Рассказываемая в полутемной крестьянской избе зимним вечером, когда за черными окнами бесновалась вьюга, сказка казалась особенно чудесной и невероятной. Может быть из хитрости, чтобы сказка была еще интереснее, добрая бабка Агриппина называла героя сказки Митенькой. Впрочем, в то время Дмитрия Ивановича в деревне никто Митенькой не называл. Звали его просто Митька. Но не все ли равно: Дмитрий, Митенька или Митька.
В сказке ее герой Митенька, после смерти матери, остался сиротой. Он ушел из дому от голода и нищеты в поисках счастья. Он шел дремучим лесом, без дорог, через снежные сугробы, в метели и морозную стужу. Он шел по звезде, которая ярко горела высоко в небе и звала, манила мальчика все вперед и вперед. Мальчику встречались хищные звери, и он смело вступал с ними в борьбу, пугая их палкой и силой своего взгляда. Он тонул в незамерзающих коварных болотах, но все-таки выбирался из них и продолжал путь. Его руки и ноги коченели от холода. Иногда он опускался от усталости на снег, но потом вскакивал, зная, что может замерзнуть. И еще много всевозможных трудностей перенес он в пути, пока этот путь не закончился. Звезда привела его уже сильного, волевого, возмужавшего в большой дом-дворец. И удивительнее всего то, что в этой сказке, в отличие от всех других сказок, во дворце не было ни царей, ни королей, ни князей. Во дворце собрались такие же как Митенька простые, сильные и мужественные люди, перенесшие в поисках своего счастья много горестей и страданий.
В представлении Дмитрия Ивановича тот дворец из сказки был похож на Большой академический театр, что стоит в Москве на площади Свердлова. Только не помнит Дмитрий Иванович, говорила ли бабка Агриппина о прекрасных конях, что вздыбились перед фронтоном театра.
Сказку бабки Агриппины Дмитрий Иванович, ныне знаменитый человек, народный артист, вспомнил мельком сейчас, сидя в солдатском клубе на концерте художественной самодеятельности. Он сидел в первом ряду, на почетном месте, рядом с генералом Дружининым, своим товарищем по гражданской войне.
Выступал хор, затем — струнный оркестр, плясуны и рассказчики. Дмитрий Иванович всем аплодировал, искренне радуясь успехам этих непрофессиональных актеров.
Наконец на сцену вышел ефрейтор Голубков, певец-солист, лучший запевала и гордость всей части. Дмитрий Иванович и генерал переглянулись.
— Он?
— Он, — утвердительно кивнул головой генерал.
* * *
Три дня назад генерал Дружинин вошел в свой кабинет, снял шинель и папаху и сел за стол. На столе лежали свежие газеты. Генерал развернул местную газету. Он внимательно прочитал передовую, просмотрел сообщения из различных городов и сел Советского Союза. Подумал, как всегда: «До чего много самых разнообразных больших событий происходит ежедневно в стране!» Сколько успехов и побед у советских людей! Высокая производительность, перевыполнение планов и норм, рекорды, закладка новых строек, новые изобретения, открытия, книги.
На четвертой странице в отделе объявлений бросилась в глаза большая рамка из тонких волнистых линий: «Гастроли народного артиста Д. И. Оленева».
Генерал дважды прочитал объявление. Воспоминания о давних событиях всколыхнулись где-то в глубине и заполнили сознание.
Оленев. Необыкновенную историю этого человека генерал хорошо знал.
Он был почти мальчиком, когда пришел в красноармейский отряд, где служил генерал, в то время еще рядовой боец. Он умолял принять его в отряд.
— А что ты у нас будешь делать? — спросил командир отряда.
— Воевать, — невозмутимо ответил Митя. — Бить беляков и всяких буржуев.
— А стрелять ты умеешь?
— Научусь.
— Ну, допустим, научишься. А еще что умеешь?
Митя задумался. Потом сказал:
— Все умею. Коней чистить, запрягать, седлать… И еще умею петь песни…
Командир засмеялся.
— Песни петь дело нетрудное.
— Смотря как петь, — сказал Митя.
— А ты по-особому умеешь?
— Послушайте.
Разговор происходил летом у опушки леса, где расположился отряд.
— Что же, — согласился командир отряда. — Сейчас отдых. Спой, у нас песни любят.
Митя запел сначала тихо, чуть смущаясь. Голос в самом деле у него был необыкновенный — чистый, уверенный и какой-то особенно задушевный. Трудно даже верилось, что это поет худенький юноша, одетый в старый-престарый пиджак, на котором даже многие заплаты уже превратились в лохмотья.
Постепенно песня наливалась силой. Она была свободная, могучая, как сама река Волга, о которой в ней пелось.
Услыхав песню, удивленные бойцы бросали свои дела и направлялись туда, где сидели командир отряда и Митя Оленев. Хороша была эта русская песня, и голос был незнакомый, чудодейственно привлекающий, серебряно-звонкой чистоты.
Вскоре десятки бойцов окружили певца. Словно очарованные стояли они и слушали.
Другая песня тоже была о Волге, о богатой русской зиме, о тройке в бубенцах, мчащейся по широкой замерзшей реке.
Так Митя остался в отряде и стал общим любимцем. Он оказался не только замечательным певцом, но и храбрым солдатом. И вскоре уже весь отряд знал его историю — историю мальчика из беднейшей крестьянской семьи, ставшего батраком у кулака. Тянуть бы и тянуть Мите нищенскую батрацкую лямку, но он узнал о Красной Армии и ушел от кулака.
В отряде все любили Митю, но никому и в голову не приходило, что он будет знаменитым на всю страну певцом. Было суровое время борьбы. Тогда больше думали о судьбе республики и как-то меньше думали о своей личной жизни. Если республика Советов будет защищена — значит, и все остальное наладится.
В одном из боев Митя Оленев был тяжело ранен, и ему пришлось расстаться с отрядом.
Много-много лет спустя Дружинин стал встречать фамилию своего товарища по отряду в газетах. Об Оленеве писали, как о талантливом певце. И Дружинин не сомневался, что артист Оленев и красноармеец Митя — один и тот же человек. А потом в Москве они встретились, боевые друзья, после концерта, на который Дружинин пришел специально ради Оленева.
Тогда Оленев был уже заслуженным артистом. И майор Дружинин подумал о чудесной, почти сказочной судьбе Мити. Нищенское детство, тяжелое батрачество, гражданская война, длительное лечение, консерватория, успехи первых выступлений и, наконец, опера и Большой академический театр.
— Твоя жизнь, как сказка, — сказал Дружинин.
Оленев улыбнулся другу и пропел:
— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…
Потом он произнес вдохновенно:
— Быть бы мне батраком, но не напрасно мы дрались за советскую власть!
Во время Отечественной войны друзья не встречались, хотя и Оленев часто выезжал с концертами на фронт, и Дружинину в Москве бывать приходилось.
А три дня назад генерал Дружинин из газеты узнал, что в город приехал певец Оленев. Генерал снял телефонную трубку и позвонил в гостиницу. А днем они уже вместе обедали, вспоминая минувшие дни.
После обеда, проезжая в машине по улице, они обогнали солдатский строй. Солдаты шли и пели.
— Твои? — любовно спросил артист.
— Мои, — улыбнулся генерал.
— Кажется, хорош запевала, — Оленев приоткрыл дверцу и прислушался.
Генерал приказал шоферу остановить машину.
— Узнаю по голосу, — сказал он, — Голубков…
— Хорош, — восторженно заметил Оленев. — Его стоит послушать.
— Есть славные ребята. Знаешь, Дмитрий Иванович, у нас послезавтра в клубе новогодний концерт. Самодеятельность. Может быть заедешь на часок. Все-таки солдатам лестно будет. А потом и Новый год у меня встретим.
— Что ж, это дело. Буду в ударе, и сам спою. Я когда солдатам пою, все свой отряд вспоминаю.
Старые друзья — генерал и народный артист — теперь сидели в солдатском клубе на концерте самодеятельности. Они слушали ефрейтора Голубкова.
— Все данные, — говорил Оленев. — После армии ему нужно учиться.
— Может быть попросим спеть про Волгу? — спросил генерал. — Помнишь, как тогда на поляне, в отряде…
И вот ефрейтор Голубков запел ту песню, какую более трех десятков лет назад пел бойцам отряда Митя Оленев. Песня была свободная, могучая, как сама река, о которой в ней пелось.
Оленев, Дружинин и солдаты шумно и долго аплодировали Голубкову.
Генерал поднялся и обратился к солдатам, сидящим в зале.
— Раз самодеятельность, значит, разрешите и мне выступить.
— Просим, просим! — солдаты снова захлопали.
И генерал, не поднимаясь на сцену, коротко рассказал чудесную историю батрака и рядового бойца гражданской войны Мити Оленева, ставшего народным артистом.
Зал шумел аплодисментами и восторженными приветственными выкриками, когда Оленев проходил на сцену. За сценой он крепко пожал руку ефрейтору Голубкову и дружески сказал:
— Будете после армии учиться. За вами — будущее!
Оленев спел несколько песен. Одна из них была старинная русская о Волге, о богатой русской зиме, о тройке в бубенцах, мчащейся по широкой замерзшей реке. Вторая песня тоже была о Волге, о великих чудесных сооружениях эпохи Сталина и коммунизма, сказочный свет которых еще ярче озарит жизнь.
Зал попрежнему шумел, аплодировал, когда народный артист спускался со сцены. Генерал благодарил его. И Оленев, весь в воспоминаниях и в мыслях о будущем, задумчиво произнес:
— Нет сказки, есть наша жизнь!
Как диво-дивное смотрела в разрисованные морозными узорами окна клуба величественная русская зима.
Приближались часы Нового года.