в те дни с тоской веселой Топтал бегущего врага, Скача в рядах казачьей славы, Дыша простором диких лет. Нас озарял забытой славы, Казачьей славы пьяный свет. И сердце всё запоминало, Легко рубил казал с плеча, И кровь на шашке засыхала Зловещим светом сургуча. 18 Тамбов. Орел. Познал обмана Ты весь чарующий расцвет, Когда смерч древнего бурана Сметал следы имперских лет. И над могилою столетий Сплелися дикою гульбой Измена, подвиги и плети, И честь, и слезы, и разбой. 19 Колокола могильно пели. В домах прощались. Во дворе Венок плели, кружась, метели Тебе, мой город, на горе. Теперь один снесешь ты муки Под сень соборного креста. Я помню, помню день разлуки В канун Рождения Христа. И не забуду звон унылый Среди снегов декабрьских вьюг И бешеный галоп кобылы, Меня бросающей на юг.