О свадьбы в дни военные! Обманчивый уют, слова неоткровенные о том, что не убьют… Дорогой зимней, снежною сквозь ветер, бьющий зло, лечу на свадьбу спешную в соседнее село. Походочкой расслабленной, с челочкой на лбу вхожу, плясун прославленный, в гудящую избу. Наряженный, взволнованный, среди друзей, родных сидит мобилизованный растерянный жених. Сидит с невестой Верою, а через пару дней шинель наденет серую, на фронт поедет в ней. Землей чужой, не местною, с винтовкою пойдет, под пулею немецкою, быть может, упадет… В стакане брага пенная, но пить ему невмочь. Быть может, ночь их первая — последняя их ночь. Глядит он опечаленно и — болью всей души — мне через стол отчаянно: «А ну давай пляши!» Забыли все о выпитом, все смотрят на меня, И вот иду я с вывертом, подковками звеня. То выдам дробь, то по полу носки проволоку. Свищу, в ладоши хлопаю, взлетаю к потолку. Висят на стенках лозунги, что Гитлеру — капут, а у невесты — слезоньки горючие текут. Уже я измочаленный, Уже едва дышу… «Пляши!» — кричат отчаянно, и я опять пляшу… Ступни как деревянные, когда вернусь домой, но с новой свадьбы пьяные являются за мной. Отпущен еле матерью, на свадьбы вновь гляжу и вновь у самой скатерти вприсядочку хожу. Невесте горько плачется. Стоят в слезах друзья. Мне страшно. Мне не пляшется. Но не плясать нельзя…