У пацанов свои порядки, и нам не ставили в вину, что мы играли, нет, не в прятки, а в беспощадную войну. Надев отцовские пилотки, набравши гильзы в котелки, мы — партизаны и пилоты, разведчики и моряки... А среди нас была девчонка, и славились на целый двор ее мальчишеская челка, ее мальчишеский задор. Вели мы в штаб ее, толкая, и говорили: «Не таи! А ну признайся, кто такая и кто родители твои?» И вдруг на наше приказанье, склонивши голову, она с остекленелыми глазами, внезапной строгости полна, сказала: «Папы нет... убили, а маму... немцы увели...» Впервые взрослыми мы были и ей ответить не могли. Так, озорные дети улиц, дыша бравадою одной, впервые мы с войной столкнулись, с большой, взаправдашней войной. Я знал войну не понаслышке, она не рядом, а во мне: стоят молчащие мальчишки немым проклятием войне.