Хороним друга. Мокрый снег. Грязища. Полуторка ползет на тормозах. Никак правофланговый не отыщет песчинку в затуманенных глазах. Торжественная музыка Шопена. Нелютая карпатская зима. И люди покидают постепенно с распахнутыми окнами дома. И тянется по улицам колонна к окраине, до самого хребта. Лежит он, запеленатый в знамена. Откинуты в полуторке борта. А на полные вырыта могила, а на поляне громыхнул салют, а чья-то мать уже заголосила, а письма на Урал еще идут, а время невоенное. И даже не верится, что умер человек. Еще не раз стоять нам без фуражек — такой уже нелегкий этот век. Уходят горожане постепенно, и женщины, вздыхая, говорят: — Погиб герой! В бою погиб военный! Как им скажу, что не убит солдат, что трое суток в тихом лазарете он догорал, он угасал в ночи, ему глаза закрыли на рассвете бессонные, усталые врачи? Ну как скажу, — привыкли за три года, что умирают русские в бою. И не иначе! Грустная погода. Но запевалы вспомнили в строю о том, как пулеметные тачанки летали под обвалами свинца. И снова говорили горожанки: — Так провожают павшего бойца...