Эй вы, встречные, Поперечные! Тараканы, сверчки Запечные! Не народ, а дрохва Подбитая! Русь нечесаная, Русь немытая. Вы послушайте Новый вольный сказ, Новый вольный сказ Про житье у нас. Первый сказ о том, Что давно было. А второй — про то, Что сейчас всплыло. Для тебя я, Русь, Эти сказы спел, Потому что был И правдив и смел. Был мастак слагать Эти притчины, Не боясь ничьей Зуботычины. х х х Ой, во городе Да во Ипатьеве При Петре было При императоре. Говорил слова Непутевый дьяк: Уж и как у нас, ребята, Стал быть, царь дурак. Царь дурак-батрак Сопли жмет в кулак, Строит Питер-град На немецкий лад. Видно, делать ему Больше нечего, Принялся он Русь Онемечивать. Бреет он князьям Брады, усие, — Как не плакаться Тут над Русию? Не тужить тут как Над судьбиною? Непослушных он Бьет дубиною. х х х Услыхал те слова Молодой стрелец. Хвать смутьянщика За тугой косец. Ты иди, ползи, Не кочурься, брат. Я свезу тебя Прямо в Питер-град. Привезу к царю, Кайся, сукин кот! Кайся, сукин кот, Что смущал народ! х х х По Тверской-Ямской Под дугою вбряк С колокольцами Ехал бедный дьяк. На чертвертый день, О полдневых пор, Прикатил наш дьяк Ко царю во двор. Выходил тут царь С высока крыльца, Мах-дубинкою Подозвал стрельца. Ты скажи, зачем Прикатил, стрелец? Аль с Москвы какой Потайной гонец? Не гонец я, царь, Не родня с Москвой. Я всего лишь есть Слуга верный твой. Я привез к тебе Бунтаря-дьяка. У него, знать, в жисть Не болят бока. В кабаке на весь На честной народ Он позорил, царь, Твой высокий род. Ну, — сказал тут Петр, — Вылезай кось, вошь! Космы дьяковы Поднялись, как рожь. У Петра с плеча Сорвался кулак... И навек задрал Лапти кверху дьяк. У Петра был двор, На дворе был кол, На колу — мочало. Это только, ребята, Начало. х х х Ой, суров наш царь, Алексеич Петр. Он в единый дух Ведро пива пьет. Курит — дым идет На три сажени, Во немецких одеждах Разнаряженный. Возговорит наш царь Алексеич Петр: Подойди ко мне, Дорогой Лефорт. Мастер славный ты: В Амстердаме был. Русский царь тебе, Как батрак, служил. Он учился там, Как топор держать. Ты езжай-кось, мастер, В Амстердам опять. Передай ты всем От Петра поклон. Да скажи, что сейчас В страшной доле он. В страшной доле я За родную Русь... Скоро смерть придет, Помирать боюсь. Помирать боюсь, Да и жить не рад: Кто ж теперь блюсти Будет Питер-град? Средь туманов сих И цепных болот Снится сгибший мне Трудовой народ. Слышу, голос мне По ночам звенит, Что на их костях Лег тугой гранит. Оттого подчас, Обступая град, Мертвецы встают В строевой парад. И кричат они, И вопят они. От такой крични Загашай огни. Говорят слова: Мы всему цари! Попадешься, Петр, Лишь сумей помри. Мы сдерем с тебя Твой лихой чупрын, Потому что ты Был собачий сын. Поблажал ты знать Со министрами. На крови для них Город выстроил. Но пускай за то Знает каждый дом — Мы придем еще, Мы придем, придем! Этот город наш, Потому и тут Только может жить Лишь рабочий люд. Смолк наш царь Алексеич Петр, В три ручья с него Льет холодный пот. х х х Слушайте, слушайте, Вы, конечно, народ Хороший, Хоть метелью вас крой, Хоть порошей. Одним словом, Миляги! Не дадите ли Ковшик браги? Человечий язык, Чай, не птичий. Славный вы, люди, Придумали Обычай. х х х И пушки бьют, И колокола плачут. Вы, конечно, понимаете, Что это значит? Много было роз, Много было маков. Схоронили Петра, Тяжело оплакав. И с того ль, что там Всякий сволок был, Кто всерьез рыдал, А кто глаза слюнил. Но с того вот дня Да на двести лет Дуракам-царям Прямо счету нет. И все двести лет Шел подземный гуд: Мы придем, придем! Мы возьмем свой труд. Мы сгребем дворян Да по плеши им, На фонарных столбах Перевешаем! х х х Через двести лет, В снеговой октябрь, Затряслась Нева, Подымая рябь. Утром встал народ И на бурю глядь: На столбах висит Сволочная знать. Ай да славный люд! Ау да Питер-град! Но с чего же там Пушки бьют палят? Бьют за городом, Бьют из-за моря. Понимай как хошь Ты, душа моя! Много в эти дни Совершилось дел. Я пою о них, Как спознать сумел. х х х Веселись, душа Молодецкая. Нынче наша власть, Власть советская. Офицерка, Да голубчика Прикокошили Вчера в Губчека. . . . . . . . . . . . . Гаркнул Яблочко Молодой матрос: Мы не так еще Подотрем вам нос! х х х А за Явором, Под Украйною, Услыхали мужики Весть печальную. Власть советская Им очень нравится, Да идут войска С ней расправиться. В тех войсках к мужикам Родовая месть. И Врангель тут, И Деникин здесь. А на помог им, Как лихих волчат, Из Сибири шлет отряды Адмирал Колчак. х х х Ах, рыбки мои, Мелки косточки! Вы, крестьянские ребята, Подросточки. Ни ногатой вас не взять, Ни резанами, Вы гольем пошли гулять С партизанами. Красной Армии штыки В поле светятся. Здесь отец с сынком Могут встретиться. За один удел Бьется эта рать, Чтоб владеть землей Да весь век пахать, Чтоб шумела рожь И овес звенел, Чтобы каждый калачи С пирогами ел. х х х Ну и как же тут злобу Не вынашивать? На Дону теперь поют Не по-нашему: Пароход идет Мимо пристани. Будем рыбу кормить Коммунистами. А у нас для них поют: Куда ты котишься? В Вечека попадешь — Не воротишься. х х х От одной беды Целых три растут, — Вдруг над Питером Слышен новый гуд. Не поймет никто, Отколь гуд идет: Ты не смей дремать, Трудовой народ, Как под Питером Рать Юденича. Что же делать нам Всем теперича? И оттуда бьют, И отсель палят — Ой ты, бедный люд, Ой ты, Питер-град! х х х . . . . . . . . . . . Дождик лил тогда В три погибели. На корню дожди Озимь выбили. И на энтот год Не шумела рожь. То не жизнь была, А в печенки нож. . . . . . . . . . . . х х х А за синим Доном, Станицы казачьей, В это время волк ехидный По-кукушьи плачет. Говорит Корнилов Казакам поречным: Угостите партизанов Вишеньем картечным. С Красной Армией Деникин Справится, я знаю. Расстелились наши пики С Дона до Дунаю. х х х . . . . . . . . . . . Вей сильней и крепче, Ветер синь-студеный. С нами храбрый Ворошилов, Удалой Буденный. х х х Если крепче жмут, То сильней орешь. Мужику одно: Не топтали б рожь. А как пошла по ней Тут рать Деникина — В сотни верст легла Прямо в никь она. Над такой бедой В стане белых ржут. Валят сельский скот И под водку жрут. Мнут крестьянских жен, Девок лапают. Так и надо вам, Сиволапые! Ты, мужик, прохвост! Сволочь, бестия! Отплати-кось нам За поместия. Отплати за то, Что ты вешал знать. Эй, в кнуты их всех, Растакую мать! х х х Ой ты, синяя сирень, Голубой палисад! На родимой стороне Никто жить не рад. Опустели огороды, Хаты брошены, Заливные луга Не покошены. И примят овес, И прибита рожь. — Где ж теперь, мужик, Ты приют найдешь? х х х Но сильней всего Те встревожены, Что ночьми не спят В куртках кожаных, Кто за бедный люд Жить и сгибнуть рад, Кто не хочет сдать Вольный Питер-град. х х х Там под Лиговом Страшный бой кипит. Питер траурный Без огней. Не спит. Миг — и вот сейчас Враг проломит все, И прощай мечта Городов и сел... Пот и кровь струит С лиц встревоженных. Бьют и бьют людей В куртах кожаных. Как снопы, лежат Трупы по полю. Кони в страхе ржут, В страхе топают. Но напор от нас Все сильней, сильней. Бьются восемь дней, Бьются девять дней... На десятый день Не сдержался враг... И пошел чесать По кустам в овраг. Наши взад им: Крой! Пушки бьют, палят... Ай да славный люд! Ай да Питер-град! х х х А за Белградом, Окол Харькова, Кровью ярь мужиков Перехаркана. Бедный люд в Москву Босиком бежит. И от стона, о от рева Вся земля дрожит. Ищут хлеба они, Просят милости, Ну и как же злобной воле Тут не вырасти? У околицы Гуляй-полевой Собиралися Буйны головы. Да как стали жечь, Как давай палить. У Деникина Аж живот болит. х х х Эх, песня, Песня! Есть ли что на свете Чудесней? Хоть под гусли тебя пой, Хоть под тальяночку. Не дадите ли бы мне, Хлопцы, Еще баночку? х х х Ах, яблочко, Цвета милого! Бьют Деникина, Бьют Корнилова. Цветочек мой, Цветик маковый. Ты скорей, адмирал, Отколчакивай. Там за степью гул, Там за степью гром, Каждый в битве защищает Свой отцовский дом. Курток кожаных Под Донцом не счесть. Видно, много в Петрограде Этой масти есть. х х х В белом стане вопль, В белом стане стон: Обступает наша рать Их со всех сторон. В белом стане крик, В белом стане бред. Как пожар стоит Золотой рассвет. И во всех кабаках Огни светятся... Завтра многие друг с другом Уж не встретятся. И все пьют за царя, За святую Русь, В ласках знатных шлюх Забывая грусть. х х х В красном стане храп, В красном стане смрад. Вонь портяночная От сапог солдат. Завтра, еле свет, Нужно снова в бой. Спи, корявый мой! Спи, хороший мой! Пусть вас золотом Свет зари кропит. В куртке кожаной Коммунар не спит. х х х На заре, заре В дождевой крутень Свистом ядерным Мы встречали день. Подымая вверх, Как тоску, глаза, В куртке кожаной Коммунар сказал: Братья, если здесь Одолеют нас, То октябрьский свет Навсегда погас. Будет крыть нас кнут, Будет крыть нас плеть, Всем весь век тогда В нищете корпеть. С горьким гневом рук, Утерев слезу, Ротный наш с тех слов Сапоги разул. Громко кашлянув, На, — сказал он мне, — Дома нет сапог, Передай жене. х х х На заре, заре В дождевой крутень Свистом ядерным Мы сушили день. Пуля входит в грудь, Как пчелы ужал. Наш отряд тогда Впереди бежал. За лощиной пруд, А за прудом лог. Коммунар ничком В землю носом лег. Мы вперед, вперед! Враг назад, назад! Мертвецы пусть так Под дождем лежат. Спите, храбрые, С отзвучавшим ртом! Мы придем вас всех Хоронить потом. х х х Вот и кончен бой, Машет красный флаг. Не жалея пят, Удирает враг. Удивленный тем, Что остался цел, Молча ротный наш Сапоги надел. И сказал: Жене Сапоги не враз, Я их сам теперь Износить горазд. х х х Вот и кончен бой, Тот, кто жив, тот рад. Ай да вольный люд! Ай да Питер-град От полуночи До синя утра Над Невой твоей Бродит тень Петра. Бродит тень Петра, Грозно хмурится На кумачный цвет В наших улицах. В берег бьет вода Пенной индевью... Корабли плывут Будто в Индию...