«В Васильеве всегда чувствовалась дворянская стать»

Владимир Анатольевич Карнюшин, филолог, педагог, кандидат филологических наук автор нескольких монографий по творчеству Бориса Васильева, был лично знаком и дружил с семьей писателя:

— Чем выше человек, тем он проще в общении. В этом я наглядно убедился после первой встречи с Борисом Васильевым. Это было в 1998 году. Я работал над диссертацией по творчеству писателя, и вот выдалась возможность встретиться лично. Первое впечатление было самым ярким. Дом Васильевых в Солнечногорске. Передо мной — живой классик, небожитель. Меня приводит к нему его супруга Зоря Альбертовна. Я сижу перед Борисом Львовичем, руки и ноги ватные, и не могу произнести ни слова от растерянности. В Васильеве всегда чувствовалась дворянская осанка, стать, порода. У него ведь действительно дворянские корни. С этим так необыкновенно контрастировала удивительная простота в общении — через 10 минут мы уже разговаривали так, словно были знакомы несколько лет.

Потом мы часто созванивались, я приезжал к ним в Солнечногорск. В гостях у Бориса Львовича всегда царила легкая теплая атмосфера, центром этой светлой теплоты была Зоря Альбертовна, ее нежная забота о муже и о каждом, кто входит в дом. Это замечали все гости Васильевых. Борис и Зоря были единым целым. Они прожили вместе 66 лет — поженились в 1946. В последние год-два Борис Львович был очень болен, но не прекращал работать. Помню, как я поднимался на второй этаж в его кабинет (это было примерно года полтора-два назад), Зоря Альбертовна просит не слишком утомлять супруга...

Мы старались не думать об этом, но когда ушла Зоря, дом стал невероятно пустым... Борис Львович очень тяжело переживал смерть любимой супруги, очень скучал... Верил ли он, что встретится с нею? Я не знаю. До конца жизни он был атеистом..

Скучал ли он по своей малой родине? Об этом расскажут его произведения, вот только некоторые из них: «Век необычайный», «Летят мои кони». Борис Васильев родился на Смоленщине, воевал здесь.Но после войны нечасто бывал на родине. В последний раз приезжал в Смоленск в 1994 году, выступал перед читателями в Ленинской библиотеке...

Цветы для классика

Автор:

Мне довелось лично общаться с Борисом Васильевым в 2004 году. Я проходила стажировку (первую стажировку в федеральной «КП» ), как говорят у нас — на Этаже. Про Бориса Львовича было известно, что с прессой он не встречается, что живут они с супругой очень уединенно.Поэтому было решено отправить на интервью меня, человека из региона, более того — землячку Васильева. 21 мая 2004 года Борису Львовичу исполнялось 80.

Утром накануне юбилея я поехала в Солнечногорск. Без звонка и предупреждения. Чтобы уж точно пустили, у меня была заготовлена легенда — еду прямиком из Смоленска, по заданию местной редакции, только с поезда. От страха и волнения я забыла купить в Москве цветы и вспомнила, что ломлюсь к классику, автору «А зори здесь тихие...» (!) без подарка, только когда шла по дороге к поселку. Был грибной дождь, солнце, сосны, и кусты дикого жасмина. Один из них я безжалостно обломала — чтоб были хоть какие-то цветы. Успокаивало то, что роскошных оранжерейных букетов, как меня предупреждали, Борис Львович не любит.

До сих пор немного стыдно за эту ложь, что я, мол, прямо из Смоленска... Скорее всего, меня пустили бы и так. Маленькая, стройная, и при этом какая-то уютная Заря Альбертовна открыла калитку, повела меня наверх, по деревянной лестнице, в кабинет с простой и скромной обстановкой. Деревянные стены. А вдруг нет? Мне почему-то запомнилось светлое дерево и солнечные лучи, пронизывающие весь дом. Под окнами цвел жасмин, садовый, с тяжелыми ветвями в крупных цветах, его аромат проникал повсюду.

Зоря Альбертовна взяла мой жасминовый веник, такой жалкий по сравнению с этой молочно-белой цветочной роскошью в их саду, и осторожно поставила в вазу, как будто это были какие-то прекрасные цветы.

Борис Львович работал за компьютером, техника в его кабинете казалась странным гостем из будущего. Разговаривать мы пошли на веранду — там Борис Львович курил.

Я помню, что мы говорили о книгах, о Смоленске, что была история о девочке, в которую писатель влюбился в школе. Он спрашивал о городе — современном, рассказывал о доме в Заднепровье, где жил до войны (дом в военные годы был полностью разрушен), о смоленских улицах, где гонял мальчишкой на велосипеде... Текст вышел только в бумажном варианте — сайта «КП» тогда не существовало в природе. Чудо, что сегодня мы нашли это интервью в старых подшивках!

Перечитала. Поняла, что сегодня писала бы об этой встрече совсем по-другому. Но оставляю текст таким, каким он получился в тот памятный майский день 2004 года.

Борис Васильев: В Смоленске я рухнул с велосипеда перед любимой девчонкой

За два дня до своего 80-летнего юбилея писатель дал эксклюзивное интервью корреспонденту «КП»

Попасть к Васильеву, казалось, нереально. Писатель сейчас уединенно живет в Подмосковье, на даче. Среди коллег ходят слухи, что с журналистами Борис Львович не общается: возраст плюс предпраздничные хлопоты и все такое. Я решила ехать без предварительного звонка — авось автор бессмертного «А зори здесь тихие...» не прогонит землячку. Час от Москвы до Солнечногорска на автобусе и еще полчаса на маршрутке — до санатория «Лесное». И через дождливый лес по тропинке. Вот и цель моего путешествия.

— Вы кого ищете? — по тропинке идет пожилая стройная женщина. Это Зоря Альбертовна, жена и муза писателя.

Комната писателя на втором этаже дачи, интерьер прост, первое, что вижу, робко ступая по домотканым половичкам, — Васильев за компьютером, прямая спина, чуть склоненная голова, волосы снежной седины.

Беседуем на втором этаже дачи, куда нас провожает Зоря Альбертовна.

«Меня ведут мои герои и жена Зоренька»

Василий Львович достает сигарету из пачки «Мальборо».

— У меня Смоленск появляется в тех вещах, которые я пишу. Под другими именами, но суть остается той же. Помните город Прославль в «И был вечер, и было утро» ? Прообраз — Смоленск.

— Образы героев у вас тоже рождаются из прошлого, из воспоминаний?

— Зачастую. Но иногда герой сам ведет писателя. Это как озарение. Бывает, напишешь и вдруг поймешь «не то», и вычеркиваешь все. Это значит герой тебя «поймал» и сам поведет дальше.

— Борис Львович, чье мнение о ваших книгах для вас особенно ценно?

— В первую очередь я делюсь своими замыслами с женой. Если Зоренька прочтет черновики и скажет «Боря, это не получилось», я эту вещь выбрасываю. Не переписываю никогда.

«Я был влюблен в девочку несуществующей национальности»

— В Смоленске вы родились и провели детство. Что из тех времен особенно врезалось в память?

- Очень уютный город. Вечером гулянья по улице Пушкина, доброжелательное население. Помнится, что незнакомые люди чуть ли не здоровались друг с другом за руку на этих прогулках. Множество народностей оседали в Смоленске вокруг крепости: евреи, цыгане, поляки. Недалеко от Блонье все мое детство воздушными змеями торговал китаец... Помню девочку-айсорку (не знаю, есть ли сейчас эта национальность или Сталин начисто придушил ее). Айсоры в то время всегда становились чистильщиками обуви, как татары — дворниками. Так вот, эта девочка была моей первой любовью. Темноволосая, смуглая с темными глазами...

— Как же звали даму вашего сердца?

- В том-то и дело, что имени я не помню, оно было странным для русского слуха. Мне было 11 лет, ей, наверно, 12, и я ужасно стеснялся с ней заговорить. Ничего о ней не знал, встречал в центре города. Однажды решил проехать перед ней на велосипеде боком (одна нога на педали, другая в воздухе) — произвести впечатление. И прямо на ее глазах шлепнулся на землю! Прошло время, я ее из виду потерял, и как сложилась судьба этой девочки, не знаю.

Французские романы помогали ходить в кино бесплатно

— Моя бабушка, влюбленная в чтение, устроилась билетершей в кинотеатр, — рассказывает Борис Львович. — и пока она углублялась в очередной французский роман, мы могли прошмыгнуть в зал бесплатно. В то время я безумно любил кинематограф.

— А к современному кино как относитесь?

— Многое нравится. Самое большое впечатление — фильм Звягинцева «Возвращение». Режиссер безумно талантливый. Очень жаль мальчика-актера, который после съемок утонул. Играл потрясающе, не играл, а жил в этом фильме. Дети переиграют любого профессионала, артисты даже боятся сниматься вместе с детьми.

Приехав на родину, я потерял голову

— В последний раз вы были на родине в 90-х годах. Что думаете о нынешней Смоленщине?

— Конечно, все изменилось. Дом, где я жил на Покровке, не сохранился. В той поездке я общался с руководством города, с общественностью. Напоследок меня прокатили в село Высокое — там было имение моего деда, где некоторое время я жил в детстве. Вспомнились добрые прокуренные его руки. Поутру дед седлал кобылку Светланку (в то время это было не женское имя, так звали рысаков). С дедом я ничего не боялся. Между прочим, он научил меня читать в четыре года, чтобы я с вопросами к нему не приставал. И вот я вновь в Высоком. Нет давно нашего тысячелетнего дуба, остались лишь аллеи, кирпич, да обломки ворот. Говорили, что я тогда «потерял голову», бегал по развалинам...

— А сам город не разочаровал?

— Раньше в Смоленске были две памятные улицы, которые нельзя было переименовывать. Варяжская в честь пути из варяг в греки. Почему она стала безликой Краснофлотской? И Резницкая (сейчас, кажется, Профсоюзная), там происходила расправа поляков с нашим мирным населением, кровь текла рекой... Хорошо, что сохранилось древнее название Блонье...

Мне пора возвращаться, и я благодарю и поздравляю Бориса Львовича, желаю ему крепкого здоровья и новых произведений.

— У меня очень много замыслов — каждый день работаю, — заверяет писатель. — но... не знаю, удастся ли еще раз побывать на родине — возраст все-таки. Так что передайте от меня смолянам низкий поклон.

(Интервью вышло в «КП — Смоленск» от 22 мая 2004 года)