На улице нашего детства стоял дощатый барак. Его сколотили в эпоху голода и революции. Сто человек в нем жило без всяких житейских благ, с полным отсутствием мысли жилье поменять на лучшее. В единственном коридоре — единственная плита. И пламя в печи металось, одно на всех, разумеется. Не возникало обиды, хотя была теснота — хорошая поговорка на этот случай имеется. И если гуляли свадьбу, то всех созывали к себе. Драка случалась — мигом кончали сие безобразие. За годы совместной жизни возникла общность в судьбе жильцов, которые были люди, в сущности, разные. Для всех наигрывал вальсы приемник у Фомина, для всех занимала бабушка очередь за продуктами. И двадцать второго июня, когда началась война, одним родимым семейством сгрудились у репродуктора. И было мужское молчанье и женский сдавленный вой, и вскоре из-под Бобруйска первая похоронка: погиб смертью храбрых за Родину гвардии рядовой Роман Алексеевич Новиков — семнадцатилетний Ромка Вскипал Севастополь гневом, пылал Сталинград в огне Пеплом вздымались в небо Майданек, Хатынь, Освенцим Среди населенья барака, как и во всей стране, осталось мало мужчин и не было вовсе младенцев... ...На улице нашего детства взмыли в небо дома, и огласилась окрестность шумными новосельями. Бульдозеры сокрушили старый барак (эхма!), барак сровняли с землею, с бараком сровняли землю Люди, справляйте праздники! Желаю вам всяких благ Но свято храните в сердце, но крепко храните в памяти улицу нашего детства, низенький тот барак — высоты его не теряйте, живя на его фундаменте!