Война
Андрей Вознесенский
Вознесенский А. А.
С иными мирами связывая, глядят глазами отцов дети — широкоглазые перископы мертвецов.
Вознесенский Андрей Андреевич
Поэт
* 12.05.1933 Москва
01.06.2010 Москва
Родился в семье научного работника. В 1957 окончил Московский архитектурный институт. Первые стихи опубликовал в 1958. В 1960 вышли первые 2 сборника его стихов и поэм: «Парабола» — в Москве и «Мозаика» — во Владимире. Далее последовали «40 лирических отступлений из поэмы «Треугольная груша» (1962), «Антимиры» (1964), «Ахиллесово сердце» (1966), «Тень звука» (1970), «Взгляд» (1972), «Выпусти птицу!» (1974), «Дубовый лист виолончельный» (1975), «Витражных дел мастер» (1976), «Соблазн» (1979), «Безотчетное» (1981), «Прорабы духа» (1984), «Ров» (1987), «Аксиома самоиска» (1990), «Росая, Poesia» (1991) и др.

Вознесенский — один из лидеров молодой, «эстрадной» поэзии 1960-х, проникнутой духом новаторства и раскрепощения человека от власти устаревших, изживших себя идеологических, социально-общественных, моральных и эстетических догм. Той поэзии, которая буквально ворвалась на эстрады, трибуны, стадионы, призывая слушателей к обновлению жизни. Основные темы своей поэзии Вознесенский определил еще в «Параболической балладе»: «Сметая каноны, прогнозы, параграфы, / Несутся искусство, любовь и история — / По параболической траектории!» Знаменательно, что здесь на первое место молодой поэт поставил искусство, так как с ним будет связана главная тема всего его творчества — тема мастеров, «прорабов духа», своим творческим трудом преобразующих жизнь. В отличие от Евтушенко, поэзия которого обращена ко всем людям, Вознесенский обращается в основном к интеллектуалам, «физикам и лирикам», людям творческого труда, и первостепенное значение придает не социальной и нравственно-психологической проблематике, как Евтушенко, а художественным средствам и формам ее постижения и воплощения. С самого начала его излюбленным поэтическим средством становится гиперболическая метафора, родственная метафорам Маяковского и Пастернака, а основными жанрами — лирический монолог, баллада и драматическая поэма, из которых он строит и наиболее крупные жанровые сооружения — книги стихов и поэм.

Не случайно, конечно, что свою поэтическую вселенную Вознесенский начал созидать с поэмы «Мастера», где речь идет не только о семи древнерусских молодцах — строителях «крамольного храма», но и о «художниках всех времен». О себе поэт тогда же сказал: «Я той же артели, / Что семь мастеров. / Бушуйте в артериях, / Двадцать веков!» Примечательно, что «ваятели» В. одновременно и «воители», ибо: «Художник первородный — / Всегда трибун. / В нем дух переворота / И вечно — бунт». Позднее, когда «артель» мастеров в творчестве поэта стала расти, она включила в себя не только зодчих, скульпторов, живописцев, поэтов, актеров, музыкантов, но и общественно-исторических деятелей, революционеров. Скульптор из поэмы «Лонжюмо», работая над портретом Ленина (перед этим он изваял Верлена), восхищенно восклицает: «Символическая черта! / У поэтов и революционеров / одинаковые черепа!»

Судьбы мастеров, деятельно выявляющих сложную гармонию в больших и малых «антимирах», нередко трагедийны, но дух их творений бессмертен. Можно сказать, что в образах «воителей, ваятелей» воплотилось предвидение А.Блока, который еще в 1919 писал, что в движении истории «намечается новая роль личности, новая человеческая порода <...>, человек-артист; он, и только он, будет способен жадно жить и действовать в открывшейся эпохе вихрей и бурь, в которую неудержимо устремилось человечество» (Блок А. СС: в 8 т. М.; Л., 1962. Т.6. С.115).

Галерея мастеров дается Вознесенским в динамике, метафорически сопрягающей то, что разделено во времени и пространстве, связывающей в драматических контрапунктах национальное с интернациональным, интимно-личное с общенародным и общечеловеческим, природу с техникой, материальный мир с духовным, современность с прошлым и будущим. Сам поэт считает, что «XX век — век превращений, метаморфоз», и в качестве примера ссылается на Лорку и Пикассо, в творчестве которых «предметы роднятся, аукаются».

Среди «художников всех времен» Вознесенскоиу особенно близки зодчие, ваятели, живописцы (Микеланджело, Рублев, Рубенс, Гойя, Филонов, Шагал) и поэты, чье творчество в чем-то сродни изобразительному искусству (Данте, Маяковский, Пастернак, Хлебников, Лорка). Экспрессивная изобразительность характерна и для поэзии самого Вознесенского, но особенно отчетливо сказывается в ней архитектурное видение мира («архитекторы — в стихотворцы»). Есть, например, своя закономерность в том, что семь разделов книги «Витражных дел мастер» именуются «сколами», как в свое время семь глав поэмы «Мастера» сравнивались с семью главами «крамольного храма». Композиция поэтических книг и отдельных произведений Вознесенского строится чаще всего на принципах архитектоники, причем, создавая новые циклы и книги, новые «пристройки», поэт постоянно в особые разделы выделяет избранное из прежних произведений, которое дает представление о «здании» его поэзии в целом. Довольно рано, еще со сборника «40 лирических отступлений из поэмы «Треугольная груша», он начал вводить в поэтические книги свою лирическую прозу: небольшие заметки, статьи, очерки, эссе. В книге «Ров» из них образовалась довольно большая «пристройка», в которую вошли и обширные эссе «О», «Мне четырнадцать лет» (в основном о Б.Пастернаке), «Прорабы духа».

Являясь певцом стремительного движения и научно-технического прогресса, принадлежа к «громкой» поэзии, Вознесенский одним из первых ощутил острую потребность в «тишине» (это особенно сказалось в сборнике «Ахиллесово сердце»). Еще в 1964 он писал: «Тишины хочу, тишины... / Нервы, что ли, обожжены? / Тишины... / Чтобы тень от сосны, / Щекоча нас, перемешалась, / Холодящая словно шалость, / Вдоль спины, до мизинца ступни, / Тишины...» Тишина необходима поэту для общения с природой, для любви, для внутренней сосредоточенности и размышлений о жизни, для обретения чувства гармонии, она является альтернативой, противовесом центробежному движению века, его научно-техническому прогрессу и дисгармонии, вытряхивающим из человека живую душу. С такой тишиной связана и поэма о любви «Оза». Тема женственности вообще широко представлена в поэзии Вознесенского: «Свадьба», «Осень», «Сидишь беременная, бледная...», «Бьют женщину», «Противостояние очей», «Елена Сергеевна», «Песня Офелии», «Бьет женщина», «Монолог Мерлин Монро», «Лед-69», «Авось!» и т.д., причем раскрывается она чаще всего драматически. Героиня поэмы «Оза» работает на атомном циклотроне, и в этом качестве поэт зовет ее Зоей, а в любви она превращается для него в Озу, в своего рода Прекрасную Даму, в идеал женственности, без которого нет полноты восприятия красоты жизни и «величья бытия». Без любви к женщине и острого чувства природы «рушится человек», а «все прогрессы — реакционны». Поэма «Оза» подтверждает слова Достоевского о том, что красота призвана спасти мир.

В ситуациях «тишины» у Вознесенского, поэта преимущественно модернистского и авангардистского мировосприятия и стиля, обостряется «ностальгия по настоящему», подлинному, естественному, безыскусственному, традиционному, в т.ч. тяга к мастерам традиционного национального склада, таким, как Есенин, Твардовский, Шукшин, Ю.Казаков. Поэтическим олицетворением Великой Отечественной войны, всего русского, стал для него автор «Книги про бойца», выразительный портрет которого он нарисовал в стихотворении «Пел Твардовский в ночной Флоренции...».

Тема Великой Отечественной войны является одной из важных в творчестве Вознесенского, с ней связаны «Баллада 41-го года», позднее озаглавленная как «Баллада Керченской каменоломни», «Гойя», «Неизвестный — реквием в двух шагах, с эпилогом», «Доктор Осень» и другие произведения. Поэма «Ров» посвящена суду над гробокопателями, добывавшими золото и другие драгоценные вещи из захоронения 12 тысяч мирных жителей, главным образом евреев, расстрелянных во время войны фашистами неподалеку от Симферополя. Преступление алчных людей перед священной памятью о жертвах войны поэт рассматривает как величайший грех, ведущий к распаду связи времен, к разрыву духовно-нравственных связей между людьми, поколениями, эпохами.

Тема распада проходит через все творчество Вознесенского, но со временем смысл ее существенно изменяется: еспи в ранний период, в 1960-е, поэт говорил о распаде старых, отживших свой век форм жизни и искусства, мешавших рождению и утверждению нового, то в 1980–90-е речь уже идет о распаде бытийных, жизнестроительных духовно-нравственных ценностей (см., например, «Рапсодию распада»). Противоядием против бездуховности и варварства Вознесенский считает поэзию и искусство («Поэтарх»), подвижническую деятельность русских интеллигентов — «прорабов духа» — и возрождение христианских ценностей. Неохристианские мотивы в его творчестве становятся весьма существенными, начиная с поэмы «Андрей Полисадов» (1979), повествующей о жизни священнослужителя — прапрадеда поэта. С тех пор Вознесенский часто пишет о грехах, молитвах, покаянии. Начав как поэт языческого мировосприятия, он в зрелую пору приходит к пониманию значения христианской духовности в своей жизни и жизни др. людей, в деле воскресения духовно больной и разобщенной России.

Творчество Вознесенского по своему духу и художественной структуре глубоко драматично, зрелищно, театрально и сценично. На основе его произведений Ю.Любимов поставил в Театре на Таганке спектакль «Антимиры», Р.Гринберг в Ивановском молодежном театре поставила сценические композиции «Парабола» и «Мозаика», А.Рыбников написал рок-оперу «Юнона и Авось», а М.Захаров поставил ее в Театре им. Ленинского комсомола; Р.Щедрин — «Поэторию», А.Нилаев — ораторию «Мастера», В.Ярушин — рок-ораторию «Мастера».

В конце XX в. (1991–2000), раскрывая в основном тему распада в постсоветской России традиционных ценностей и идеалов, В. много экспериментирует в области художественной формы, широко использует поставангардистские поэтические средства, создает «изопы» и «видеомы», в которых стихи совмещаются с рисунками, фотографиями, шрифтовыми композициями, интернетскими знаками и символами (см. книгу: «www.девочка с пирсингом.ru: Стихи и чаты третьего тысячелетия». М., 2000), располагает текст в определенной форме, например, в форме креста (см. цикл «Распятие»), или, наоборот, беспорядочно рассыпает его, как горох, на не связанные друг с другом литеры (см. финал поэмы «Последние семь слов Христа»). Такие визуальные средства должны, очевидно, дополнить собственно словесно-образную поэзию, наглядно продемонстрировать идею распада всего и вся, однако фактически они больше затрудняют восприятие худож. текста, превращая его нередко в поэтический ребус, в демонстрацию распада поэтической формы. В молодые годы у Вознесенского, как и у других «громких» поэтов, была большая аудитория слушателей и читателей, а вот любителей разгадывать его поздние поставангардистские ребусы и эксперименты надо, вероятно, искать днем с огнем.

М. Ф. Пьяных
Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 404–407.