Стихи о прорыве
Михаил Дудин
Михаил Дудин
Ракеты стремительный росчерк На миг осветил берега. И копоть у Марьиной рощи Покрыла седые снега. Сто залпов! Сто тысяч орудий! И вновь за налетом налет. Снаряд за снарядом нагрудил Зелеными глыбами лед. Поет огневая стихия. Минута к минуте. — Пора! И словно не мы, А Россия До звезд раскатила «ура». Ура! И подобно обвалу, Упавшему на берега, На смерть И бессмертную славу Пехота пошла на врага. Да где там пошла — Полетела! С обрыва скатилась на лед. Душа вылетала из тела, А тело Летело вперед. Мне каждый здесь друг И товарищ, Навеки веков побратим. Такого не сломишь, Не свалишь. Он грозен и неотвратим. Дана ему в жизни награда, Превыше высоких наград: Живая душа Ленинграда И сила твоя, Ленинград. Пускай мы с тобой по неделям Не ели И мерзли живьем. Мы счастье и горе не делим — Сейчас мы грядущим живем. И немцев В окопах с намета Стальные срезают стрижи. Метет в рукопашной пехота Гранатным огнем блиндажи. Застрял под лопаткой осколок, Царапнула пуля висок, Еще за последний поселок, В последний готовься бросок. И я не запомнил, Не знаю, Как после громов, неслышна, Прошла по переднему краю Усталой сестрой тишина. И первой победы отрада Сияла на лицах бойцов. Мы поняли: у Ленинграда Разорвано нами кольцо. Что больше не будет, не будет Железной стены баррикад, В торжественном праздничном гуде В тот день потонул Ленинград. Был берег разрыт и развален. Здесь корпус провел Симоняк. И снова над пеплом развалин Шумит низкорослый сосняк. Воронки от артподготовки. Глубины спокойных небес. И снова у Невской Дубровки Бессменно работает ГЭС. Сегодня орудья обрушат На город налет огневой. Живые и мертвые души Услышат салют над Невой. Раздвинется небо над нами В горячем кипенье ракет. На верность гвардейское знамя Армейский целует поэт.
1949
Добавил: Антон Ивакин
Дудин Михаил Александрович
Поэт
* 07.11.1916 дер. Клевнево Ивановской губ.
31.12.1993
Дудин рано остался сиротой. Грамоте научил его — по книге стихов Некрасова — дед. Дудин учился в школе крестьянской молодежи.

По окончании Ивановской текстильной фабрики-школы работал в молодежной газете. Сблизился с начинающими поэтами Владимиром Жуковым и Николаем Майоровым. Первая книга стихотворений Дудина «Ливень» (1940) вышла в Иванове (из лирики 1930-х в дальнейшем перепечатывал только стихи «Листопад», «Гроза», «Сначала только я заметил...», завершающееся дерзким вызовом: «Ты жив еще, подлец Мартынов. / Вставай к барьеру! Я иду!»).

Идеи родства, братства людей Земли, пронизывающие творчество Дудина, составлявшие смысл его общественной деятельности, всегда сочетались с глубоким самоощущением русского человека и поэта, с привязанностью к «родному очагу», «единственной родине» — ивановской земле (оттуда родом и традиционный русский стих Дудина). Как позывные нежной любви к отечеству в стихах звучат названия деревень Клевнево, Вязовское, имя речки — Молохта. Светла и благодарна память поэта о матери Елене Васильевне (поэма «Останется любовь», 1961; стих. «Вязовское», «После возвращения», оба — 1976; «Материнский крест», 1977; «По вечерам дрова горят в печурке...»).

В 1939 Дудин был призван в армию. Точкой отсчета поэтического пути считал тетрадь стихотворений «Жесткий снег» (зима 1939–40). Обожженные огнем тяжелых боев на Карельском перешейке во время финской кампании, эти стихи выбрал из потока почты и опубликовал в первых номерах «Звезды» за 1941 Н. С. Тихонов (чувство благодарности своему «крестному отцу» Дудин пронес через всю жизнь).

Дудин — участник героической обороны Ханко (подружился там с земляком художником Б. И. Пророковым, вместе работали в газете «Красный Гангут», соавторы письма «барону фон Маннергейму»). Участник обороны Ленинграда. Был принят в СП на фронте весной 1942. Во время войны вышли сборник стихов Дудина «Фляга», «Военная Нева» (оба — 1943), «Дорога гвардии», «Костер на перекрестке» (оба — 1944). В Москве П.Антокольский собрал произведения Дудина, печатавшиеся в «Комсомольской правде», и составил сб. «Стихи» (1943). Особенно широкую известность принесло Дудину стиховторение «Соловьи» (1942). Сердцу нужно было «сгореть» и вновь забиться над пеплом утрат, чтобы стихи о гибели товарища зазвучали песнью торжествующей жизни, чтобы лес и все мироздание заполнило томительное пение соловья («Я славлю смерть во имя нашей жизни, / О мертвых мы поговорим потом»). Дудин принес в поэзию романтическое воодушевление молодой, чистой натуры; война не огрубляла и не старила ее.

На войне в Дудине окрепло чувство поколения. Шеренгой поэта навсегда стали С.Орлов и Г.Суворов, С.Наровчатов и М.Луконин, А.Межиров и М.Максимов. С годами все чаще приходилось писать друзьям реквием, самый известный — он звучал и при прощании с Дудин — «Памяти Михаила Луконина» (1976): «...Идем, салютуя живущим / Разрывами наших сердец».

Война надолго «вошла в глаза» поэта, отозвалась в стихах и публицистике Дудина строгой, бессрочной Памятью (поэмы «Вчера была война», 1946; «Песня Вороньей горе», 1964; стихотворения «Наши песни спеты на войне», 1965; «Вдогонку уплывающей по Неве льдине», 1966; «Это память от зари до зари», 1975; «В День Победы», «Товарищам 1941 года», оба — 1986; очерки, посвященные фронтовому братству, гангутцам в книге «После притяжения», 1981 и 1984; повесть «Где наша не пропадала», 1967).

Вернувшись к мирной жизни, Дудин отдал щедрую дань лирическому созерцанию, наслаждению красотой природы, женщины, упоению тишиной (лирический цикл «Вологодское лето», другое название «Упрямое пространство», 1959, поэма «Четвертая зона», 1959, стихи в книге «Дерево для аиста», 1980, и др.). И все-таки доминантой поэзии Дудина 1950–70-х стала тревога: она меньше всего определяется приверженностью общеромантической традиции, это — чувство гражданское, не случайно тревоге в стихах и поэмах Дудина постоянно сопутствует память.

В 1960-е Дудин пишет поэмы «Песня Вороньей горе», «Песня моим комиссарам» обе — 1964), «Песня дальней дороге» 1965). Особенно примечательна последняя. Написанная через пять лет после «За далью — даль», поэма Дудина о путешествии к правде не повторяет А.Твардовского. События эпохи как бы проносятся за окнами «вечного» поезда, напоминая о величии века и о позоре фашизма. В калейдоскопе лиц, происшествий, свободном перемещении из настоящего в прошлое и обратно, из страны в страну, с материка на материк — своя логика, при всей импровизационности поэмы-песни. Поезд мчится мимо городов, чудес света, но миновать горе человеческое «бесплацкартный» пассажир (поэт) не может. Все здесь пронизано болью и тревогой за будущее Земли людей («Есть тоска о смертном часе / И для всех один рассвет. / Есть Земля. / И нет в запасе / У Земли других / планет»). Дальняя дорога у Дудина не столько географическое понятие, сколько состояние души, выражение беспокойного поиска истины.

Дудин — лирик в изначальном значении слова. «Книга лирики» (1986) — его главная книга, где и поэмы — части, звенья лирического монолога. В лирике Дудина узнаваемы натура, характер поэта, черты его личности, из которых важнейшая — дар общения. В книгах стихотворений «Дерево для аиста», «Ключ» (1983), «Полынь» (1985) немало дружеских посланий — подарков к праздникам, юбилеям, а чаще — писем по будним дням. Адресаты посланий — единомышленники, друзья: Кайсын Кулиев и Давид Кугультинов, Семен Гейченко и Владимир Жуков, Левон Мкртчян и Сильва Капутикян. Само послание у Дудин — малый прообраз человеческого братства «сыновей одной Земли, одной земной печали» (Письмо Кайсыну. 1971).

Дудин много послужил сближению разных народов, культур, литератур как переводчик (переводил с грузинского — Н.Бараташвили, с украинского — М.Бажана, И.Драча, с башкирского — М.Карима, с балкарского — К.Кулиева; среди переводческих открытий Дудина — писавшая по-шведски Эдит Седергран — «Возвращение домой», 1991). Характерно название книги избранных переводов Дудина — «Все вместе» (1980). Особой любовью Дудина была Армения: он переводил А.Исаакяна, Е.Чаренца, В.Терьяна, А.Сагияна; был первым русским поэтом, приехавшим в 1988 в Нагорный Карабах выразить сочувствие и солидарность народу Нагорного Карабаха, провозгласившего независимость; гонорар за издание книги посвящений, переводов, эссе, стихов «Земля обетованная» (Ереван, 1989) передал пострадавшим от землетрясения.

Дудин много издавался, не был обойден вниманием властей, имел высокие награды и звания. Но стихи Дудина, главным образом написанные в последние годы, разрушают стереотип удачника, баловня судьбы, любимца «системы». В чернобыльском цикле «Сегодня» (1986), в «Стихах из дневника Гамлета» (1984), книгах «Полынь», «Заканчивается двадцатый век...» (1989) волна романтических надежд, ожиданий, восторгов спала, обнажив на берегу лирики горькую соль раздумий о сущем; поэтическая речь, насыщенная, сжатая, зазвучала жестко, неукрашенно, задевая слух резкой прямотой правды, афористичностью невеселых откровений («Святая Правда есть, /Но что с нее возьмешь?.. / Власть — любит лесть, / А лесть — рождает ложь. / И нас с тобой / Опутало вранье. / И над земной судьбой / Кружится воронье», 1984). Не удивительно, что наиболее дорогие Дудину стихи второй половины 1970-х — начала 1980-х «Давид Кугультинов в Норильске», «Тихий вздох над Сибирью», «Слово о словах», «У могилы Неизвестного солдата» («...И тоска мою душу гнетет, / И осенние никнут растения, / И по мрамору листья метет/ Оскорбительный ветер забвения») и другие упорно не пропускала цензура.

На трудном переломе истории, в годы перестройки, Дудин заново нашел себя как поэт. Нелегкие раздумья о былом и нынешнем, разочарования, горькие прозрения искали выход не в митинговых обращениях, не в скороспелой публицистике на злобу дня, а в стихах выстраданных, отточенных. В циклах стихотворений «На повороте в завтра», «У вечернего огня» (оба — 1988), «Песни убегающей воде», «Десять открыток с берега беды» (оба — 1991), «После полуночи» (1992), «Одинокий дуб в чистом поле» (1993) талант поэта раскрылся в ипостаси трагической. Дудин тяжело пережил распад Советского Союза: «Я нищим стал: Все растерял по свету, — / Меня уже наполовину нету / ...Расторглась жизнь, распались времена...» («Моя молитва под новый 1992 год»). В душе поэта гудели колокола, «разбитые предчувствием крушенья». Гудели — и созывали помнить и про «вологодский конвой», и про «тревоги и страхи», и про «оскверненные хамом храмы». Образы времени в поздней лирике Дудина то жутки («там, где шумит базарная толпа / ...Немцу жулик ловкий / За доллары сбывает черепа / Моих друзей, убитых под Дубровкой»), то жалобны («Умирает солдат недужный, / Никому на земле не нужный»), то просветлены надеждой на «чудо живое любви», на мастерство и упорство народа.

Из названных циклов сложилась последняя книга Дудина «Дорогой крови по дороге к Богу» (1995). В ней голос честного, совестливого сына своего времени, который не отрекается от прошлого, требует: «Не распинай мой день вчерашний...», но берет на себя личную ответственность за все, что было в прошлом позорного, унизительного («...Со всеми вместе я орал «Ура!» / И до мозолей отбивал ладоши...»), не может смириться со своей ненужностью в настоящем («Я жить без веры не умею / И быть ненужным не могу»).

Поздняя лирика Дудина мужественна и печальна. Стихи окрашивает мотив прощания («Как много нам досталось. / Как мало нас осталось. / И с жизнью эта малость / Прощается теперь»).

Дудин не смог при жизни выпустить свою последнюю книгу. Между тем он надеялся ее изданием заработать средства на восстановление церкви в с. Вязовское Ивановской обл., возле которой похоронена его мать и где он сам хотел обрести (и обрел) «последнюю квартиру», — воля Дудина, выраженная в стихах «Вместо завещания» (1986) («Найдите мне место на этом погосте...»), была выполнена 6 янв. 1994.

Портрет Дудина довершает книга «Грешные рифмы» (1992), изданная благодаря помощи Санкт-Петербургского Комитета мира и согласия (Комитета защиты мира), где Дудин в течение двадцати лет был председателем. В этой книге собрано то, что сам поэт называл «мелким хулиганством», — ходившие в списках, известные с голоса присловья, строфы, частушки, эпиграммы, словом — «грешные рифмы». Острые, точные, веселые и горькие, на грани риска, они бьют по мишеням безнравственной политики, глупости, графоманства, мелочности, подлости, они социально и портретно выразительны («Я любил тебя, Маланья, / До партийного собранья. / Как открылись прения — / Изменились мнения»; «Лежит милая в постели, / А я лежу под койкою. / Как же мы достигнем цели / С этой перестройкою?»).

У Дудина было много общественных обязанностей, к которым он относился ответственно, неформально. Многим молодым литераторам помог войти в литературу, выпустить первые книги. Многим рядовым ленинградцам, будучи депутатом Верховного Совета РСФСР двух созывов, помог преодолеть бытовые неустройства, найти справедливость на работе, вернуть доброе имя. Вообще по натуре он был заступник. В своих делах, идеях, с которыми выступал, руководствовался истиной, что «без прошлого нет будущего», что подвиг соотечественников должен быть достойно увековечен и ни одно имя при этом не забыто. По инициативе Дудина вокруг Ленинграда был создан Зеленый пояс славы, в самом городе основан музей защитников Ханко. На гранитных и мраморных плитах города сохраняются его слова — стихотворные надписи по обеим сторонам входа на Пискаревское кладбище, эпитафии на братской могиле Серафимовского кладбища, на памятниках защитникам Ленинграда.

Банк Н. Б.
Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги: биобиблиографический словарь: в 3 т. — М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. — Том 1. с. 666–669.