На вышке
// Известия. 190 (8492)
Сначала мы спустились с парадной лестницы райсовета в полуподвальный этаж, прошли темными переходами мимо бомбоубежища и затем уже стали подниматься по широкой, когда-то роскошной лестнице ныне необитаемого «круглого корпуса» все выше и выше, мимо бывших стеклянных дверей и стен, в которых теперь почти не найти целого стекла. Поспевая за своим уверенно шагающим спутником, я успеваю прочесть надписи над окошечками: «Сберкасса», «Судебный исполнитель», «Справочное бюро» и всё время мелькавшее то тут, то там напоминание: «Кафетерий внизу»...
Все в этом разрушенном корпусе говорит о мирных, благодатных днях, когда председатель райсовета наверняка подолгу, с душою вникал во все детали устройства вот этого кафетерия, что был расположен внизу, смотрел эскизы мебели и стоек, утверждал ассортимент закусок, которыми торговал кафетерий, и затем не раз заходил проверить — чисты ли скатерти, доступны ли цены, хорошо ли организовано обслуживание посетителей...

Теперь только ящики с песком, лопаты и пожарные каски на лестницах, в коридорах говорят о том, что опустевший корпус не забыт, что у него есть преданные, храбрые хозяева.

По узкой винтовой лестнице мы поднимаемся на вышку, на маленькое деревянное сооружение, исцарапанное снарядными осколками. В блеске солнца, в радостных пятнах зелени перед глазами лежит весь район — славный район ленинградского «переднего края», Московская, застава.

Прямо перед нами, внизу, на широченном Международном проспекте следы только-что разобранной баррикады — здесь была проверка пропусков на фронт. По ту сторону баррикады и жилые дома, и прославленные заводы находились уже не на городском, а на военном фронте, среди дотов, артиллерийских батарей и замаскированных танков.

Сколько раз я проезжала через эту фронтовую заставу и по этой знакомой, любимой земле приходила на батарею, которая вела огонь по врагу, к танкистам, отдыхающим после боя, смотрела на учения особого отряда танкоистребителей...

И так волнующе радостно видеть теперь на тех знакомых местах штабеля брёвен и досок, люльки маляров, повисшие на высоте у полуразрушенного фасада... и огороды, бесконечные огороды на освобожденных, вспаханных снарядами полях. — Вон там, среди деревьев, видите белые здания? — Мой спутник показывает рукой на недалекую зеленую рощу с просвечивающими сквозь зелень белыми стенами. — Это больница Фореля, передний край... А вот тут, поближе, кладбище — здесь немцы высадили десант автоматчиков.

Как все это близко — рукой подать!

— Да, отсюда все видно. Во время обстрелов я раньше донесений сам видел, куда попали снаряды, что разрушено, где возник пожар.

— А вы часто бывали здесь?

— Да, обычно несколько раз в день. Каждый обстрел. Надо же было.

Мне легко представить себе этого немолодого человека в штатском костюме на вздрагивающем от близких разрывов балкончике во время обстрела, — это так привычно для Ленинграда времен его героической обороны. Тысячи, десятки тысяч людей провели в такой смертельной опасности много часов, из которых в итоге составится много недель и месяцев. Бойцы МПВО, пожарные, наблюдатели, корректировщики контрбатарейной стрельбы...

Но мой спутник не был ни бойцом МПВО, ни корректировщиком, ни наблюдателем. Ему полагалось по закону деловой целесообразности спускаться в убежище. На опасную вышку его вело чувство сложное и сильное.

В течение девятисот дней и ночей ленинградской обороны, в часы обстрелов на вышке стоял хозяин района, гневно наблюдавший, как варварски разрушается большое хозяйство района, с деловитой собранностью тут же обдумывающий и решающий, как уменьшить разрушения и жертвы, как помочь пострадавшим и как усилить сопротивление врагу, полный чувства хозяйской ответственности за огромную прекрасную часть великого города, называемую Московским районом.

И сегодня, в солнечный, ветреный летний день, то же чувство хозяйской ответственности владеет Аркадием Александровичем Филипповым. Только время другое, радостное, насыщенное созиданием. Только задачи иные — восстановительные, строительные, несущие множество хлопот, волнений, забот. Время иное, задачи иные, а суть ответственности та же; он — глава советской власти вот этого района. И, как представитель этой власти, он должен быть достоин её, он в любых условиях должен сделать все возможное для своих избирателей и управлять сложным, многообразным районным хозяйством рачительно, справедливо, умно, с перспективой.

То же чувство ответственности перед народом руководит председателем Совета, когда он сегодня бдительно проверяет каждый ордер на жилую площадь, в первую очередь заботясь о жилье для инвалидов войны и семей фронтовиков; когда он добивается того, чтобы отдел государственного обеспечения не забыл ни одной семьи военнослужащего, чтобы дети за лето хорошо поправились, чтобы сплотить и повести жителей района на благородный труд восстановления.

Я интересуюсь, скоро ли оживет круглый корпус, где раньше были сосредоточены все районные учреждения.

— Нет, только на будущий год, — с лёгким сожалением говорит Филиппов. — Учреждения пока потеснятся. Есть задачи поважней — жилые дома, предприятия, школы. Дома культуры имени Ильича и имени Капранова, магазины. В здании райсовета мы восстанавливаем нынче только зал на 1.000 человек для больших собраний.

В этом тоже хозяйская экономность, столь характерная для Ленинграда. Было бы естественно поддаться желанию привести в прежний вид в первую очередь деловой центр района. Но сейчас силы и средства сосредоточены на восстановлении предприятий и жилищ, на ремонте дорог, расширении сети магазинов, столовых, детских очагов и яслей, клубов и больниц. В этом году — точнее к 7 ноября — будет пущено паровое отопление во всех домах района, водопровод и канализация будут налажены во всех домах, будет отремонтировано и заселено 68 тысяч квадратных метров жилой площади. Программа напряженная, если учесть, что в нее не входит восстановление предприятий района, где объём работ очень велик.

Московский район первым принял на себя бомбовые и артиллерийские удары. Последние снаряды в январе — 1944 года тоже упали в Московском районе. В иной день за обстрел в районе падало по 600–700 снарядов. Нет ни одного дома, в который не попал бы хотя один снаряд, а есть дома, в которых попадания перевалили за два десятка. Убыток, нанесённый немцами хозяйству района, исчисляется в 332 млн. рублей. Жилищный фонд района насчитывал до войны 640 тыс. квадратных метров площади, из них разрушено полностью 205 тыс. квадратных метров, — тут уж восстанавливать нечего, надо расчищать площадку и строить заново. Остальные дома требуют крупного восстановительного ремонта.

— Не хватает стекла, — говорит Филиппов, пока мы спускаемся с вышки. — Промышленность стройматериалов ещё только разворачивается, а нужно нам всего много — от кирпича до гвоздей и шпингалетов. Организовали мы свои подсобные мастерские, производим в них строительный инструмент, гвозди, раствор, на заводе делают нам оконные и дверные рамы. Рабочих рук тоже нехватка. Но тут нам отлично помогают все трудящиеся района. Да что рассказывать — поедем, поглядите сами.

Он задерживает машину возле большого щита с рисунками.

— Видите, это наглядное обучение всех жителей района, как производить ремонтные работы.

В простых рисунках показано, как держать кисть, соколок, терку, как укладывать кирпич, и под каждым рисунком — короткая разъяснительная подпись.

Этот щит также характерен для Ленинграда лета 44-го года, как плакат, который можно увидеть и на улице, и в райсовете, и в школе: «Вниманию огородников». Не думайте, что там советы по уходу за овощами. Нет, на плакате — изображение всех видов мин, снарядов, бомб, и подписи объясняют, что нужно делать и как избежать опасности в случае, если найдешь такой неприятный придаток на своем огородном участке. Ведь большая часть огородных участков находится на местах, где еще полгода назад шли сражения... А размах огородничества в этом году небывалый.

Мы едем по улицам района, уже освобожденным от баррикад. К осени, когда на основных магистралях района будут окрашены все фасады домов, о прошедшей здесь войне будут напоминать только несколько провалов на местах разрушенных домов да оставленные кое-где на память доты, — они сейчас выглядят совсем мирно, заросли травой и неприхотливыми цветами. Доты должны обязательно сохраниться, как память о героической стойкости, как грозные реликвии, у которых с волнением и благодарностью остановятся потомки...

Мы останавливаемся у сильно поврежденного жилого дома.

Дом восстанавливается силами рабочих колбасного завода, работающих здесь вечерами и в выходные дни. В одном крыле дома квартиры уже почти закончены, работники тянут филенки и красят двери.

— Кто здесь работает?

— Котлетный цех.

— Есть среди вас специалисты строители ?

— Не было. А теперь есть.

Заходим в школу, расположенную неподалеку. Здесь Филиппова тоже все знают и он всех знает. Школа отремонтирована к учебному году полностью.

— Мы ведь весь ремонт своими силами сделали, — говорит директор школы Клавдия Николаевна Маркова, — сами белили, штукатурили, красили, сами и леса строили. Ничего, справились.

Только на лестнице под потолком страшно было работать... И с материалом сами выход находили. Аркадий Александрович подтвердит — ничего не просили.

Известь — стыдно признаться — на помойке откопали. Гвозди из дому приносили. А сделали.

— Это — не единичный случай, — рассказывает Филиппов, пока мы едем дальше. В больнице Коняшина врачи и сестры целый этаж сами отремонтировали.

Управдомы и дворники с помощью жильцов за полгода провели ремонт в своих домах стоимостью в миллион двести тысяч. На заводах рабочие сами восстанавливают разрушенные цехи. Да ещё нам помогают: вот видите эту школу — её электросиловцы ремонтируют после работы. А вот здесь вместо щелей и окопов будет бульвар со скамейками, цветником. Этим комсомольцы занялись, у каждой организации свой участок.

Мы идем по окраинным улицам района. Вот удивительно знакомый переулок. Широкий двор между домами, — да ведь здесь стояли танкисты! Вот тут был их штаб, а за тем холмиком стояли танки... А вот здесь жили артиллеристы, здесь стояла гаубичная батарея. А там, на вышке, был наблюдательный пункт. Я сразу вспоминаю название переулка, которое тогда по мудрому фронтовому правилу старалась забыть. Название не забывалось — так оно было странно в сочетании с гаубицами, огнем, смертью, — Благодатный!

Мы входим в дом, где был штаб танкистов. Пахнет клеем, смолой, свежими опилками. Квартиры ждут жильцов. А вот здесь уже живут. Кто въехал? Работница фабрики имени Крупской. Колышется занавеска на окне, сверкает белизной скатерть, в банке — цветы... Может быть, в этой стене, окрашенной в солнечный цвет, недавно зияла пробоина? Теперь не узнать. Закаленные, верные руки заделали пробоину, вернули дому свет и тепло. В дом входят люди, тоже закаленные в боях и в труде. Они располагаются здесь прочно, торжественно, с небывалой жаждой жить умно и красиво.

Он вправду станет благодатным — этот переулок!

Из окон верхнего этажа (может быть, именно здесь стояли еще недавно артиллеристы наблюдатели?) мы смотрим на широко развертывающуюся панораму района. Ветер колеблет стебли дыма, поднимающиеся к небу из заводских труб. Дымы радуют, как символы возрождающейся жизни. Но Филиппов видит больше, в лице его вспыхивает горделивая радость участника и руководителя грандиозного труда: — Глядите! Нет ни одного дома, где не копошились бы люди. Кто на крыше, кто по фасаду, кто внутри, — везде движение. Приезжайте через полгода — не узнаете района.

Кетлинская Вера Казимировна
Прозаик

Сценарист

* 11.05.1906 Севастополь, Таврическая губерния, Российская империя
23.04.1976 Ленинград
Русская советская писательница и сценаристка. Лауреат Сталинской премии третьей степени (1948). Член ВКП(б) с 1927 года.
В. К. Кетлинская родилась в семье морского артиллерийского офицера, поляка Казимира Филипповича Кетлинского, с 1917 года контр-адмирала и Главного начальника Мурманского укрепленного района и Мурманского отряда судов (Главнамура), фактически коменданта Мурманска. В 1918 году он был убит неизвестными.

Трудовую деятельность начала с 13 лет на заводе, с 1920 года на комсомольской и партийной работе. С 1923 года жила в Ленинграде. Работала в Госиздате. Член Коммунистической партии с 1927 года.

Первое литературное произведение — повесть «Натка Мичурина» (1929) — посвящено рабочей молодежи. Публиковалась также под псевдонимом Петров В. (Тринадцать октябрей. — М., 1930; История одного лагеря. — М.; Л., 1931).

В 1936 исключена из Союза писателей СССР, в 1939 году восстановлена.

Идеологически выдержанные произведения о строителях нового коммунистического общества получили признание со стороны партийного руководства.

В блокадном Ленинграде была на руководящих должностях идеологического фронта (с июня 1941 по июль 1942 — ответственный секретарь Ленинградского отделения СП СССР).

Наиболее известные произведения: «Мужество» — о строителях Комсомольска-на-Амуре, «В осаде» (1947) — о блокадном Ленинграде. В дотелевизионный период её произведения легли в основу радиоспектаклей, регулярная трансляция которых осуществлялась на всю страну и оказывала идеологическое влияние на население страны.