Годы Великой Отечественной войны отмечены тесным сотрудничеством СССР и Великобритании, наиболее плодотворным за всю историю их отношений с момента создания Советского государства. В основе этого сотрудничества лежал исторический императив — оно было необходимо с точки зрения истинных интересов обеих стран и способствовало созданию и укреплению антигитлеровской коалиции. Be философия зарождалась в бурных и, увы, по большей части практически безрезультатных дебатах вокруг идеи создания европейской системы коллективной безопасности еще в 30-е гг. Нападение Германии на Советский Союз в июне 1941 г. побудило и правительство Великобритании, и советское руководство к существенному пересмотру их внешнеполитических курсов, что создало условия для объединения всех антифашистских государств в борьбе против угрозы нацизма. Наличие у СССР и Великобритании общей цели способствовало развитию между ними широкого сотрудничества в дипломатической, общественно-политической, научной и культурной областях. Вместе с тем на примере советско-британских отношений периода войны наиболее рельефно прослеживаются сложность и противоречивость такого сотрудничества, ибо в его орбите оказались не просто державы двух различных социально-политических систем, а сталинское тоталитарное государство и одна из крупнейших демократа Запада. Раскрыть особенности процесса развития двусторонних научных связей в уникальных условиях военнополитического союза между Москвой и Лондоном — задача настоящей статьи. Тема эта разработана слабо. Общий подход к ее анализу характеризуется двумя диаметрально противоположными тенденциями: одни исследователи утверждают, что война на несколько лет приостановила научные контакты СССР с зарубежными странами, в том числе с Великобританией{1}, другие пишут об их успешном развитии и непреходящем значении как «важного канала утверждения в международных отношениях духа доверия и взаимопонимания»{2}. Нам представляется, что сотрудничество советских и английских ученых, будучи обусловлено общим состоянием межсоюзнических отношений между Советским Союзом и Британией, получило в годы войны новый импульс, хотя и приобрело своеобразные формы и пути своего осуществления.

Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз вызвало у миллионов британцев чувство глубокой солидарности с советским народом. Осознание того факта, что для Англии период борьбы с Третьим рейхом один на один закончился и что в лице СССР она приобретает могущественного союзника, отодвинуло на второй план идеологические предубеждения, создав тем самым реальную основу для активизации процессов англосоветского сближения во всех сферах общественной и духовной жизни. Наглядной иллюстрацией тому может служить опубликованное газетой «Дейли телеграф энд Морнинг пост» письмо одного молодого англичанина-консерватора, содержавшее призыв к соотечественникам «отказаться... от своего враждебного отношения к Советскому Союзу и протянуть русскому народу братскую руку помощи»{3}. Член британского ученого комитета «Наука в помощь войне» профессор А. Б. Хилл писал в своем приветствии советским ученым: «Какие бы глупости раньше ни были произнесены, они должны быть забыты, потому что теперь мы вместе боремся против тирании, за свободу»{4}.

С одобрением отнеслась научная общественность Англии к обращению Академии наук СССР «К ученым всех стран» (июнь 1941 г.), содержащему призыв к объединению усилий «всех друзей науки и прогресса», «чтобы предотвратить возврат к средневековью, задержку роста мировой культуры на многие поколения, которую несет с собою озверелый фашизм»{5}. Такая реакция британских деятелей науки на это обращение свидетельствовала о том, что научное сотрудничество между двумя странами имеет достаточно обнадеживающие перспективы. Так, в резолюции, принятой 17 июля 1941 г. на собрании Окружного комитета социальных и международно-политических наук в Лондоне, говорилось, что комитет «радуется, что служение науке в обеих странах направлено в данное время по пути уничтожения общего врага, и выражает горячую надежду, что в недалеком будущем английские и русские ученые объединятся в борьбе за построение новой и более счастливой жизни человечества»{6}. В обращении Лондонского Королевского общества к Академии наук СССР от 31 июля 1941 г. высказывалась уверенность в том, что совместные усилия научной общественности Советского Союза и Великобритании «предохранят науку от уничтожения той свободы, в условиях которой процветала работа великих ученых обеих наших стран, увековеченная в делах прошлого и в достижениях настоящего»{7}. Аналогичные приветственные телеграммы в адрес советских коллег с выражением искреннего восхищения героической борьбой их страны и заверением в своей полной поддержке этой борьбы прислали в первые дни войны биохимики Кембриджского университета, Лондонская школа восточных и африканских наук, десятки других научных центров Англии и многие британские ученые{8}. Безусловно, эти приветствия имели скорее морально-психологическое и отчасти пропагандистское, чем научно-практическое значение, однако сам факт их появления свидетельствовал о возросшей заинтересованности британских деятелей науки в укреплении контактов с советскими учеными и научными учреждениями.

Еще одним доказательством этой заинтересованности явилось заметно усилившееся внимание английских ученых к достижениям науки в СССР. Эта тема неоднократно обсуждалась на различных научных форумах в Великобритании. Так, 29 августа 1941 г. состоялось заседание уже упоминавшегося нами Лондонского Окружного комитета на тему «Наука в Советском Союзе», где перед двумястами участниками выступили с докладами биохимик доктор Дж. Нидхем и физик доктор М. Руеманн{9}. На конференции «Наука и мировой порядок», организованной Британской Ассоциацией продвижения науки в сентябре 1941 г., известный биолог профессор Д. Б. С. Холдейн (в 1942 г. он был избран почетным членом АН СССР) сделал доклад «Отношение советского правительства к науке»{10}. В 1942 г. сектор науки при Доме К. Маркса в Лондоне провел публичные чтения, посвященные науке и технике в СССР. Их задачей было «укрепить содружество свободолюбивых народов путем ознакомления с достижениями Советского Союза» и дать возможность ученым Великобритании и других союзных стран «использовать опыт советских ученых»{11}. Среди выступивших были профессор Дж. Бернал, доклад которого был посвящен физической науке в СССР, X. Ваульз, остановившийся на проблемах электрификации в Советском Союзе, Н. Генри, осветивший вопрос о роли геологии в советской экономике, Дж. Файф, коснувшийся полемики по вопросам генетики{12}. Все это свидетельствовало, с одной стороны, об искренней симпатии английских деятелей науки к нашей стране, народ которой нес на своих плечах основное бремя войны с фашизмом, а с другой — о готовности под влиянием этой симпатии отчасти поступиться объективностью в оценке достижений советского общества в предвоенный период в целом, и науки в частности, выделить в основном положительные моменты, обойдя молчанием имевшие место негативные явления и процессы. Указанная тенденция проявилась и на созванной в январе 1943 г. Ассоциацией научных работников Великобритании (АНР) конференции «Планирование науки в военное и мирное время»{13}. Некоторые выступившие на ней докладчики, справедливо отмечая ряд крупных успехов советских ученых в 30-е — начале 40-х гг., без достаточных оснований объясняли их существованием в СССР строго централизованной системы государственного планирования научных исследований. При этом часто не принимались во внимание такие «побочные продукты» данной системы, как резкое ограничение, а подчас и пресечение личной инициативы ученого, отсутствие здоровой конкуренции идей, приводившее к догматизации науки, преследование в общегосударственном масштабе целых научных направлений и культивирование лженаучных теорий и учений. Бесспорно, участниками конференции двигало искреннее желание содействовать процессу советско-британского сближения, укрепить престиж советской науки в глазах английской и мировой общественности. Так, профессор Леви заявил, что «был бы очень рад даже ограничить личную инициативу, если бы это ограничение привело к таким же огромным результатам в области научных достижений, какие, скажем, наблюдались в Советском Союзе за последние 20 лет...»{14}. Вряд ли есть основания упрекнуть английского ученого в сознательном искажении реального состояния научной жизни в СССР в предвоенные десятилетия. Скорее это было искреннее неведение, свойственное, по сути, большинству британцев, объяснявшееся обособленностью развития в 30-е гг. советского общества вследствие тоталитарного сталинского режима. По вместе с тем нужно учитывать и соображения политического свойства: всякая критика в адрес советского союзника, по какому бы поводу и от кого бы она ни исходила, представлялась в тот период официальному Лондону крайне нежелательной. Но так или иначе, глубокий интерес английских ученых к достижениям своих советских коллег и сотрудничеству с ними, отчетливо проявившийся в первые дни войны, сохранялся на всем ее протяжении. Немаловажную роль в усилении этого интереса играла британская пресса. Например, журнал «Нейчур» — крупнейшее английское научное издание — только за вторую половину 1941 — первую половину 1942 г. опубликовал около десятка статей об основных направлениях советской науки и ее международных связях, в том числе такие материалы, как «Современная наука и техника в СССР», «Биологическая наука в СССР», «Фарадеевское общество и СССР», «Британские химики и СССР» и т. д. Эти публикации во многом содействовали налаживанию и развитию научного сотрудничества между Советским Союзом и Великобританией.

Тем не менее в начальный период Великой Отечественной войны, несмотря на искреннее стремление ученых обеих стран к более широким взаимным контактам, возможности их осуществления были крайне ограниченными. С одной стороны, сказывались напряженность на советско-германском фронте и вызванная сю неуверенность англичан в способности нашей страны к продолжительному сопротивлению, а с другой — сложность и болезненность процесса трансформации советской тоталитарной государственной машины с учетом новых реалий — военного противоборства с Германией и формирующегося союза с западными державами. В этих условиях основной и практически единственной формой связи между советскими и британскими учеными оставался, как уже отмечалось, обмен приветствиями с выражением солидарности и готовности к сотрудничеству. Вся корреспонденция шла через посольство СССР в Лондоне, где ее обрабатывал уполномоченный Всесоюзного общества культурной связи с зарубежными странами (ВОКС). Затем эти материалы поступали в НКИД и лишь иногда передавались непосредственно адресату, т. е. Академии наук СССР, которая занималась «организацией» ответных приветствий. Личная переписка между английскими и советскими учеными в начале войны была весьма ограниченной и с нашей стороны, как правило, инспирировалась ВОКСом{15}. Академия наук, международные контакты которой находились под жестким контролем Наркомата иностранных дел, не проявляла скольконибудь заметной инициативы с целью придания советско-британским научным связям большего динамизма и эффективности, ограничиваясь лишь декларативными призывами к сотрудничеству. Инициаторами реального сближения ученых двух стран летом 1941 г. выступили англичане. В письме уполномоченного ВОКСа в Англии В. Барковского на имя председателя ВОКСа В. С. Кеменова от 4 сентября сообщалось о получении советским посольством в Лондоне многочисленных заявлений от различных британских организаций по поводу необходимости налаживания более тесной связи научных кругов СССР и Англии. Крупнейшая из этих организаций — Ассоциация научных работников, объединявшая в своем составе 80 местных комитетов и насчитывавшая примерно 15 тыс. членов{16}, выдвинула целый ряд конкретных предложений относительно форм двустороннего научного сотрудничества. Предложениями предусматривались обмен делегациями молодых научных работников, обмен научными фильмами, увеличение поступлений в Англию советской научной литературы и т. д.{17} Программа, предложенная ассоциацией, стала первым шагом по пути перевода двустороннего научного сотрудничества из сферы общих деклараций в плоскость практических действий.

В начале сентября 1941 г. в Лондоне был образован Англо-советский медицинский комитет под председательством А. Вебб-Джонсона с целью установления связей между медицинскими работниками двух стран{18}. Комитет ставил перед собой задачи обмена наиболее современными материалами по медицинским вопросам, а также «всемерного расширения знаний о деятельности Советского Союза в области здравоохранении» путем проведения лекций и выставок о научной жизни в СССР{19}. Комитет оказывал активное содействие в приобретении для нашей страны медицинского инструментария{20}, а также в публикации статей советских медиков в английских научных изданиях, прежде всего в «Бритиш медикал джорнал». В конце сентября 1941 г. в составе делегации во главе с лордом Бивербруком в качестве эксперта по медицинским вопросам нашу страну посетил вицепрезидент Англо-советского медицинского комитета сэр Ч. М. Вильсон{21}. По рекомендации НКИД он беседовал с профессором Н. Н. Бурденко и другими советскими специалистами в области медицины, однако кратковременность пребывания в СССР не позволила британскому ученому составить полное представление о советской медицинской науке и системе здравоохранения. В результате этого визита английской стороной была выдвинута инициатива организации обмена миссиями ученых и медиков-практиков между СССР и Великобританией с указанием даже примерного состава предполагаемых миссий{22}. Среди советских специалистов, чей приезд в Англию представлял особый интерес, были названы академик П. Л. Капица и член-корреспондент АН СССР Н. И. Гращенков{23}. Этот вопрос был затронут британским послом в СССР Р. Ст. Криппсом в беседе с А. Я. Вышинским 27 октября 1941 г. В ответ было заявлено, что «советское правительство не имеет возражений против обмена информацией и медицинскими материалами. Что же касается направления в Англию советских медицинских ученых... то в настоящее время осуществить это не представляется возможным ввиду крайней занятости наших ученых текущей работой»{24}. Первая советская научная делегация смогла прибыть в Лондон лишь в конце 1944 г.

Из сказанного следует, что масштабы советско-британского научного сотрудничества в первый год Великой Отечественной войны были незначительны. Однако тенденция к активизации научных связей пробивала себе дорогу. Важным стимулом этого процесса явилось подписание 26 мая 1942 г. в Лондоне союзного договора между СССР и Великобританией. В поздравительном послании, направленном по этому поводу президентом АН СССР В. Л. Комаровым президенту Лондонского Королевского общества Г. Дейлу, выражалась уверенность, что «договор будет способствовать дальнейшему укреплению дружбы между учеными наших стран, объединенных в борьбе против гитлеровской Германии»{25}.

К весне 1942 г. в Англии в основном сложилась просуществовавшая до конца войны система учреждений, участвовавших в научном сотрудничестве с СССР. Центр тяжести в работе по обмену научной информацией приходился на Британский совет по культурным связям, официальную правительственную организацию, функционировавшую при министерстве информации. Представителем Совета в Москве являлся пресс-атташе британского посольства Дж. Лоуренс. Нужно отметить, что советская сторона в лице НКИД весьма болезненно реагировала на энергичные усилия Лоуренса наладить более тесные прямые связи с нашими учеными и научными центрами, усматривая в Британском совете едва ли не подрывную организацию, руководимую, «как правило, наиболее опытными, прошедшими азиатскую школу, разведчиками»{26}. В то же время влияние самого НКИД на процесс научного обмена между Советским Союзом и Англией, несмотря на явное упорядочение к 1942 г. работы ведомств, непосредственно занимавшихся этими вопросами (АН СССР, научная секция ВОКСа), не только не ослабло, но в некоторых случаях даже усилилось.

Наряду с Британским советом при министерстве информации Англии с марта 1942 г. действовал постоянный Англо-советский комитет научного сотрудничества во главе с Дж. Расселом, в функции которого входило содействие обмену научной корреспонденцией и литературой, а также организация совместно со Школой славянских языков Лондонского университета специальных классов для изучения научными работниками русского языка{27}. Наконец, популяризацией в Англии достижений советской науки и техники путем проведения лекций и бесед, а также публикации статей наших ученых, в первую очередь на страницах своего органа «Англо-совьет джорнал», занималась научная секция Общества культурных связей с Советским Союзом. Однако по сравнению с Британским советом и крупными вне-правительственными научными ассоциациями масштабы ее деятельности были заметно скромнее.

В СССР круг организаций, занятых в сфере международных научных связей, также несколько расширился: с весны 1942 г. при Совинформбюро начал действовать Антифашистский комитет советских ученых (АКСУ). Его председатель академик Н. С. Державин, выступая 7 мая 1942 г. на Общем собрании Академии наук, отметил, что задача комитета — «сплотить ученых всего мира для объединенной борьбы с гитлеризмом в целях разоблачения его хищнической и разбойничьей природы и участия в деле его полной ликвидации». Для осуществления этой задачи предусматривалось установление и поддержание связи с научными учреждениями за границей, включая публикации статей советских ученых в заграничной прессе, а также получение информации о научной жизни в Европе и Америке{28}. Столь широковещательная программа целиком соответствовала пропагандистскому характеру Совинформбюро, под эгидой которого функционировал комитет. На практике же центральное место в его работе заняла «организация» материалов для их публикации в заграничной научной печати. Среди английских изданий, на страницах которых чаще всего появлялись статьи советских ученых, следует выделить «Нейчур», «Дискавери», «Бритиш медика джорнал», «Сайнтифик уоркер», «Англо-совьет джорнал». В большинстве своем материалы АКСУ вызывали благожелательный отклик в редакциях названных журналов, хотя подчас звучала и критика, главным образом за многословие, скудость иллюстративных материалов, а иногда и за откровенно пропагандистский характер{29}. Между тем именно четкая политическая направленность была основным требованием, предъявлявшимся руководством Совинформбюро, равно как и ВОКСа, к этим материалам. Так, в одном из отчетов Совинформбюро главным недостатком научных статей признается их «совершенная аполитичность», «одностороннее подчеркивание влияния английской культуры на русскую», в результате чего, по мнению авторов отчета, наша страна представлялась «своего рода европейской провинцией»{30}. В справке ВОКСа «Письма советскому народу» содержится даже абстрактное утверждение о якобы сформировавшемся в условиях войны и существования антигитлеровской коалиции «особом типе отношений между учеными и художниками», представляющем собой «уже не то внеполитическое, олимпийскибезмятежное общение мужей науки и искусства, которое практиковалось в течение долгих лет и веков»{31}. Поэтому научную переписку, по мнению авторов справки, следует широко использовать как канал политической пропаганды.

Тенденция политизации международных научных связей СССР сохранялась на протяжении всей войны, определяя характер деятельности АКСУ и научной секции ВОКСа. В то же время советские власти активно пресекали проникновение «буржуазной пропаганды» в среду отечественных ученых. Цензура в отношении поступавшей из-за рубежа научной литературы и корреспонденции приобрела в годы войны поистине всеобъемлющий характер. В одном из своих писем академик В. И. Вернадский с горечью отмечал, что помимо монополии «Международной книги» на закупку иностранной научной литературы, приводящей к длительным задержкам ее поступления адресатам, «еще может быть хуже то, что наша цензура вернулась в последние годы к вырезкам и зачеркиваниям, которые делают навсегда книгу дефектной...», а «...дефектные книги теряют значительную часть своей ценности для научной работы»{32}. Нагнетание в стране атмосферы всеобщей подозрительности и шпиономании, доставшихся в наследство от мрачного периода 30-х гг., позволяло советским «компетентным органам» беспрепятственно вмешиваться в деятельность отечественных научных центров, особенно в их зарубежные контакты. В этом плане показателен следующий случай. Еще летом 1941 г. между Научным инженерно-техническим обществом строителей СССР и лондонским Институтом гражданских инженеров была достигнута договоренность об обмене информации по конструкциям и другим проблемам гражданского строительства военного времени. Постоянным представителем института в Москве был рекомендован полковник Кроад, который должен был выступить перед членами общества с обширным научным докладом по теме, вызвавшей у советских специалистов большой интерес. Однако принадлежность Кроада к военной миссии, пусть даже и союзной нам страны, вызвала у чиновников НКИД опасения, побудив их обратиться за «советом» в НКГБ и Наркомат обороны. В полученном ответе сообщалось, что некий «полковник Герасимов считает организацию доклада полковника Кроада нецелесообразной». Какого-либо обоснования этого решения дано не было{33}. Подобные акции советской стороны едва ли стимулировали заинтересованность британского партнера в расширении научных связей с СССР. И тем не менее искреннее восхищение английских деятелей науки мужеством советского народа и их глубокое уважение к русским коллегам побуждали их преодолевать все препоны, искусственно возводимые на пути подлинно эффективного научного сотрудничества двух стран сталинским режимом. Заметным событием в процессе этого сотрудничества явилось проведение в июле 1942 г. Дарвиновских дней в Москве{34}. В рамках этих Дней состоялась специальная сессия Русского общества испытателей природы, чьим почетным членом был Ч. Дарвин. На сессии с докладами выступили директор Дарвиновского музея А. Котс и профессора В. Варсонофьева и Б. Матвеев. Участники сессии направили приветствия в адрес Королевского и Линнеевского обществ Великобритании. В Центральном Зоологическом музее МГУ была открыта выставка, посвященная 100-летию дарвиновской теории происхождения видов. Правда, и здесь не обошлось без политики: один из разделов выставки иллюстрировал «влияние работы Дарвина на теорию Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина»{35}. Тем не менее сам факт проведения этих дней свидетельствовал о возросшем стремлении советской научной общественности глубже познакомиться с теоретическим наследием выдающегося ученого, а также с достижениями английской науки в целом. Эту же цель преследовала и организованная Московским университетом в сентябре 1942 г. Англо-советская научная выставка{36} . На ней были представлены материалы о связях МГУ с английскими университетами и другими научными учреждениями, изданные им произведения крупнейших британских ученых, письма деятелей науки, в том числе неопубликованная переписка британского физика лорда Кельвина (У. Томсона) с почетным членом Кембриджского университета Н. А. Умовым, а также материалы о работе московских профессоров в Англии.

1943 год прошел под знаком заметной активизации советско-британских научных контактов. Центральным событием года, несомненно, явилось празднование в СССР 300летия со дня рождения Исаака Ньютона. Открывая Торжественное заседание АН СССР, на котором помимо 950 представителей отечественной научной общественности присутствовали и ответственные сотрудники британского посольства в Москве, В. Л. Комаров заявил, что этот знаменательный юбилей застал нас «в момент напряженной борьбы со злейшим врагом культуры — гитлеровской Германией... В этой борьбе мы стоим в одних рядах с родиной Ньютона. Наша окончательная победа обеспечена союзом трех величайших демократий: Англии, США и Советского Союза. Нас объединяют общие идеалы свободы и культуры, одним из лучших представителей которой был Ньютон»{37}. От имени Королевского общества Великобритании на заседании выступил П. Л. Капица. Торжества в Москве получили восторженный отклик в кругах английской научной общественности{38}. В знак глубокого уважения к героическому советскому народу и советской науке Лондонским Королевским обществом были переданы в дар Академии наук СССР первое издание 1687 г. «Математических начал натурфилософии» и письма Ньютона А. Меншикову{39}.

В 1943 г. научная общественность СССР и Великобритании отметила еще две знаменательные даты — 100-летие со дня основания Сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева{40} и Ротамстедской опытной агростанции{41}. В этой связи состоялся широкий обмен приветствиями между крупнейшими центрами сельскохозяйственной науки двух стран.

Несмотря на трудности военного времени, развивались и советско-британские связи в области медицины. В начале июня 1943 г. в Лондон в качестве уполномоченного Союза советских обществ Красного Креста и Красного Полумесяца (СОКК) прибыл директор Московского Института мозга, вице-президент Ученого медицинского совета СССР профессор С. А. Саркисов{42}. В июле 1943 г. Москву посетила представительная делегация английских, канадских и американских хирургов, побывавшая в ряде медицинских НИИ и госпиталей столицы, а также совершившая поездку на фронт{43}. 11 июля одновременно в Москве и в Лондоне прошли антифашистские митинги ученых, еще раз продемонстрировавшие возросшее взаимопонимание и солидарность научной общественности двух стран{44}. Об этом же свидетельствовало и активное участие английских деятелей науки в кампании по сбору средств в фонд строительства госпиталя в Сталинграде{45}.

Британские научные издания продолжали широко информировать своих читателей о важнейших достижениях науки в СССР, предоставляя страницы видным советским ученым и специалистам-практикам. Так, в 1943 г. в журнале «Нейчур» были опубликованы статьи академика А. А. Байкова «Академия наук СССР (план работы на 1943 г.)», академика Н. Н. Семенова «Развитие кинетической химии в Советском Союзе», профессора Д. Д. Иваненко «Теоретическая физика в СССР за 25 лет» и др{46}. Наконец, крупнейшие научные центры и библиотеки Англии использовали все возможности для обеспечения своих советских партнеров новейшей научной информацией. Секретарь иностранного отдела АН СССР Л. А. Бах в своем письме сотруднику британского посольства Р. Миллеру от 4 декабря 1943 г. сообщала, что «Академия наук СССР, несмотря на транспортные затруднения военного времени, получает более или менее регулярно все научные книги и журналы, выходящие в Великобритании, которые необходимы ей для ее работ»{47}.

Приведенные факты явно диссонируют с мнением С. А. Саркисова, высказанным им в письме председателю исполкома СОКК С. А. Колесникову от 2 января 1944 г.: «Вообще скажу Вам откровенно, узнал я хорошо население этого острова! Нет еще глубокого сознания и понимания роли нашего народа в этой жестокой войне против гитлеровских людоедов; много показного, внешнего признания, высказывания о героической Красной Армии, о Сталинграде и т. д. и т. д. Но конкретных мероприятий еще очень мало. Говорить и писать в газетах, докладах о зверствах, творимых немецко-фашистскими захватчиками, здесь народ не любит, это, мол, действует на нервы. Я Вам писал о случаях обморока при демонстрации нашего фильма «„Медицина на Западном фронте. Словом, надо иметь крепкие нервы, видеть все это и держать себя вежливо»{48}. В каждой строчке этого письма сквозит недоверие к британскому союзнику. Сегодня нелегко судить об истинных мотивах такого высказывания: письмо могло быть как свидетельством искренней приверженности его автора идеологическим догмам сталинского режима, так и всего лишь демонстрацией им своей политической благонадежности перед московским руководством СОКК.

В 1944—1945 гг., когда в скором окончании войны уже не было сомнений, советскобританские научные связи приобрели новый импульс. Существенно расширились возможности для обмена информацией по большинству направлений научных исследований. В декабре 1944 г. «Британский союзник» опубликовал обширную статью, содержавшую отклики английской прессы на новейшие достижения советских ученых в области физики, биологии, медицины{49}. Завязалась научная переписка между профессором В. В. Алпатовым и членом Лондонского экологического общества профессором Дж. Хаксли по вопросам воздействия внешних факторов на изменения организма{50}. В адрес журнала «Нейчур» были отправлены статьи видных советских ученых профессора Я. И. Френкеля и академика В. Г. Хлопина{51}.

С. А. Саркисов выступил перед членами Лондонского Королевского общества фармакологов и фармацевтов с докладом о советском здравоохранении в мирное и военное время, а также опубликовал в «Бритиш медикал джорнал» статью о работе советских ученых (профессора И. П. Павлова с группой учеников и Московского института мозга) в области высшей нервной деятельности{52}. Этот же журнал в феврале 1945 г. поместил материал, содержавший высокую оценку достижений советской военной хирургии и протезного дела, в частности работ профессора Н. Н. Приорова и доктора А. П. Котова, а также организации Медико-санитарной службы Красной Армии, возглавлявшейся генерал-полковником В. И. Смирновым{53}.

В 1945 г. велась активная переписка между советскими и британскими деятелями сельскохозяйственной науки профессорами Кисловским и Николсом, Лариным и Травимым и Уайтом{54}. Академик Е. А. Косминский обратился в письме к английскому историку профессору В. Минорски с предложением об установлении «правильных сношений для взаимной информации о том, что делается нового в области исторической науки»{55}. В письме выражалась готовность посылать в «Райтингс оф Бритиш хистори» материалы о работе группы по истории Англии в Институте истории АН СССР. Несколько ранее в «Совьет уор ньюс» появилась статья профессора В. М. Лавровского «Изучение Англии в СССР», где сообщалось о подготовленной группой специалистов во главе с Б. А. Косминским монографии по истории Англии, а также о работах С. И. Архангельского по аграрному законодательству английской революции к В. Ф. Семенова по крестьянскому движению в Англии в XVI — XVII вв.{56}

В 1944—1945 гг. расширился двусторонний обмен научной литературой. В Библиотеке АН СССР был вновь организован отдел иностранного комплектования и выписаны из-за рубежа 705 монографий и 510 комплектов периодических изданий. В 1945 г. приток иностранной литературы в Фундаментальную библиотеку общественных наук почти достиг довоенного уровня{57}. В 1944 г. Академия наук СССР обменивалась литературой с 413 зарубежными научными учреждениями, в том числе с 22 — в Австралии, 102 — в Англии, 6 — в Индии, 21 — в Канаде, 4 — в Новой Зеландии, 20 — в Южной Африке{58}. Издававшиеся на английском языке «Доклады Академии наук СССР» были разосланы по 520 зарубежным адресам, «Физико-химический журнал» — по 295, «Физический журнал» — по 291 адресу{59}. Книжный отдел АН СССР систематически вел раздел библиографии новейших иностранных книг в журналах «Успехи химии», «Успехи современной биологии», «Известия АН СССР» (серия техническая){60}.

Наглядным свидетельством авторитета отечественной науки в Англии и стремления британских ученых к активному сотрудничеству с советскими коллегами стало избрание наиболее выдающихся из них почетными членами научных обществ Великобритании и награждение медалями этих обществ. В 1942 г. профессора И. М. Виноградов и Н. И. Вавилов были избраны почетными членами Лондонского Королевского общества, академики А. Н. Бах, Н. Д. Зелинский и А. Н. Фрумкин — Английского научного общества химической промышленности, доктор химических наук К. В. Чибисов — Королевского фотографического общества, профессор М. И. Артамонов — Шотландского общества археологов, профессор Н. Н. Бурденко и доктор С. С. Юдин — Королевской коллегии хирургов. Ученый Совет британского Института инженеров-электриков наградил П. Л. Капицу медалью Фарадея{61}. В 1943 г. доктор химических наук Н. В. Агеев стал почетным членом Английского общества металлов{62}, а академик А. Е. Ферсман был награжден Лондонским геологическим обществом медалью им. Уоластона{63}. В 1944 г. в Королевское физическое общество был избран академик А. Ф. Иоффе, а в Британское общество инженеров-кораблестроителей — академик А. Н. Крылов{64}. В сентябре того же года «первым официальным признанием советской исторической науки» стало, по словам академика Е. В. Тарле, его избрание «иностранным сочленом» Британской академии наук{65}. К концу войны советские ученые были членами 46 английских научных обществ{66}. В свою очередь, почетными членами АН СССР были избраны президент Королевского общества Великобритании профессор Г. Дейл и биолог профессор Д. Б. С. Холдейн{67}.

На заключительном этапе войны непосредственные контакты между учеными СССР и Великобритании значительно расширились. Весной 1944 г. нашу страну посетили профессор X. У. Флори и доктор Саундерс. Гости побывали в Институте переливания крови, Институте патологии и терапии интоксикаций, лабораториях профессора 3. В. Ермольевой и академика Я. О. Парнаса. Посещение этих исследовательских центров Москвы выливалось, как правило, в импровизированные научные конференции, на которых британские и советские ученые обменивались новейшей информацией по вопросам производства и практического применения пенициллина в госпиталях и на поле боя. X. У. Флори передал советским коллегам штаммы плесневых грибков и некоторых патогенных микробов, а также ряд научных материалов, изданных в Англии по указанной проблеме{68}.

В конце того же года в Лондон прибыла первая за период войны делегация советских ученых в составе директора Московского института травматологии и ортопедии профессора Н. Н. Приорова и директора Харьковского травматологического института А. П. Котова, целью которой было ознакомление с опытом британских коллег в области протезирования{69}. Советские специалисты были приняты главой британского «Фонда помощи России» г-жой К. Черчилль, выразившей готовность помочь средствами Фонда в закупке оборудования для протезного завода в СССР.

В 1945 г. украинские ученые В. Г. Бондарчук и П. С. Погребняк побывали в научной командировке по маршруту Оттава — Торонто — Вашингтон — Нью-Йорк — Лондон для ознакомления с достижениями в области почвоведения, лесоводства и биологии{70}, а председатель Совета по высшему медицинскому образованию при Наркомздраве СССР профессор Б. В. Огнев выступал с лекциями в Индии{71}.

В феврале 1945 г. делегация советских ученых во главе с председателем Союза научных работников СССР профессором А. Даниловым участвовала в работе III Национальной конференции АНР «Наука в мирное время». В своей речи президент ассоциации Дж. Бернал, приветствуя коллег из Советского Союза подчеркнул, что их присутствие «действительно историческое событие». « Впервые за время войны и несколько лет до нее, — отметил он, — мы имеем возможность слышать советских ученых, обращающихся к нам... это первый реальный личный контакт, и, я надеюсь, мы увидим еще более тесное практическое сотрудничество в будущем»{72}.

Искренней надеждой на развитие международного научного сотрудничества в послевоенный период было проникнуто и празднование в июне 1945 г. 220-летия Академии наук СССР, совпавшее с победоносным~завершением Великой Отечественной войны. В работе юбилейной сессии АН СССР, превратившейся, по существу, в международный научный конгресс, приняли участие 123 зарубежных деятеля науки из 19 стран, в том числе и британская делегация, куда входили ученые с мировым именем: вице-президент Лондонского Королевского общества Р. Робинсен, профессор Эдинбургского университета М. Борн, директор Гринвичской обсерватории Г. С. Джонс и др. 36 иностранных ученых выступили с докладами. В адрес АН СССР прислали свои поздравления Оксфордский и Кембриджский университеты. Британский музей, Фарадеевское и Линиеевское общества и другие научные центры Великобритании{73}. Участники сессии были приняты советским правительством и присутствовали на Параде Победы на Красной площади{74}. В выступлении на юбилейной сессии в Москве вице-президента Лондонского Королевского общества Р. Робинсона было высказано пожелание, чтобы ученые в СССР и Великобритании, этих «двух великих Союзах свободных народов продолжали и впредь идти рука об руку в течение столетий, работая вместе с одинаковой любовью к научному прогрессу для блага всего человечества»{75}.

Мысль о необходимости продолжения плодотворного научного сотрудничества между двумя странами после войны высказывалась многими другими британскими учеными. Об огромной роли, которую наука должна будет сыграть в послевоенном мире, и о заинтересованности ученых Великобритании в широком международном обмене опытом в научной сфере говорил на годичном собрании Лондонского Королевского общества в ноябре 1944 г. Г. Дейл{76}. Крупный английский биохимик, глава британской научной миссии в Китае Дж. Нидхем направил в адрес В. М. Молотова Меморандум с предложениями о создании Международной службы научного сотрудничества Объединенных Наций{77}. С целью расширения научных и культурных связей между СССР и Великобританией после войны Форин Оффис создал специальную государственную комиссию по изучению России, в сферу деятельности которой входило содействие исследованиям английскими специалистами материальной и духовной культуры нашей страны, организация обмена студентами, профессорско-преподавательскими и научными кадрами. Вопрос о создании аналогичной организации в Советском Союзе и установлении между обеими эффективного партнерства поднимался британским послом А. Керром в письмах к Молотову (от 29 ноября 1944 г.){78}, А. Я. Вышинскому (от 27 августа 1945 г.){79}, председателю Комитета по делам высшей школы при CIIK СССР С. Ф. Кафтанову. Кроме того, последний беседовал по этому поводу с Лоуренсом и другими сотрудниками отдела печати британского посольства{81}. Однако инициатива английской стороны, безусловно открывавшая широкие перспективы послевоенного научного сотрудничества, особенно в области гуманитарных дисциплин, была оставлена без ответа. Чиновники из II Европейского отдела НКИД сочли ее попыткой Британского совета, представителем которого в Москве являлся пресс-атташе Лоуренс, «установить непосредственную связь с нашими научными организациями, библиотеками и т. д., минуя ВОКС»{82}, что в глазах советских людей выглядело не иначе, как враждебные антисоветские происки. По мнению заместителя заведующего II Европейским отделом К. В. Новикова, идея создания названной комиссии и расширения тем самым непосредственных контактов между советскими и британскими учеными, двустороннего обмена студентами была не только направлена на оказание пропагандистского воздействия на высшие интеллектуальные слои советского общества, но и якобы преследовала (ни больше ни меньше) разведывательные цели{83}. Подобные заявления, исходившие от людей, облеченных государственной властью и по существу определявших политику научных обменов СССР с Западом, не оставляли ни малейших иллюзий в отношении перспектив послевоенного сотрудничества между Советским Союзом и Великобританией. Официальная позиция руководства в этом вопросе была совершенно однозначно высказана И. В. Сталиным незадолго до окончания войны в его беседе с президентом АН СССР В. Л. Комаровым. Беседа касалась подготовки к празднованию 220летия Академии наук. Дав утвердительный ответ на вопрос Комарова о целесообразности приглашения на торжества зарубежных деятелей науки, а также указав на необходимость полностью обеспечить советских ученых иностранной научной литературой, Сталин заявил: «Ученые должны знать научную продукцию как наших друзей, так и наших врагов»{84}. Эта фраза со всей очевидностью доказывает, что тучи «холодной войны» уже начинали сгущаться над миром. Возрождая дух конфронтации в отношениях между Востоком и Западом, реанимируя отошедшие в годы войны на задний план, но до конца не изжитые автаркические тенденции в духовной жизни советского общества, сталинизм вновь целиком превращал науку в ритуальную часть своей политики.