Разгром фашистской Германии был великим историческим событием XX века. В течение пяти лет вторая мировая война держала в напряжении все народы мира. Длительное противоборство двух мощных военных коалиций требовало поисков и эффективного использования всех их преимуществ, уже известных и новых возможностей. Война беспощадно развенчивала многие стереотипы, складывавшиеся в течение длительного времени, заставляла пересматривать традиционные стратегические предпочтения и установки. Даже не участвовавшие во II мировой войне государства вынуждены были осмысливать ее итоги и учитывать их в своей внутренней и внешней политике.

Победа сделала СССР одним из самых авторитетных государств мира. Это завоевание советского народа поставило много новых судьбоносных проблем. Необходимо было осмыслить, при какой стратегии внутреннего развития страны и в международной политике наша страна может удержать свое лидерство, укрепить свое влияние не только военной силой, но и своей созидательной внутренней политикой, поиском новых возможностей интенсивного развития всех областей общественной жизни.

Война и Победа оказали мощное влияние на политические представления и все духовные искания нашего народа. Они породили у огромной массы людей такую сосредоточенность, которая не останавливалась перед самыми острыми проблемами: почему в таких масштабах использовались волевые методы репрессий, насилия; кто несет ответственность за просчеты в ходе войны и т.д. Но, пожалуй, главные умонастроения тех лет сосредоточивались на проблеме: что нужно сделать, чтобы наиболее эффективно закрепить победу в интересах нашей страны и использовать ее для раскрытия всех преимуществ и возможностей нового общественного строя.

В этой статье будут рассмотрены три вопроса:

1. Национально-государственные итоги победы.

2. Поражение национально-государственной доктрины фашистской Германии.

3. Использование опыта фашистской Германии западными странами-победителями в послевоенные десятилетия.

1. Национально-государственные итоги победы

Несомненно, высшее политическое руководство страны во главе с И.В.Сталиным хорошо осознавало многие новые проблемы, порожденные войной и победой. Оно привлекало внимание к таким стратегическим решениям, которые бы работали на опережение во всех главных областях общественной жизни. В основу их разработки были положены все достижения предвоенного десятилетия, которые позволили одержать победу. Пожалуй, наиболее важными были следующие общегосударственные цели:

1. Продолжать интенсивное развитие самодостаточной экономической системы, никаким образом не зависимой от внешней экономической ситуации и политической конъюнктуры, от всякого рода финансово-экономических санкций, от спекулятивных грабежей монополий и банков, разбогатевших в годы II мировой войны. Эта цель требовала не только эффективного использования всех ресурсов, но и колоссального напряжения физических и духовных сил народа, волевой сосредоточенности, политического единства и самоограничений.

2. Продолжать развитие мощного промышленного потенциала, особенно в восточных районах страны, где сосредоточены главные ее природные ресурсы. Создание многоотраслевой экономики в суровых сибирских условиях, разведка, открытие, разработка месторождений угля, нефти, строительство электростанций были великим подвигом рабочих, крестьян, интеллигенции, управленческого аппарата. Его роль в победе, может быть, еще не вполне осознанна.

3. Совершенствовать плановую систему ведения народного хозяйства. Жесткая централизация принимаемых государственных решений позволяла экономно расходовать общественные средства на реализацию дорогостоящих проектов. Плановое регулирование распространялось на профессиональную подготовку и переподготовку миллионов рабочих, крестьян, интеллигенции, управленческого аппарата. Все это было огромным достижением той эпохи. Разработка планов требовала системного изучения социальных процессов. Без такого подхода трудно было обосновывать эффективные пути и методы решения общегосударственных целей. В науке возрастает интерес к методам системного изучения сложных социальных объектов.

Идея планового ведения народного хозяйства приобретала международное значение. Ее активно поддерживали многие видные ученые и политики в довоенное время и после победы.

4. Продолжать начатое в предвоенное десятилетие строительство экономических предпосылок социалистических преобразований. Без этого невозможно было развивать главные преимущества социалистической организации общества: бесплатной системы народного образования, здравоохранения, социального обеспечения, профессиональной подготовки, сети разнообразных просветительских и оздоровительных учреждений, расширение возможностей доступа трудящихся классов к образованию; приобщение миллионов людей к культурным достижениям остается стратегическим направлением в развитии социализма.

5. Интенсивное развитие науки, технологических и конструктивных разработок в оборонной промышленности и в других отраслях народного хозяйства становится приоритетной целью в послевоенные десятилетия. Соревнование двух главных общественно-политических систем в этой области приобретало стратегическое значение.

6. Концентрация духовных сил всех народов страны на поиски эффективных путей решения этих главных общегосударственных целей. В ходе войны была осознана созидательная роль мобилизационной готовности народа. Без нее трудно было закрепить и эффективно использовать результаты победы. Этой цели подчинены все послевоенные постановления ЦК КПСС по вопросам развития науки, культуры, идеологии. Она определяла характер острых дискуссий в те годы.

С реализацией этих главных государственно-политических целей связывалось обеспечение внешнеполитических условий для дальнейшего развития страны.

Однако очень важные проблемы не были подняты в послевоенные десятилетия или решались без серьезного исторического и теоретического обоснования. И это оказало большое влияние на развитие всех последующих событий в СССР. Прежде всего необходимо сказать, что ни в одном официальном документе не поднималась проблема национально-государственных итогов победы. Понятия «национально-государственные интересы», «национально-государственные итоги победы» так и не стали исходными в разработке стратегии социального развития страны и в формировании долгосрочной концепции ее безопасности.

Сейчас, много десятилетий спустя, это с трудом поддается объяснению. Руководство партии и государства, занявшее в годы войны 1941–1945 гг. глубоко патриотическую позицию, практически защищало национально-государственные интересы народов СССР, а вместе с этим и историческую Россию. После победы наша страна возвратила все территории, отторгнутые у нее в XX веке: Южный Сахалин, Бессарабию, Западные области Украины и Белоруссии. Народы страны были спасены от фашистского порабощения и истребления, а ее ресурсы — от разграбления.

Что же мешало осмыслению и подведению национально-государственных итогов победы? Пожалуй, решающая роль принадлежит в этом мощному влиянию «доктринерского наследия», которое активно навязывалось партии, государству и народам СССР многими руководителями «революционных преобразований» после Октября 1917. Они были наиболее влиятельной частью того «тонкого слоя», в руках которого сосредоточивалось управление всеми главными сферами общественной жизни страны после революции.

Уже в первой половине тридцатых годов началась серьезная критика этого наследия. Была осуждена концепция академика М.Н.Покровского, игнорировавшая многие существенные исторические факты в угоду принятой социологической схеме [1]. Замечания И.В.Сталина, С.М.Кирова и А.А.Жданова на учебник истории СССР открыли дискуссию о созидательных традициях в истории России, о научной методологии исторических исследований. Но это наследие все еще сохраняло свое мощное влияние в политике, идеологии, исторической науке, культуре, в народных комиссариатах иностранных дел, внешней торговли и в других ключевых ведомствах.

Наиболее важной частью такого наследия была стратегия развития мировой социалистической революции, политика создания мировой социалистической системы. Исходя из этой концепции СССР обязан был активно стимулировать пролетариат западных стран к организованным революционным выступлениям, так как без его помощи строительство социализма в СССР или обречено [10] на поражение, или неизбежно завершится «перерождением» нового общественного строя. Поэтому все ресурсы страны необходимо подчинить реализации такой стратегии. Всякие отступления от нее клеймились как предательство интересов мирового пролетариата, как пособничество империалистической буржуазии, политика «идиотического провинциализма» и т.д.

В годы гражданской войны все сколько-нибудь важные выступления руководителей партии и государства заканчивались лозунгом: «Да здравствует мировая социалистическая революция!». В 20-х гг. и в первую половину 30-х гг. этот призыв снимается. Теперь его облекают в форму наукообразных рассуждений. Но главные цели этой концепции надолго еще останутся важной частью идеологической работы партии. Особенно активно пропагандировалась идея, будто народы СССР долго будут в долгу перед пролетариатом стран Западной Европы, который проложит для них дорогу к светлому социалистическому будущему. Все подобные рассуждения вытекали из европоцентристской концепции, согласно которой только западные страны могли породить марксизм и его главные достижения — прежде всего идею диктатуры пролетариата и теорию научного социализма.

В таком наследии подвергались разрушительной критике любые попытки искать в истории самой России предпосылки укрепления и развития социализма. Главная атака велась на историческую Россию. Один из ведущих наркомов советского правительства А.В.Луначарский на съезде преподавателей истории в 1918 г. доказывал, что революция не нуждается в знаниях об историческом прошлом России; то, что будет построено в будущем, никак не связано с тем, что было в прошлом. Без исторических знаний народ легче расстается со своими прежними представлениями и идеалами [2].

Несомненно, здесь выражена одна из главных идей «доктринерского наследия». Луначарский и многие его сторонники считали, что строительство социализма требует революционной ломки сознания народа, его исторического опыта, традиций, представлений о роли духовной культуры. Отвергалась главная исторически формировавшаяся цель культурного и художественного творчества — искать, создавать такие образцы исторической, эмоциональной, нравственной, эстетической подлинности, которые объединяют, воспитывают нацию, формируют ее национально-государственные традиции, развивают ее самостоятельность во всех сферах общественной жизни. Мосты, соединяющие [11] социалистическую культуру с культурой исторической России, предлагалось сжечь навсегда. Под предлогом преодоления ложных идеалов насаждалась жесткая унификация в культуре народов страны. Использовались такие изощренные методы воздействия, которые делали историческую память миллионов людей короткой, неустойчивой, ненужной [3].

Всякое обращение к нашему историческому опыту объявлялось «почвенничеством», «патриархальщиной», восстановлением «консервативных традиций», мешающим строительству социализма.

Сейчас нельзя без отвращения читать статью о Сергее Есенине, написанную одним из руководящих деятелей партии Н.И.Бухариным. Она была опубликована в главной газете страны — в «Правде» (1927 г.). В ней неприятие творчества поэта сопровождалось грубой, бездоказательной критикой всего русского народа, его традиций и представлений.

В течение почти двух предвоенных десятилетий продолжалось развенчание национально-государственных интересов России, шельмование русского патриотизма. Дегероизация истории русского народа и других народов, совместно строивших Россию, приобрела циничный характер. Дошли до кощунственных утверждений, будто русский народ был главным строителем «тюрьмы народов», называемой Россией, и потому он не должен быть объединительной силой в строительстве социализма. Широко пропагандировалось утверждение, будто русский народ пользовался плодами империалистических завоеваний царского правительства и потому у него не должно быть своих собственных национально ориентированных государственных учреждений и общественных организаций. Его называли народом-»держимордой», который «велик только своими насилиями», народом-угнетателем и т.п. За все эти тяжелые преступления его необходимо поставить в неравное положение по сравнению с другими народами России. Такая карательная политика формулировалась от имени пролетарского интернационализма.

Вплоть до середины 30-х гг. подвергались резкой критике геополитические интересы исторической России. Из всех внешнеполитических документов довоенного времени надолго исчезло понятие «геополитических интересов» СССР. Вместе с этим ослабевало внимание к созданию долгосрочной системы его национально-государственной безопасности. Были опубликованы многие секретные документы российского дипломатического ведомства. [12]

Ни одно государство в мире не последовало такому примеру. Но это не остановило разносную критику опубликованных документов. Национально-государственным интересам страны был нанесен тяжелый удар; его последствия сказывались в течение многих десятилетий.

Политическим деятелям, принимавшим это решение, хорошо было известно, что такие документы во всех странах мира относятся к особо секретным, их разглашение карается самыми строгими наказаниями.

За внешнюю политику, исходя только из односторонне классовых интересов международного пролетариата, пришлось расплачиваться дорогой ценой в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Ни мировой пролетариат, ни пролетариат Германии не выступили в защиту СССР. Навязываемая доктринерами ориентация мешала пониманию стратегических союзников, а вместе с этим и решению сложных вопросов: какие дипломатические инициативы и маневры позволят достигать желаемых результатов с наименьшими потерями и создавать максимально благоприятные внешнеполитические условия для материального и духовного развития страны.

Ни одна страна в мире никогда не отказывалась от зашиты своих геополитических интересов. Они формируются исторически в ходе войн, отражения нашествий, возникновения и распада различных военно-политических коалиций. Эти интересы относятся к самой важной области жизнедеятельности народов — к самозащите, самосохранению, самоутверждению, к отстаиванию природно-географических условий их существования. Господствующие классы могут оказывать влияние на понимание и способы защиты этих интересов, но они не могут отменять их как главные интересы народа, государства, страны.

В геополитике, а тем более в геополитической стратегии последствия принимаемых решений неизбежно будут сказываться много лет спустя. Исправлять ошибки или наверстывать упущенное в этой области чрезвычайно трудно; здесь действуют многие неподконтрольные факторы. Геополитические интересы формируют у всех наций мощные инстинкты самосохранения, самозащиты, самоорганизации, а вместе с этим и разнообразные особенности этнической и культурной самоидентификации ее представителей. Политика, пренебрежительно игнорирующая такие факты, неизбежно терпит поражение. [13]

Геополитические национально-государственные интересы включают много долговременных факторов — исторических, этнических, географических, культурных, религиозных и т.д. Неспокойствие на границах государства может на длительное время отвлекать духовные и материальные силы народа, грозить ему конфликтами, длительными тяжбами, а иногда и потерей перспективы на добрососедское сотрудничество.

Долговременная стратегия защиты геополитических интересов основывается на учете исторически преемственных, устойчивых взаимных интересов различных стран. Здесь необходимо противодействовать многим опасным тенденциям и прежде всего возможному появлению на границах государства новых держав-гегемонов, которые заинтересованы в распространении своего активного политического, экономического, религиозного и культурного влияния на народы соседних стран. Следует отметить, что осмысление и разграничение геополитических национально-государственных интересов было большим достижением в истории международных отношений. Признание таких интересов вынуждало все страны сосредоточивать свое внимание на охране и использовании их собственных ресурсов, на обосновании их собственной стратегии безопасности и развития, на их национально-государственных перспективах среди других народов.

Ясная геополитическая ориентация, опирающаяся на политику государственной, экономической и культурно-исторической самостоятельности, всегда была мощным фактором формирования духовного облика народа, его военного опыта и сложного искусства дипломатических ведомств.

Внимание к проблемам геополитики и геополитической стратегии колоссально возросло после окончания II мировой войны. Во многих регионах мира обостряется борьба за энергетические ресурсы, особенно за нефть и нефтеносные территории. Контроль за добычей стратегически значимых ресурсов, за рынками их сбыта, за возможным их перераспределением при помощи силовых методов и разнообразных политико-экономических маневров превратились в главную область деятельности правительств многих стран. Обостряется проблема контроля за использованием невозобновляемых ресурсов.

Победа требовала глубокого изменения ранее сложившихся представлений о роли народа в современных войнах. Односторонне классовая концепция истории мешала осмыслению и этого национально-государственного итога победы. [14]

Великая Отечественная война 1941–1945 гг. велась не только вооруженными силами, но и народами СССР. В этой войне колоссально возросло количество людей, или людских ресурсов, которые создавали оружие, обеспечивали фронт продовольствием, одеждой, медикаментами, обслуживали транспортные потоки, связь, оказывали медицинскую помощь на полях сражений и в тылу и т.д. Усложнялся характер их осознанной «включенности» в развитие событий на фронте и в деятельность тыла. Изменялась глубина тыла, возрастали требования к его подготовленности за короткий срок осваивать новые технологии производства оружия, к его надежности, устойчивости, активности, организованности, мобильности. Народ становился мощной национально-государственной силой, которую ничем заменить нельзя: ни мудростью руководителей, ни стратегическим гением полководцев, ни организованностью партии, ни мужественными подвигами героев на полях сражений. Поэтому победа стала высшей формой нравственного и государственного единения всех слоев народа, осознавшим себя великой созидательной силой.

Победа требовала изменений многих распространенных представлений о роли тех предпосылок, которые делают народ единым, сильным, организованным, мобильным, подготовленным к борьбе с новыми возможными опасностями. И эта проблема не была поднята и осмыслена во всей глубине руководством партии и государства после победы.

Социальный опыт народов — хозяйственный, организационный, духовно-нравственный, военный — формируется исторически при решении главных национально-государственных задач. Они требуют участия всех слоев народа, а не только тех или иных классов. Пренебрежение историческим опытом их решения, а тем более сознательное его разрушение часто ведет к непоправимым последствиям. С народами, потерявшими этот опыт, можно проводить любые опасные эксперименты: подавлять его чувство национального достоинства, разделять, растлевать, терроризировать, натравливать одни поколения на другие, детей на отцов — и таким образом отвлекать его внимание от своих собственных национально-государственных интересов, от укрепления своих сил и возможностей среди других народов.

Главное в этом опыте — развитие, совершенствование самоорганизации народа. Такой опыт нельзя разрушать ни при каких реформах и революционных преобразованиях. Он образует иммунную основу жизнедеятельности народа в любой социальной [15] системе. Его невозможно сформировать по плану — в короткое время; не менее трудно включить в его осмысление все социальные группы народа.

Победа потребовала внимания к проблеме исторической роли государствообразующего народа в СССР. Как известно, в марксистско-ленинской социально-исторической концепции нет понятия — «государствообразующий народ». Понимание государства только как аппарата насилия в классовом обществе мешало изучению многих существенных фактов реального исторического процесса. В истории всех многонациональных стран тот или иной народ играл государствообразующую роль. И не всегда такая роль формировалась в результате завоеваний или навязывания неравноправных национальных отношений. Так было в истории России. Ее территории много раз подвергались опустошительным нашествиям — и с Запада, и с Востока, и с Юга. В отличие от многих тяжелых войн на территории стран Западной Европы, где сталкивались в основном единоверцы, нашествия на русские земли совершали иноверцы. Опустошительные набеги приносили смерть, разграбления, разорения, пленение, рабство, обесчещивание женщин. Они разрушали опыт самоорганизации народа. Тяжелое, унизительное татаро-монгольское иго длилось 250 лет. Ни дипломатия, ни услужливое подчинение врагам не могли обеспечить ни безопасность, ни жизнь покоренных народов.

Жестоким часто повторяющимся набегам можно было противопоставить только государственную, хорошо организованную силу. Русский народ в тех исторических условиях и становится государствообразующим народом. Он был главной военной силой, противостоящей жестоким нашествиям. Здесь нет возможности углубляться в анализ конкретных исторических условий процесса формирования этой его роли. Отметим три его наиболее существенные особенности: а) большинство народов принимало тогда российское подданство и вступало в союз с русским народом добровольно [4]; б) сам русский народ не получал от такого присоединения никаких привилегий ни в одной сфере общественной жизни, напротив, его тяготы от этого часто возрастали; в) ни один народ после присоединения к государству российскому не исчез с лица земли: все сохранили свой язык, обычаи, традиции, культуру, территорию обитания.

Поэтому государствообразующую роль русского народа никоим образом нельзя свести только к функции классового подавления. Она исторически складывалась на основе общих геополитических [16] и геостратегических интересов многих народов России. Для их защиты и формировалась государственная сила, государственная стратегия, объединительная государственная идеология. Государствообразующая роль русского народа не противостояла главным историческим интересам других народов России.

В «доктринерском наследии» игнорируются эти факты. Все сводится к политике и идеологии «великодержавного шовинизма». В действительности государствообразующая роль русского народа не породила что-либо похожее на колониальную идеологию, которая в странах Западной Европы освящала и оправдывала их жестокие насильственные завоевания в Африке, Азии, Америке. В истории России не могли появиться, а тем более пропагандироваться идеи резервации, колониального паразитизма, унижения, грабежа и истребления других народов.

После Октябрьской революции доктринерами навязывалась политика изоляции русского народа от народов национальных окраин. Развенчивалась его ответственность за судьбу исторического Отечества. Провозглашалась равная ответственность всех народов, исходя из их прав на самоопределение и самооборону. Такие лозунги игнорировали их обязанности в защите исторического Отечества, которое они создавали вместе с русским народом.

Эта политика породила много тяжелых последствий уже в годы гражданской войны и нашествия Антанты. Она серьезно ослабляла сопротивление внешним вторжениям. Острые классовые противоречия часто осложнялись искусственно провоцируемыми национальными конфликтами, которые при другой — объединительной — национально-государственной политике могли и не возникать или, по крайней мере, не играть такой разрушительной роли.

Противопоставление национально-государственных интересов русского народа и других народов России продолжалось до середины 30-х гг., а во многом — и позже. Исконно русские территории без какого-либо учета мнений и желаний населявших их граждан передавались Эстонии, Казахстану. Раздача русских территорий продолжалась и после победы (передача части Ставропольского края Чечне, Крыма — Украине и т.д.). Такая политика искусственно порождала новые очаги национальных конфликтов.

С «доктринерским наследием» связаны крайне односторонние антиисторические представления о «национальной гордости великороссов», а вместе с этим и других народов России. Какую бы важную роль ни сыграло появление на исторической арене революционеров из русского рабочего класса, этим национальная [17] гордость великороссов далеко не исчерпывается. Нельзя ее сводить и только к тому, что русский народ создал «великий и могучий язык». Из такого понимания национальной гордости великороссов выпадают их многие исторические заслуги. Русский народ, а вместе с ним другие народы, особенно украинцы и белорусы, ценой неисчислимых жертв задержали, а затем и разгромили татаро-монгольское нашествие. Наши колоссальные усилия спасли страны Западной Европы от разграбления и разрушения.

Русский народ, совместно с другими народами исторической России, освоил в чрезвычайно трудных природно-климатических условиях огромные территории, сделав их пригодными для хозяйственного использования.

«Доктринерское наследие» мешало и до сих пор мешает объективной оценке великого вклада русского народа в развитие духовной культуры человечества, в прогресс науки, техники, технологических достижений и разработок.

Огромная опасность «доктринерского наследия» особенно остро стала осознаваться после нападения фашистской Германии на нашу страну в июне 1941 г. Великая Отечественная война показала, что лозунгов дружбы народов и их равных прав на самоопределение недостаточно для укрепления такого многонационального государства, как СССР. Нужно учитывать их реальные экономические, научно-технологические возможности народов, их военно-исторический опыт, духовные традиции в решении национально-государственных задач.

Тяжелые отступления летом и осенью 1941 г. потребовали коренного пересмотра не только опыта гражданской войны, но и доктринерского отрицания государствообразующей роли русского народа в истории России. Стало ясно, что без обращения к его силе, ответственности, военно-историческому опыту, организационным возможностям — мощное фашистское нашествие остановить нельзя. Необходимо было объединять все народы СССР вокруг русского народа, опираться на его многовековой опыт ведения отечественных войн. Это нужно было и потому, что в той войне решалась историческая судьба и самого русского народа.

Сейчас, много десятилетий спустя после окончания той великой войны, некоторые патриотически настроенные политики и деятели культуры считают, что тост И.В.Сталина в честь русского народа (май 1945 г.) положил начало исправлению прежних ошибок и несправедливостей по отношению к самому большому народу. Может быть и так. Но, к сожалению, после него никакой [18] программы восстановления его равноправия с другими народами СССР не было предложено. Он, как и раньше, оставался главным донором (вместе с украинцами и белорусами) бюджетов других народов и республик. Его исконные территории Нечерноземья, где можно получать устойчивые урожаи сельскохозяйственных культур и заниматься животноводством, постепенно приходили в запустение. Разрабатывались планы экономически опасных и дорогостоящих «перебросок» части стока северных рек на юг. Если судить по делам, то никакого изменения в положении русского народа после того тоста не произошло.

Подведение национально-государственных итогов победы требовало принципиального изменения отношений коммунистической партии и советского государства к религии. Может быть, в отношении к религии «доктринерское наследие» играло особенно опасную роль. Его представители приложили много усилий для обоснования политических репрессий против служителей церкви. Их наукообразные рассуждения сводились к главной цели — научить людей «переводить» идейно-теоретические, философские, нравственно-эстетические разногласия на язык репрессивной антирелигиозной политики.

Уже в годы гражданской войны такая политика мешала искать союзников в крестьянстве, интеллигенции, в офицерском корпусе. Не позволяла она расширять социальную базу и в строительстве нового общества, препятствовала собиранию народных сил перед нападением фашистской Германии. Это была крайне опасная разрушительная политика. Она не только оплевывала убеждения значительной части народа, но и игнорировала, развенчивала религиозное народное неприятие всех форм праздного, паразитического образа жизни, ростовщичества, наживы, накопительства, корыстолюбия, бесстыдства, предательства — как неких главных идеалов и целей в жизни отдельных людей и народа в целом.

Русская православная церковь требует не соучаствовать в беззакониях. Такая социальная позиция могла бы содействовать реализации главного лозунга социализма: уничтожить эксплуатацию человека человеком. Она никогда не проповедовала насилия над другими народами и конфессиями. Именно поэтому в истории многоконфессиональной России никогда не было религиозных войн.

Православие, его самые глубокие мыслители и самые честные его служители требовали следовать христианским заповедям во всех сферах общественной жизни и прежде всего в государственно-политическом [19] руководстве. Для него неприемлемо политиканство в отношении к народу, к его истории, к духовным истокам его нравственности и культуры.

Русская православная церковь всегда возвышала внутреннее духовное развитие человека как источник нравственного роста народа. В ее традиции — отвергать всякого рода самозванных судей и златоустов. Она высоко ценит победы человеческого духа над грехом, малодушием и многими другими слабостями людей. Православие связывает их не только с божественной любовью, но и с развитием духовных сил и нравственных побуждений самого человека. Такие победы духа ни в чем не противостоят служению Отечеству и защите его национально-государственных интересов. Православие всегда прославляло «воителей за добро и справедливость».

Репрессивная антирелигиозная политика привела к уничтожению уникальных храмов, которые были гордостью культуры России. Во многих из них были собраны и длительное время сберегались уникальные культурные ценности. Они были центрами исторической памяти народа. Преступлением было уничтожение памятников на Бородинском поле и храма Христа Спасителя, построенных прежде всего на народные пожертвования в честь победы над наполеоновским нашествием «двунадесяти языков». Уничтожались, замазывались уникальные художественные росписи на стенах многих церквей. Многие храмы были превращены в конюшни, склады, отхожие места или разрушены варварскими способами.

В годы нашествия фашистской Германии руководство СССР отвергло эту опасную доктринерскую политику. Все исторические конфессии СССР включились в борьбу против опасного врага. Велики заслуги русской православной церкви в собирании национально-государственных сил, в побуждении воинов к мужественным подвигам на поле боя, к подвижническому служению Отечеству.

После смерти И.В.Сталина (1953 г.) руководство страны во главе с Н.С. Хрущевым возвратилось к жесткой антирелигиозной политике. И объясняется это не только доктринерской идеологией многих представителей этой правящей группы, а прежде всего тем, что изменение отношения к религии в годы войны не получило теоретического обоснования как стратегическое направление всех патриотических сил в закреплении национально-государственных итогов победы. [20]

Отрицание национально-государственных интересов или, по крайней мере, резкое сужение сфер социальной жизни, в которых они принимались в расчет, не прошло бесследно. Были расшатаны богатые исторические традиции самоуправления и самоорганизации народов. Оказались не нужными глубокие дореволюционные исследования в области артельной организации труда, судопроизводства, юриспруденции. Все это крайне отрицательно сказалось на подготовленности народов СССР к войне с фашистской Германией. Особенно опасным было длительное принижение исторической роли русского народа, противопоставление его интересов интересам других народов России, отстранение его представителей от многих сфер управления и формирования политики и идеологии.

Подведение национально-государственных итогов победы позволило бы преодолеть сознательно насаждавшуюся разъединенность русской нации и коварные методы противопоставления народов, совместно строивших историческую Россию как свое Отечество.

2. Поражение национально-государственной доктрины фашистской Германии

Осмысление национально-государственных итогов победы приобретало большое международное значение. Необходимо было обосновать такие стратегические инициативы, которые будут способствовать укреплению авторитета СССР, сделавшего главный вклад в разгром фашистской Германии. Несомненно, эти инициативы были связаны прежде всего с объективным изучением социальной природы германского фашизма и причин его поражения. Здесь необходимо было не только более глубокое понимание поверженного врага, — нужны были знания о том, с каким противником, с какими социальными процессами, действиями, аргументами наша страна может столкнуться после победы. Однако изучение германского фашизма после победы так и не стало стратегическим направлением ни в политике, ни в идеологии, ни в исторических науках.

Здесь вставали, по крайней мере, три главных проблемы:

а) какие стратегические цели преследовало фашистское нашествие на СССР в июне 1941 г.;

б) каковы главные особенности германского фашизма как социально-политической и национально-государственной доктрины; [21]

в) что из политики, идеологического и организационного опыта фашистской Германии может быть принято и использовано западными странами-победителями в послевоенных условиях.

А). Перед войной и в первые полгода тяжелых боев господствовало коминтерновское понимание германского фашизма как открытой террористической диктатуры крупного монополистического капитала, принявшего на вооружение идеологию агрессии и расизма. Это была односторонне классовая доктринерская концепция. Она основывалась не на кропотливом изучении фактов, а была логическим продолжением распространенных взглядов на природу государства, классов и классовое борьбы.

Представления о противнике, исходя только из той или иной сложившейся доктрины, часто игнорируют новые факты, мешают изучению его главных особенностей, стратегических целей и возможностей. Они могут порождать просчеты, жертвы и трудности, которые при другом его понимании были бы сведены до минимума. Никакая доктрина не может освобождать от кропотливого изучения новых фактов{1}.

Исходя из коминтерновской концепции германского фашизма, Красная армия столкнется с обманутыми «братьями по классу» — рабочими и крестьянами. При нашей обдуманной пропаганде [22] они скоро поймут свою ошибку и перестанут воевать против первой страны социализма. К тому же Красную армию готовили к боевым действиям «на чужой территории», что значительно расширяло возможности классового воспитания обманутых солдат.

Но уже первые недели войны показали, что это было нашествие наглых, циничных, убежденных, беспощадных завоевателей, которых надо не переубеждать, а уничтожать. Потребовалось почти полгода тяжелых отступлений, чтобы принять лозунг — «Убей его!», брошенный в знаменитом стихотворении К. Симонова. Поведение немецких солдат никак не согласовывалось с концепцией пролетарского интернационализма и классовой солидарности трудящихся всех стран.

Пришлось перестраиваться в условиях тяжелого отступления. Нужна была духовная переориентация значительной части партии и народа. Фронтовому поколению противостояла хорошо подготовленная, оснащенная новейшим вооружением армия завоевателей. Коминтерновское понимание германского фашизма никак не способствовало подготовке коммунистической партии, советского народа и Красной армии к войне с реальной Германией, к возможным оборонительным военным действиям. Новое понимание германского фашизма формировалось под воздействием событий на фронте.

Вставала новая, очень сложная задача: перестать искать классовых союзников внутри фашистской Германии, — необходимо было мобилизовать в короткий срок все резервы страны на новую Отечественную войну. Нужна была национально-государственная идеология, собирающая все социальные группы и народы СССР в единую силу с единой общенациональной стратегией.

Во многих книгах довоенного времени и после победы не было обоснованного, документально подтвержденного понимания главных целей нашествия фашистской Германии на СССР. Многократно тиражировался простой ответ: она вторглась, чтобы уничтожить социализм в СССР. Даже авторы, специально изучавшие материалы «Плана Барбароссы» и плана «Ост», не отступали от этого истолкования целей фашистского нашествия. Так, например, Л.Безыменский в своей интересной книге «Особая папка «Барбароссы» [5] никаких других целей вторжения специально не рассматривает. Из его изучения этих документов можно сделать вывод, что их вообще и не было.

Однако дело здесь не только в той или иной расстановке акцентов. Решение этой проблемы имеет глубокий смысл. Без обоснованного, документально подтвержденного понимания целей [23] этого нашествия трудно объяснять и объективно оценивать поведение огромных масс людей, политических руководителей, солдат, офицеров и генералов — как в СССР, так и в фашистской Германии [6]. Документальное изучение целей этого вторжения позволяет отмести всякое прагматическое политиканство в понимании природы германского фашизма.

Цели фашистского нашествия на СССР излагаются в особо секретном документе, который получил кодовое название «Барбаросса». Более подробно они рассматриваются на закрытых обсуждениях плана «Ост», а также директивах командующих немецкими войсками на Восточном фронте. Вот что писал в своих замечаниях и предложениях по плану «Ост» начальник отдела колонизации 1-го главного политического управления Министерства по делам оккупированных восточных областей Э. Ветцель: «Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Достижение этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Дело заключается скорее всего в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их». И далее: «Прежде всего надо предусмотреть разделение территории, населяемой русскими, на различные политические районы с собственными органами управления, чтобы обеспечить в каждом из них обособленное национальное развитие». «Нет сомнения в том, что административное дробление русской территории и планомерное обособление отдельных областей является одним из средств борьбы с усилением русского народа» [7].

Стратегическая цель фашистской Германии была в том, чтобы «органически выкроить из огромной территории Советского Союза государственные образования и восстановить их против Москвы, освободив тем самым Германскую империю на будущие века от восточной угрозы» [8].

Поэтому фашистское вторжение сопровождалось таким истребительным «прореживанием» русского народа, после которого он никогда уже не смог бы подняться к самостоятельному историческому развитию. Ветцель так формулирует эту цель: «Важно, чтобы на русской территории население в своем большинстве состояло из людей примитивного полуевропейского типа. Оно не доставит много забот для германского руководства». «Целью немецкой политики по отношению к населению на русской территории будет являться доведение рождаемости русских до более низкого уровня, чем у немцев. То же самое относится, между прочим, к чрезвычайно плодовитым народам Кавказа, а в будущем [24] частично и к Украине» [9]. Такая политика планомерно и беспощадно проводилась в ходе войны. Как свидетельствовал на Нюрнбергском процессе генерал полиции Е.Бах-Зелевский, предполагалось истребить 30 млн. славян [10].

Ветцель утверждал, что «для немцев важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе» [11]. Гитлеровские идеологи твердили, что на сильную Россию опирались антигерманские действия многих европейских народов в течение трех последних столетий.

Ослабление и ликвидация русского народа проводились не только путем планомерного физического истребления под разными предлогами (как борьбы против партизан, против неповиновения, попыток приобретать оружие, саботажа, диверсий и т.д.), но и при помощи планомерных депортаций. Предполагалось переселить миллионы русских людей вглубь Сибири. «Несомненно, — говорил А.Розенберг, — что необходимо будет провести очень большую эвакуацию и для русских предстоят очень тяжелые годы» [12].

Такие непрерывные депортации должны были привести к дезорганизации всей общественной жизни миллионов русских людей, подорвать их исторические корни, экономические связи, нравственные и культурные традиции, вызвать хаос, взаимное озлобление, отчуждение, разобщенность, а в конце концов и окончательное физическое вымирание народа.

Ликвидации русского народа служили все формы жестокого организованного насилия на захваченных территориях. Немецких солдат и офицеров убеждали, что Германия не заинтересована в сохранении русского населения и что человеческая жизнь в захваченных районах не имеет никакой цены. Фашистские инструкции оккупационным властям требовали, чтобы заранее пресекались любые тенденции повышения жизненного уровня русского народа. Г.Геринг в одной из директив писал: «Совершенно неуместна точка зрения, будто оккупированные области должны быть возможно скорее приведены в порядок, а экономика их восстановлена» [13]. В эксплуатации завоеванных народов и в использовании дешевой рабочей силы не признавались никакие ограничения, — в этом немцам нужны твердость и последовательность.

Существенной частью планов разрушения государственности русского народа были ликвидация системы высшего образования и запрещение на ведение каких — либо научно-исследовательских [25] работ. Русским предоставили право только на начальное образование, да и то лишь потому, что без него было затруднено управление на оккупированных территориях. Германия диктовала свои права на судопроизводство, на выпуск газет и журналов, на организацию радиовещания и создание кинофильмов.

Существенной частью германской оккупационной политики становится духовный террор. Фашистское руководство рассматривало его как главное направление в подчинении, ослаблении и деморализации всех побежденных народов, особенно русского как самого большого и активно сопротивляющегося нашествию. Оккупационный режим подавлял его духовные традиции, развенчивал его социальный и военный опыт, его представления о своих союзниках и о его месте среди других народов.

Таким образом ставилась и реализовывалась цель — ликвидировать русский народ как особый этнос, «закрыть» его государственно-политическую, экономическую и духовную историю. Оставшуюся его часть предполагалось превратить в «людей примитивного полуевропейского типа», в «расово неполноценных тупых людей», обязанных выполнять только тяжелую физическую работу.

Как можно было не заметить, особенно после победы, такого чудовищного плана фашистского нашествия? Это была совершенно новая в XX веке формулировка целей войны. Предполагалось не ослабление опасного конкурента в решении тех или иных государственно-политических задач, не получение контрибуций или приобретение новых союзников, а физическое уничтожение большого народа, его государственности, его культуры, духовных традиций.

В реализацию этих чудовищных целей включался целый большой европейский народ. Его активно начали готовить к этому с 1933 г.

Изучение главных особенностей германского фашизма сохраняет актуальность и в современном мире. До сих пор появляются надуманные представления о его доктрине, целях и интересах. То его рассматривают как опасную форму тоталитаризма, то как неприятие идей демократии, свободы и рыночных отношений западного типа, то как идеологию расизма и антисемитизма.

Все такие концепции страдают общим недостатком — произвольным выбором оснований и крайне бедной фактической базой. В них без ответа остаются главные вопросы: почему такой большой европейский народ принял и проводил политику организованного насилия, беззакония, жестокого попрания элементарных прав других народов на жизнь, безопасность, на владение своими территориями, ресурсами, культурными ценностями? [26]

Каким же образом фашистскому руководству удалось повести за собой миллионы немцев, организовать их и воодушевить на такую завоевательную войну?

Б). Ответы на эти вопросы следует искать прежде всего в социальной доктрине фашистского руководства. Изучение многочисленных документов и практических действий гитлеровского руководства навязывает вывод: германский фашизм был прежде всего политикой, идеологией и организованной формой национально-государственного паразитизма. В современной истории вряд ли можно найти пример такой циничной пропаганды, навязывания, оправдания и даже поэтизации социального паразитизма в его самой опасной разновидности.

Гитлеровское руководство осознавало, что Германию будут обвинять в проведении политики паразитизма и призывало немцев не обращать на это внимание. Оно внушало немцам, что все главные вопросы в мире — владение жизненным пространством, плодородными землями, ресурсами, рабочей силой, культурными ценностями — решаются только силой, соотношением сил. «Политика, — утверждал А Гитлер, — это руководство исторической борьбой за жизнь народов и ход этой борьбы. Цель этой борьбы — утвердить свое существование...» [14]. Германию призывали всесторонне подготовиться к реализации этой цели, если даже ей будет противостоять весь мир.

Многовековая история человеческого общества породила различные виды социального паразитизма. Однако это многоликое и крайне разрушительное социальное явление совершенно не изучено как в наших, так и, по-видимому, в зарубежных исторических и философско-политических исследованиях. В отечественной литературе, особенно марксистско-ленинской ориентации, социальный паразитизм или отождествляется с эксплуатацией, или рассматривается как ее разновидность. Однако между ними есть существенное различие. Эксплуатация — это присвоение результатов (или продуктов) труда людей (классов), которые заняты тем или иным видом общественно-производительной деятельности. В ее основе лежит частная собственность на средства производства (людей, орудий труда, землю, различные ресурсы и т.д.). Эксплуатация всегда так или иначе связана с организацией, управлением и планированием производства, с развитием и внедрением технологических разработок, с теми или иными функциями общественно-полезного умственного труда. [27]

Социальный паразитизм, в отличие от эксплуатации, совершенно не связан с какими-либо формами общественно-полезного труда — умственного или физического. Это особый способ жизнедеятельности отдельных людей, социальных групп и целых этносов. Он основывается на корыстном присвоении результатов общественно-полезного труда других людей — как умственного, так и физического. Такое присвоение совершается при помощи насилия, беззакония, устрашения, обмана, демагогии, дезинформации, целенаправленного духовного растления и многих других коварных способов. Паразитический образ жизни многолик, он может не только эксплуатировать бедность, невежество, неопытность, доверчивость, неорганизованность, инертность людей, но и активно их насаждать, распространять и даже поэтизировать. Трудно назвать такую форму социального паразитизма, которая была бы хоть в чем-нибудь полезна или необходима его многочисленным жертвам. Все виды социального паразитизма подавляют человека, поощряют в нем самые низменные инстинкты, приспособленческую психологию. Они активно воздействуют на формирование идеологических концепций, на искусство, на законодательство и другие сферы социальной жизни. Делается это скрытно, без афиширования возможностей и способов влияния. В осмыслении и в преодолении этого опасного, разлагающего явления предстоят еще серьезные исследования. Они, несомненно, приведут к переоценке многих процессов в современном мире, к пересмотру некоторых идеологических и философско-социологических концепций.

Многовековая история породила различные формы социального паразитизма:

1. Колониальный паразитизм — в виде завоеваний, военно-силового захвата чужих территорий, присвоения ресурсов, грабежа разнообразных богатств и культурных ценностей, созданных в многовековой истории покоренных народов. Он формировался в ходе «колониальных экспедиций» стран Западной Европы, начиная с XV-XVI вв. Такие экспедиции притягивали к себе авантюристов, искателей приключений, дешевой наживы, сказочных богатств, роскошной жизни, а нередко и власти. Колониальные завоевания позволили сосредоточить колоссальные богатства в руках государств, господствующих классов и ростовщических кланов. Их использовали прежде всего для ослабления внутренних конфликтов в этих странах и наращивания их силовых преимуществ перед конкурентами. [28]

2. Паразитизм в форме коррупции: подкупа должностных лиц и политических деятелей, «подкармливания» партий и других общественных организаций — с целью поддержки непопулярной политики насилия, демагогии, национального предательства и т.п.

3. Паразитизм в форме мафии, или такого вида организованной преступности, которая занята террористическим устрашением и устранением политических деятелей, государственных служащих и рядовых граждан, сопротивляющихся беззаконию, грабежу, насилию, убийствам.

4. Паразитизм в финансовой области, или финансовый паразитизм. На смену средневековому ростовщичеству и «гобсековскому» накопительству приходят современные финансовые аферы, позволяющие присваивать огромные материальные богатства: землю, заводы, рудники, стратегическое сырье, культурные ценности, результаты научных открытий и технологических достижений и т.д. Различные международные финансовые центры используют «кабальные» займы для укрепления своего господства в области денежно-кредитных операций. Спекулятивные махинации дают им возможность дезорганизовьшать финансовые системы государств, отстаивающих свою экономическую самостоятельность.

5. Экономический паразитизм — в виде многочисленных посреднических «фирм» дочерних компаний, всяких коммерческих надстроек и тд. Этот вид социального паразитизма процветает больше всего в условиях «перестроек», «радикальных реформ», кампаний по «приватизации» и других форм дезорганизации экономики.

6. Национально-государственный паразитизм, когда основная масса всех социальных групп народа становится активным соучастником, проводником и заинтересованной стороной в реализации политики военных завоеваний, военно-силового разрешения международных конфликтов, организованного грабежа богатств захваченных стран и установления никем не контролируемого силового господства над побежденными народами.

Эта форма паразитизма была принята в фашистской Германии как государственная национальная политика, как общенациональная идеология и как главная форма жизнедеятельности и жизнеустройства всего немецкого народа в новой империи.

Несомненно, фашистская концепция социального паразитизма выросла на основе колониальных завоеваний стран Западной Европы. Они оставили глубокий след в их политике, идеологии, культуре, в психологии значительной части людей. В течение нескольких столетий под их воздействием формировались представления [29] об особом статусе и особых правах «культурных народов Западной Европы», об их превосходстве и цивилизаторской миссии в мире. Циничная мораль западных политиков, руководствующихся различными «стандартами» в оценке своих собственных действий и действий своих противников, формировалась под мощным влиянием идеологии колониального паразитизма.

Германский фашизм был тупиковым направлением всей западной цивилизации. И его поражение не было случайностью. Он не предложил никаких национально-государственных перспектив другим народам мира и потому оказался в глубокой международной изоляции. Это была наиболее опасная форма социального паразитизма, направленная на неограниченное расширение областей применения силы в ограблении, подавлении и унижении других народов. Германский фашизм неизбежно порождал духовную деградацию немецкого народа. Объединение нации на основе культа силы, насилия, устойчивого материального благополучия, идеалов господства и самовозвеличивания крайне сужали и обедняли области его активной духовной жизни.

Критический анализ политики и идеологии германского фашизма после победы открывал большие возможности для обоснования и пропаганды главных целей и идеалов социализма. Они состоят не в реализации марксистско-ленинской концепции, а в строительстве системы неэксплуататорских общественных отношений. Такие отношения не совместимы ни с какими формами эксплуатации, экономического, финансового и национального господства, с несправедливым распределением материальных благ и с дозируемым доступом к духовным ценностям.

Анализ германского фашизма позволял в явном виде сформулировать и другую фундаментальную цель социализма — уничтожение, преодоление, развенчание всех форм социального паразитизма — грубых, старых и вновь нарождающихся, утонченных и крайне опасных по последствиям. В послевоенную эпоху отстаивание и пропаганда этой цели социализма могли бы сыграть большую позитивную роль. Они способствовали бы объединению сторонников социализма, социалистического пути развития во многих странах мира. Если еще можно в XX веке отстаивать в той или иной форме неизбежность или даже прогрессивность эксплуатации, то чрезвычайно трудно было обосновывать прогрессивность и неизбежность социального паразитизма — в любой его форме. Не случайно его маскировке везде придается такое большое значение. [30]

Развенчание доктрины германского фашизма давало возможность сосредоточиться на сложной проблеме демократии, т.е. на правах, интересах, обязанностях, возможностях, идеалах и достоинстве человека в условиях той или иной социальной системы. После фашистского попрания элементарных прав человека эта проблема неизбежно становилась международной. Участие в ее решении поднимало престиж и авторитет государства. У социалистической страны на основе критического изучения своего собственного и международного опыта были большие возможности в решении этой проблемы. Победа создала такой патриотический подъем, который обеспечивал безусловную поддержку многих демократических преобразований как внутри страны, так и в системе международных отношений.

Однако высшее политическое руководство партии и страны упустило стратегическую инициативу в изучении и решении этой проблемы. Здесь, в условиях послевоенных десятилетий могли бы быть получены результаты огромного международного значения. Возможно, не было бы столь опасных конфликтов с Югославией, Китаем и другими странами народной демократии.

Решение этих проблем позволяло мобилизовать и использовать все самые богатые духовные и национально-государственные традиции народов, вставших на путь социалистического развития. Ясная формулировка и обоснование главных целей социализма потребовали более глубокого осмысления целей духовного развития граждан нового общественного строя. Их нельзя было сводить к усвоению «единственно правильного учения», или «науки наук». Преодоление эксплуатации и социального паразитизма сосредоточивали внимание людей на борьбе с меркантилизмом, приспособленчеством, алчностью, потребительством, неуважением к общественно-полезному труду, бессовестностью, с демагогией, размыванием границ между добром и злом, честью и правом на бесчестье, между служением Отечеству и лакейством перед властями.

Эксплуатация и социальный паразитизм не нуждаются в понятии Отечества и патриотизма, в развитии энергии и воли народа, в укреплении его самоорганизации и самоуправления. Но они легко согласуются с представлениями о человеке как винтике в хорошо отлаженном государственном механизме.

Духовный труд человека в социалистическом обществе превращается не только в высокую потребность, но и в особую гражданскую обязанность, расширяющую сферу приложения его профессиональной [31] ориентации, контроля за действиями руководящих органов и лиц, принимающих государственные решения. Существенно изменяется и ответственность гражданина в понимании международных событий и конфликтов, в критическом анализе аргументов, в защите духовной безопасности народа.

При таком понимании главных целей социализма колоссально расширялась и укреплялась социальная и национально-государственная база нового общественного строя. Его цели становились целями национально-государственной жизнедеятельности всех народов СССР. Вряд ли их можно было поставить под сомнение под какими-либо предлогами.

3. Использование опыта фашистской Германии западными странами-победителями в послевоенные десятилетия

После разгрома фашистской Германии многим казалось, что повержен не только сильный и опасный враг, но и навсегда развенчана идеология агрессии, организованного террора, насилия и беззакония. Велики были иллюзии, что теперь возможно созидать систему международных отношений на новых основаниях — исторических, демократических, правовых. Верили в консолидацию всех антигитлеровских сил на основе идеалов победы.

Но после окончания войны обнаружилось, что у каждой стороны есть своя победа и своя стратегия использования ее результатов во внутренней и международной политике.

Наши союзники по антигитлеровской коалиции стали искать аргументы против СССР. Отработка, обоснование, пропаганда этих аргументов становятся стратегическим направлением в их политике, идеологии, исторических исследованиях.

Развертывается мощная кампания по истолкованию советской внешней политики как «перманентного вооруженного расширения СССР». Пребывание наших войск в некоторых странах Европы преподносится как нашествие «восточных варваров», пришедших разрушать естественное развитие западной цивилизации. Развертывается атака на русский народ, понесший главные жертвы в тяжелой войне. На тысячекилометровых границах СССР устанавливаются десятки военных баз и всяких пунктов слежения.

Дискредитация СССР как победителя в Великой Отечественной войне преследует цель: не допустить — любой ценой — чтобы СССР выступал авторитетным арбитром в разрешении международных [32] конфликтов и чтобы к нашей стране обращались за помощью в противодействии политике стран Североатлантического пакта. Предполагалось запереть СССР в его исторических границах и не позволять ему участвовать в решении международных проблем — геополитических, ресурсных, экономических и т.д.

В таких условиях неизбежно было обращение наших бывших союзников к политическому, идеологическому и организационному опыту фашистской Германии. Идеологи и политики стран атлантического альянса открывали, что в этой области германский фашизм оставил наиболее «живучее наследие».

Вслед за фашистской Германией страны Североатлантического альянса и прежде всего США обращаются к военной силе в установлении международных отношений. Наращивание военно-технологических преимуществ, политика создания военных блоков в разных частях света становятся стратегическим направлением в их внешней политике. Вслед за фашистской Германией они присваивают себе право объявлять зоной своих жизненных интересов любую страну, любой регион мира и не останавливаться в проведении такой политики перед использованием вооруженных сил.

Фашистская Германия активно разрабатывала и использовала свою систему аргументов. Немецкие идеологи доказывали, что она имеет право на руководящую роль в Европе (а следовательно, и в мире) потому, что обладает эффективной организацией государственного управления и всей национальной жизнедеятельности народа, самой высокой культурой, развитой наукой, большими технологическими достижениями и тд. Страны атлантического альянса используют те же аргументы. На таких же основаниях они присваивают себе право решения всех наиболее важных вопросов в международных отношениях — геополитических, военно-стратегических, ресурсных, финансовых, в толковании демократии и в наказаниях ее нарушителей, в навязывании нового международного порядка.

Продолжается и корректируется политика германского фашизма, обращенная непосредственно к народу. Граждан стран Североатлантического альянса призывают быть активными защитниками своих особых прав и привилегий, так как это лишь небольшая плата за их затраты на укрепление вооруженных сил, за их образованность, организованность, отстаивание высших форм демократии и социальных ценностей.

В фашистской Германии превозносилась роль государства как организующей силы нации. В странах Североатлантического альянса государство рассматривается как стратегический организатор [33] и защитник материальных и политических интересов своих народов, опора их международного авторитета в условиях жесткой конкуренции за обладание «теплым местом под солнцем». Как и в фашистской Германии, уделяется большое внимание отработке и пропаганде аргументов, непосредственно обращенных к отдельному человеку, к его интересам, воле и перспективам его жизнедеятельности при поддержке такой политики.

Гитлеровские идеологи внушали немецкому солдату, что его победы в войнах нужны не только родной Германии, но и ему самому лично. Поэтому он должен сделать ее достижение своей личной целью, главным способом своего самоутверждения, став творцом своего счастливого будущего в сильной Германии. Аналогичные аргументы используются в США и ведущих странах Североатлантического альянса, — только, может быть, в более утонченной форме.

Фашистская Германия навязывала другим странам силовые способы самоутверждения и разрешения международных конфликтов. Страны Североатлантического альянса стремятся направить противостояние прежде всего в такие области, где их преимущества и возможности особенно велики. Они доказывают, что уровень современной цивилизации определяется прежде всего стандартами материальной обеспеченности граждан, наращиванием комфорта и формированием их уверенности в своем будущем благополучии. Соревнование в этой области они сделали стратегией самоутверждения.

После прихода к власти германские фашисты демонстративно растоптали все принципы Лиги наций. Теперь то же самое делают США с организацией ООН. Нарушение международных обязательств становится для них нормой. Так, например, после выработки соглашения о выводе советских войск из стран Восточной Европы предполагалось сокращение войск НАТО и вывод иностранных войск с территории Европы. Это соглашение было растоптано. Вместо него обосновывается экспансия НАТО на восток Грубым нарушением устава ООН было нападение на суверенные страны — Ирак и Югославию.

Фашистская Германия отвергала права народов на суверенитет. США и их западноевропейские союзники предлагают рассматривать его в зависимости от ситуации и степени угрозы их господству. Согласно их концепции международного порядка ошибочно рассматривать суверенитет как некое нерушимое право. В случае неповиновения любое государство они могут объявить таким нарушителем международного порядка, к которому трудно применять некие цивилизованные мерки и стандарты. [34]