Статьи из периодики и сборников по тематике раздела.
Чтобы почитать статьи на другие темы, надо перейти в общий раздел Статьи.
Доказательство от противного
// Неправда Виктора Суворова - 2. — М.: Яуза, Эксмо, 2008.

Излюбленной темой критиков трудов Виктора Суворова являются его откровения по поводу качественного и количественного состава танковых войск РККА накануне войны. С завидным постоянством возникают дискуссии на тему, являются ли танки БТ страшным оружием агрессии или это всего лишь типичные образцы легких танков предвоенного периода. Противники теорий В. Суворова довольно подробно осветили историю развития колесно-гусеничных танков как в СССР, так и в других странах, опубликовали выдержки из инструкций и наставлений по их использованию, но воз, как говорится, и ныне там. Поклонники британского историка продолжают считать, что танки БТ предназначались исключительно для агрессии против всей Еропы.

А что, если признать, что в данном вопросе Владимир Богданович совершенно прав? Я предлагаю принять на веру утверждения В. Суворова о том, что оружие бывает наступательное и оборонительное, что основным видом движения БТ было «на колесах» и так далее. Однако вместо того, чтобы просто повторять выводы, которые из этих положений делает В. Суворов, мы попробуем разобраться во всем самостоятельно.[345]

Почему Сталин не расстрелял инженера Кошкина

Гусеницы — это только средство попасть на чужую территорию, например, на гусеницах преодолеть Польшу, а, попав на германские автострады, сбросить гусеницы и действовать на колесах.

В. Суворов. «Ледокол»

1.

Сначала приведу пространную цитату, чтобы вам было понятнее, что же такое настоящий танк-агрессор.

«Основное преимущество танка БТ — скорость. Это качество было доминирующим над остальными качествами настолько, что даже вынесено в название танка — быстроходный.

БТ — это танк-агрессор. По всем своим характеристикам БТ похож на небольшого, но исключительно мобильного конного воина из несметных орд Чингисхана. Великий завоеватель мира побеждал всех своих врагов внезапным ударом колоссальных масс исключительно подвижных войск. Чингисхан уничтожал своих противников в основном не силой оружия, но стремительным маневром. Чингисхану нужныбыли не тяжелые неповоротливые рыцари, но орды легких, быстрых, подвижных войск, способных проходить огромные пространства, форсировать реки и выходить в глубокий тыл противника.

Вот именно такими были танки БТ.[346] Их было произведено больше, чем ВСЕХ типов во ВСЕХ странах мира на 1 сентября 1939 года. Подвижность, скорость и запас хода БТ были куплены за счет рациональной, но очень легкой и тонкой брони. БТ можно было использовать только в агрессивной войне, только в тылах противника, только в стремительной наступательной операции, когда орды танков внезапно врывались на территорию противника и, обходя очаги сопротивления, устремлялись в глубину, где войск противника нет, но где находятся его города, мосты, заводы, аэродромы, порты, склады, командные пункты и узлы связи.

Потрясающие агрессивные характеристики танков БТ были достигнуты также за счет использования уникальной ходовой части. БТ на полевых дорогах двигался на гусеницах, но, попав на хорошие дороги, он сбрасывал тяжелые гусеницы и дальше несся вперед на колесах как гоночный автомобиль. Но хорошо известно, что скорость противоречит проходимости: или — скоростной автомобиль, который ходит только по хорошим дорогам, или — тихоходный трактор, который ходит где угодно. Эту дилемму советские маршалы решили в пользу быстроходного автомобиля: танки БТ были совершенно беспомощны на плохих дорогах советской территории. Когда Гитлер начал «операцию «Барбаросса», практически все танки БТ были брошены. Даже на гусеницах их использовать вне дорог было почти невозможно. А на колесах они не использовались НИКОГДА. Потенциал великолепных танков БТ не был реализован, но его и НЕЛЬЗЯ БЫЛО РЕАЛИЗОВАТЬ НА СОВЕТСКОЙ ТЕРРИТОРИИ».

(Ледокол. Гл. 3).[347]

Теперь сделаем некоторые выводы:

1. Главное качество танка-агрессора — скорость.

2. Мощная броня танку-агрессору не нужна.

3. Танк-агрессор не предназначен для прорыва обороны противника.

4. Танк-агрессор предназначен действовать там, где противник не может оказать организованное сопротивление.

Переходим к другому танку, который Владимир Богданович тоже постоянно хвалит в своих сочинениях, к Т-34.

В главе одиннадцатой «Самоубийства» он даже объявляет Т-34 «лучшим танком всех времен и народов». Возможно, это некоторое преувеличение, но лучшим танком Второй мировой войны Т-34 признают многие авторитеты. Однако мы-то с вами знаем, что он оказался лучшим в той войне, которая случилась на самом деле, а в той войне, которую планировал вести Сталин, Т-34 выглядел бы обыкновенной посредственностью. Дело в том, что ЕГО НЕЛЬЗЯ БЫЛО ИСПОЛЬЗОВАТЬ НА АВТОСТРАДАХ ГЕРМАНИИ!

Вспомним еще раз сценарий начала войны, описанный Владимиром Богдановичем в «Ледоколе». Танки-агрессоры преодолевают на гусеницах бездорожье Польши и, оказавшись на автострадах Германии, сбрасывают гусеницы и мчатся вперед. Преодолеть бездорожье Польши Т-34 сможет, пожалуй, быстрее, чем БТ (благодаря широким гусеницам и мощному дизельному двигателю). Но вот он оказался на автостраде, и что дальше? Сбросив гусеницы, он превратится в неподвижную огневую точку, а не сбрасывая их, он сможет[348] развить скорость всего лишь в 51,2 км/час. И эту скорость он развивает и на разбитом российском проселке, и на великолепной немецкой автостраде.

Малолитражка DKW, которую в то время имел каждый второй немецкий фермер и каждый третий немецкий клерк, развивала скорость 90 км/час. Мотоциклетка «Цюндап», которую имел или мог иметь каждый квалифицированный немецкий рабочий, — 75 км/час. А танк Т-34 всего 51,2 км/час. Ну что это за танк, который не может угнаться за мотоциклом! Ясно, что это никак не танк-агрессор.

В оборонительных боях, которые Т-34 пришлось вести в июне 41-го, он зарекомендовал себя прекрасно. Хорошо проявил он себя и в наступательных операция, которые вела Красная Армия на протяжении всей войны. Только наступления эти были совсем не похожи на те, которые собирался, если верить В. Суворову, вести Сталин в июле 41-го. Т-34 использовался для прорыва оборонительных линий неприятеля, преследования на сравнительно небольшую глубину, встречных боев. Для удара же в спину ничего не подозревающему противнику и прорыва на стратегическую глубину он совершенно не подходит.

Так что для агрессивной, наступательной войны нужны были колесно-гусеничные танки, которых в СССР было и так больше, чем танков всех типов во всех армиях мира.

Но никогда не следует останавливаться на достигнутом, поэтому Сталин заботился не только о модернизации армии своих БТ, но и о дальнейшем развитии идеи колесно-гусеничного танка-агрессора.

В октябре 1937 года заводу № 183[349] было выдано задание на разработку совершенно новой колесно-гусеничной машины. Первоначально она именовалась БТ-20, но позднее получила название А-20. Да-да, это был тот самый автострадный танк, о котором поведал нам Владимир Богданович.

2.

Владимир Богданович не счел нужным подробно рассказать нам об этой машине, и неудивительно. Дело в том, что даже при беглом знакомстве с ее характеристиками вся «агрессивность» куда-то исчезает. А-20 имел ту же самую 45-мм пушку, что и БТ, и не намного более толстую броню. Впрочем, В. Суворов указывает:

«Основное преимущество танка БТ — скорость. Это качество было доминирующим над остальными качествами настолько, что даже вынесено в название танка — быстроходный… Подвижность, скорость и запас хода БТ были куплены за счет рациональной, но очень легкой и тонкой брони…»

(Ледокол. Гл. 3).

Так что не в броне и вооружении дело, а в скорости. Но со скоростью А-20 дело обстоит совсем плохо.

Все отечественные и зарубежные справочники дружно указывают скорость танка А-20 65 км/час как на гусеницах, так и на колесах. Как же это стыкуется с утверждением В. Суворова: «Главное назначение А-20 — на гусеницах добраться до автострад, а там, сбросив гусеницы, превратиться в короля скорости» (Ледокол. Гл. 3). Танк, выжимающий 65 км/час,[350] на короля скорости никак не тянет. Да и вообще, зачем делать колесно-гусеничный танк, который на колесах передвигается с той же скоростью, что и на гусеницах?

Впрочем, это противоречие можно снять, хотя и с натяжкой. В той же третьей главе «Ледокола», говоря о танках БТ, Владимир Богданович дает такое примечание: «Советские источники дают цифру 86 км/час, иногда даже. Объяснение простое: на советских дорогах слишком мощный двигатель рвал силовую передачу, поэтому приходилось ставить ограничители мощности. На автострадах ограничитель можно было просто снять… Лучшие западные испытания танков БТ дают скорость не 70 км/час, а 70 миль/час».

Конечно же, и на танках А-20 стоял тот же ограничитель мощности, без которого скорость его на колесах была значительно больше.

К сожалению, западных испытаний А-20 не проводилось (только восточные), поэтому точной скорости танка мы узнать не можем, придется прибегнуть к экстраполяции. Если танк БТ-7 при скорости на гусеницах 52 км/час на колесах давал (по В. Суворову) 100 км/час, стало быть, А-20, имевший скорость на гусеницах 65 км/час, на колесах мог мчаться со скоростью порядка 115 км/час.

Впрочем, скорость А-20 могла быть и еще больше, может быть, даже 130 км/час. Вот это действительно «король скорости», от него не мог бы удрать на автостраде не то что какой-то мотоцикл, но даже «Мерседес», на котором любил раскатывать Гитлер.

Но это мелочи. Владимир Богданович мог бы и сам все это рассказать, если бы решился подробно поговорить об автострадном танке А-20.[351] А не решился он это сделать вот почему.

К маю 39-го был готов опытный образец танка, а к августу окончены его заводские испытания. Танк полностью удовлетворял требованиям военных, а кое в чем и превосходил их (первоначальное задание предусматривало установку 45-мм пушки, на окончательном же варианте могло устанавливаться 76-мм орудие). Казалось бы, А-20 тут же должен был пойти в серию, но вместо этого почему-то начался серийный выпуск Т-34.

А откуда, собственно говоря, этот Т-34 вообще взялся?

3.

В устах кремлевских фальсификаторов (так В. Суворов называет всех не согласных с его теорией) история создания «тридцатьчетверки» выглядит так: получив задание на разработку танка А-20, конструкторский коллектив решил в инициативном порядке, параллельно разработать другую, чисто гусеничную машину.

Скажите мне, для каких доверчивых идиотов это пишется? На дворе 37-й год, все лубянские подвалы забиты ожидающими своей очереди получить пулю в затылок, «инициативными» (а проще говоря, осмелившимися иметь хоть какую-то мыслишку, на йоту отличающуюся от мнения Сталина) товарищами. И тут главный конструктор танкового завода (кстати, только что сменивший посаженного за ту самую «инициативу» А.О. Фирсова) вдруг решается самовольничать и разрабатывать машину, которая в будущей войне совершенно не нужна.[352] Правда, новый танк в документах числился под индексом А-32, т.е. «заговорщики» пытались прикрыть истинную сущность машины «автострадным» названием. Но, думаю, никого это не обмануло, наверняка стукачи быстренько донесли куда следует, какой такой «автострадный» танк разрабатывает вредитель Кошкин и его шайка.

Но для ареста главного конструктора оборонного предприятия требовалась санкция с самого верха. Так что донесение советских патриотов пошло по цепочке наверх. Судя по тому, что никаких санкций к руководству КБ применено не было, по той же цепочке с самого верха спустилось указание: «Не трогать».

Этот факт странен сам по себе, но еще более загадочно выглядят дальнейшие события. В августе 38-го на рассмотрение Главного военного совета РККА при Наркомате обороны поступили проекты двух танков — заказанного А-20 и «инициативного» А-32. Военный совет единодушно высказался за А-20, но Сталин предложил воплотить в металле и испытать оба варианта!

Кремлевские историки утверждают, что якобы Сталин прислушался к мнению танкистов, только что вернувшихся из Испании и утверждавших, что чисто гусеничный танк предпочтительнее колесно-гусеничного. Для войны в Испании это, может быть, и было верно, республиканская армия вела преимущественно оборонительные бои, да и автострад на Пиренейском полуострове не больше, чем в России. В такой войне действительно высокая скорость танков была не столь важна, но требовалось мощное бронирование. Но ведь Сталин, как нас старается убедить В. Суворов, готовился совсем к другой войне, агрессивной,[353] наступательной, в которой скорость танку куда нужнее, чем броня.

Дальше ситуация совсем запутывается. В сентябре на полигон под Москвой прибыл колесно-гусеничный танк А-20 и чисто гусеничный А-32. Комиссию по приемке возглавлял сам нарком обороны Ворошилов (как известно, никогда и ни в чем не имевший собственного, отличного от сталинского, мнения). И вот по представлению этой комиссии все работы по автострадному танку А-20 были свернуты, а чисто гусеничный А-32 было решено доработать и запустить в серию. И 31 марта 1940 года был принят на вооружение знаменитый Т-34!

Чувствуете, какая загадочная получается история? Казалось бы, все предельно ясно — готовишься к агрессивной войне, запускай в серию колесно-гусеничный танк. Готовишься к оборонительной — гусеничную машину. Где-то до середины 1938 года все шло правильно, Сталин готовился к агрессии, в производстве и разработке были исключительно колесно-гусеничные танки с карбюраторными двигателями. Но вот он о чем-то задумался, и на ХПЗ тайно спускается приказ начать разработку чисто гусеничной машины (мы ведь не станем верить кремлевским фальсификаторам, что Т-34 разрабатывался «в инициативном порядке»). Наконец в конце 1939 года Сталин принимает окончательное решение, и Т-34 поступает на вооружение, причем в качестве основного среднего танка. Более того, несколько месяцев спустя прекращается производство последнего танка-агрессора БТ-7 и даже запчастей к нему!

Можно, конечно, предположить, что того количества БТ, которое уже имелось к началу 1940 года, вполне хватало для покорения Европы. Но, поверить в то,[354] что наши танки могли пройти всю Польшу, Германию, Бельгию и Францию без ремонта, никак невозможно. А как производить ремонт, если запчастей нет?

Стало быть, задача доехать на колесах до берегов Атлантического океана с танков БТ была явно снята.

Чем «Клим Ворошилов» лучше «Сергея Мироновича Кирова»?

Некоторые типы советских танков имели названия в честь коммунистических лидеров: KB — Клим Ворошилов, ИС — Иосиф Сталин.

В. Суворов. «Ледокол»

1

Красой и гордостью Красной Армии в 30-е годы были танки Т-35. Громадные пятидесятитонные монстры, вооруженные тремя пушками и пятью, а то и семью пулеметами, в обязательном порядке принимали участие во всех парадах. Неторопливо проползая по Красной площади, они внушали советскому народу уверенность в надежности обороны страны. Но мы-то с вами знаем, что Сталин готовился не к обороне, а к агрессии, стало быть, танк Т-35 должен был быть чисто наступательным оружием.

Тут вроде бы получается неувязка. Германия, тоже готовившая агрессию (не против СССР, упаси боже, против Запада), тяжелых танков не имела. А вот исключительно миролюбивая Франция, только и мечтавшая как-нибудь отсидеться за своей линией Мажино, в 34-м году запустила в серию тяжелый танк В1.[355] Велись работы по созданию тяжелых танков и в Англии, но по недостатку финансирования в серию они пошли уже во время войны. Так что же, тяжелый танк — оружие оборонительное?

Чтобы остаться в рамках теории В. Суворова, нужно доказать, что западные тяжелые танки были оборонительными, советские наступательными.

Ну что же, для исследователя, вооруженного революционным методом Владимира Богдановича, ничего невозможного нет. Давайте будем считать, что «оборонительность» или «наступательность» тяжелого танка зависит от количества башен.

Возьмем, для примера, французский В1. Он имел всего одну башню с 47-мм пушкой. Кроме того, в корпусе справа устанавливалось 75-мм орудие, имевшее весьма ограниченный сектор обстрела. Понятно, что это чисто оборонительный танк. Он должен был служить своего рода подвижной огневой точкой, которую можно было оперативно перебросить на угрожаемый участок. 75-мм пушка, наводить в цель которую приходилось разворотом корпуса танка, предназначалась для стрельбы по неподвижным целям или шрапнелью по наступающей пехоте, 47-мм орудие в башне могло поражать вражеские танки или оперативно расстреливать выдвигающиеся на прямую наводку противотанковые средства противника.

Теперь посмотрим на наш Т-35. Собственно, достаточно на него именно посмотреть, в прямом смысле этого слова, — утыканный со всех сторон пушками и пулеметами, он даже вид имеет какой-то ужасно агрессивный. Понятно, что использоваться он мог только для наступления. Орудие в главной башне (главный калибр, так сказать) предназначено для разрушения[356] оборонительных сооружений противника. Пока 76-мм пушка занимается этим, 45-мм орудия в малых башнях ведут борьбу с противотанковой артиллерией и танками. Ну а пулеметы в башнях и корпусе уничтожают живую силу. Характерно, что вооружение Т-35 располагалось так, чтобы обеспечить круговой обстрел, т.е. танк мог сражаться, когда противник был со всех сторон. Понятно, что такая ситуация может быть только в наступлении, когда танк, прорвав первую линию обороны, оказывается перед второй, а следующая за ним пехота и легкие танки еще не успели зачистить оставшиеся за кормой Т-35 окопы.

2

Предвижу, что знатоки танкостроения примутся высмеивать эту мою теорию, доказывать, что в наступлении Т-35 использовать было проблематично. Чтобы избежать ненужной дискуссии, приведу другую теорию, оспорить которую невозможно.

Представьте себе мирный немецкий городок где-нибудь в Саксонии или Тюрингии. Жители поутру собираются на базарной площади, чтобы обсудить последние вести с Восточного фронта, где доблестный вермахт вот уже третий день ведет тяжелые бои с коварно напавшими на Германию красными. И вдруг по автостраде, пересекающей городок с востока на запад, в город на страшной скорости врываются какие-то непонятные машины. Некоторые из них проносятся дальше на запад без остановок, другие ненадолго сворачивают к бензозаправочной станции.

Жители, конечно, разбегаются по домам и там принимаются тупо соображать, что же это было?[357] Разглядеть подробно проскочившие на стокилометровой скорости машины никто не успел, кое-кто только заметил, что у них много колес и то ли пушка, то ли пулемет в башне. Бургомистр пытается дозвониться до какого-нибудь начальства, чтобы получить указания, но связь не работает. Собирается экстренное заседание магистрата, на котором стоит один вопрос: что же это было? Кто-то из молодых высказывает предположение, а не русские ли это танки? Но старые и опытные члены магистрата, среди которых есть ветераны, бывшие при Камбре, поднимают его на смех и рассказывают, как должны выглядеть настоящие танки, какой ужас они вызывают одним своим видом.

К вечеру магистрат приходит к мнению, что это были русские броневики, случайно прорвавшиеся через линию фронта, тут же сомкнувшуюся за ними (если бы было иначе, за броневиками обязательно следовала бы пехота). Конечно же, где-то там дальше их встретили регулярные части и давно уничтожили. Может, только несколько машин уцелело и, возможно, попробует прорваться обратно к своим через городок. Значит, нужно соорудить на автобане несколько баррикад, собрать городское ополчение, вооружить его и т.д.

Но тут на восточной окраине раздаются страшный лязг и грохот — это в городок вступает колонна из трех Т-35. Жуткие махины, поводя по сторонам дулами орудий и пулеметов, не спеша проползают по главной улице. В домах трясется мебель, звенят стекла, с каминов и горок летят на пол фарфоровые пастухи и пастушки, а бюргерские души уходят в пятки. Бургомистр тут же[358] прекращает всякие разговоры о баррикадах и сопротивлении, достает из шкафа ключ от города и торопится на площадь, где его уже поджидает русский майор, назначенный комендантом города.

3

Т-35 прекрасно подходил для обеих своих функций (особенно для второй), но он был создан еще в начале 30-х годов, так что к началу войны несколько устарел. В конце 1938-го двум ленинградским заводам было выдано задание на разработку тяжелых многобашенных танков. Кировский завод разрабатывал танк СМК («Сергей Миронович Киров»), а Ленинградский завод опытного машиностроения имени Кирова танк Т-100. Танки проектировались под карбюраторный двигатель AM-34 (как и положено наступательному танку) и должны были иметь три башни, одну с 76-мм пушкой, две с 45-мм. Это вполне понятно, на Т-35 пулеметные башенки, размещенные рядом с малыми орудийными, не позволяли последним вести огонь на оба борта, поэтому от них и отказались. Непонятно другое, в процессе разработки оба танка лишились кормовой орудийной башни! Причем произошло это удивительно синхронно, где-то в декабре 38-го (я прямо-таки вижу, как чья-то рука с трубкой снимает с макетов танков одну башню). Кремлевские фальсификаторы нагло утверждают, что это было сделано с целью усиления брони при сохранении весовых характеристик. Поверить им мы никак не можем, в трехбашенном варианте эти танки имели бы броню в 50-60 мм, которую не могла пробить ни одна противотанковая пушка потенциальных противников.[359]

Но если принять любую из моих теорий о предназначении танков Т-35, все становится ясно. Если предположить, что круговой обстрел малых орудийных и пулеметных башен нужен был этому танку для действия против оставшейся за кормой живой силы противника, удаление кормовой башни означает, что новые тяжелые танки не предназначались для прорыва обороны. Ну а если считать, что большое количество пушек и пулеметов предназначалось для наведения ужаса на мирное население, уменьшение количества орудийных башен означает, что и эту задачу с тяжелых танков сняли.

Впрочем, дальше история тяжелых танков становится еще более загадочной. По словам кремлевских историков, якобы группа дипломников Военной академии механизации и моторизации имени Сталина, проходившая практику на Кировском заводе, по собственной инициативе разработала на базе танка СМК однобашенный танк KB («Клим Ворошилов») с дизельным двигателем!

Наглость этих фальсификаторов просто беспредельна! Получается, что лучший средний танк Второй мировой Т-34 разрабатывался чуть ли не в подполье, а один из лучших тяжелых был и вовсе дипломным проектом никому не ведомых слушателей академии.

Впрочем, дальше они врут еще более беспардонно, — в августе 39-го этот «дипломный проект» был выполнен в металле и был показан представителям правительства на подмосковном полигоне в Кубинке, а в декабре того же года принят на вооружение!

Даже если поверить в то, что сам проект был создан этими дипломниками (в дипломных проектах многое[360] допускается), то уж никак нельзя поверить, что директор завода решился тратить драгоценный металл и расходовать не менее драгоценное рабочее время на воплощение бредовых идей каких-то там слушателей. А если бы и решился, то не потащил бы свое преступное творение на подмосковный полигон.

Ну и, наконец, совершенно непонятна реакция руководства страны (точнее, Сталина) — вместо того, чтобы снять голову со всех виновных, он дает распоряжение принять KB на вооружение.

С первого взгляда видно, что KB — это чисто оборонительное оружие. Я не буду это доказывать, просто приведу цитату из В. Суворова:

«…В июне 1941 года в Литве, в районе города Рассеняй, один советский KB в течение суток сдерживал наступление 4-й германской танковой группы. Танковая группа — это четверть всех германских танковых войск. Один советский танк против германской танковой армии. Неизвестный старший сержант против генерал-полковника Тепнера».

(Последняя республика. Гл. 19).

Есть какие-то сомнения в том, что KB чисто оборонительное оружие? Хорошо, приведу пример того, как могли бы действовать KB в наступлении:

«…3-я и 8-я советские армии полностью уничтожены, а их тяжелые танки KB истреблены германскими зенитными пушками».

(Ледокол. Гл. 33).[361]

Очевидно, речь тут идет о знаменитой немецкой 88-мм зенитке, потому как более мелкие броню KB пробить не могли. Но эта зенитка — штука громоздкая и малоподвижная. Так что применять ее можно только в обороне. Желающих в этом убедиться отсылаю к любой книге, описывающей действия Роммеля в Африке. Именно он первым применил 88-мм зенитные орудия для отражения атак сильно бронированных английских танков. В наступлении же зенитки не могли двигаться за танками с более-менее приемлемой скоростью. Этим и объясняется тот факт, что наш KB смог противостоять в течение суток всей немецкой танковой группе, — чтобы подвести и установить на подходящей позиции 88-мм зенитку, времени нужно немало.

Так что у немцев летом 1941 года было оружие, способное противостоять наступающим KB, но не способное с ними расправиться, когда они обороняются. Ясно, что KB — чисто оборонительное оружие.

4

Однако на этом загадки не кончаются, сразу же после принятия на вооружение KB начались работы над еще более тяжелым КВ-2, вооруженным 152-мм гаубицей. По версии кремлевских фальсификаторов, эти танки были предназначены для прорыва долговременных укреплений противника. Но вот что интересно, в феврале 1940 года несколько КВ-2 были направлены на Карельский перешеек, где как раз шел прорыв линии Маннергейма, однако успехи их были весьма скромны. Один из танков действительно[362] участвовал в прорыве на второстепенном направлении, где разрушил гранитные противотанковые надолбы и расстрелял в упор парочку пулеметных ДОТов. На главном же направлении обошлись без этих мастодонтов. Тем не менее танк КВ-2 был принят на вооружение.

Вообще-то, создавать танк специально для разрушения долговременных оборонительных сооружений нет смысла. Ведь эти сооружения называются долговременными не только потому, что обороняться могут долго (кстати, далеко не всегда), а и потому, что строить их нужно долго (а вот это всегда). Кроме того, сооружения эти не могут маневрировать, они всегда остаются там, где их построили. Следовательно, противник, решивший штурмовать долговременную оборонительную линию, как минимум знает, где она проходит. А как максимум знает, и из каких сооружений состоит. Так зачем же тут нужен специальный танк? Даже если прежде чем выйти к полосе обороны, приходится преодолевать бездорожье, проще создать для этого небронированные или легкобронированные самоходные орудия. Им ведь необязательно стрелять по ДОТам и ДЗОТам прямой наводкой.

Такими самоходками были знаменитые немецкие мортиры «Карл» калибром аж в 600 мм. Немцы собирались преодолевать линию Мажино (а может, и линию Сталина), вот и создали специальное оружие для ее прорыва. В Советском Союзе же ничего такого создано не было.

Ну, ладно, попробуем поверить, что КВ-2 предназначался для прорыва долговременных укреплений. Это[363] вроде бы подтверждает наличие KB-2 с запасом бетонобойных снарядов в составе Прибалтийского военного округа. Перед войсками этого округа действительно лежала Восточная Пруссия, на территории которой оборонительные сооружения строились со времен псов-рыцарей. Но что делали те же КВ-2 с теми же бетонобойными снарядами на Украине? Широко известна фотография КВ-2, захваченного немцами где-то под Львовом. А ведь ни в Польше, ни в лежащей за ней Восточной Германии никаких оборонительных сооружений не было.

Ответ на эту загадку дают многократно описанные в литературе немецкие испытания КВ-2. Его снаряд проломил броню немецкого танка, ударил в двигатель и вместе с ним вылетел через заднюю броню.

А теперь вспомним, что для всех противотанковых и танковых орудий дается максимальная броня, которую они способны ПРОБИТЬ. Но ведь пробить броню мало, нужно что-то еще сделать за ней. Известны случаи, когда танки с несколькими пробоинами в броне продолжали успешно вести бой. Но даже если снаряд взрывается внутри танка, много ли вреда может нанести ему 37-, 45- или даже 76-миллиметровая болванка? Да, танк выйдет из строя, но противник его сможет эвакуировать, подремонтировать (иногда даже во фронтовых условиях), а потом снова бросить в бой. А вот после попадания 152-мм «бетонобойного» снаряда КВ-2 от танка остается только груда металла.

Вам эта версия кажется фантастической? Мне тоже. Но она не более фантастична, чем рассказанная[364] В. Суворовым история об автострадном танке А-20. Так что я не вижу причин, почему бы сторонникам Владимира Богдановича мне не поверить.

Вам может показаться, что все изложенные мной выше соображения по поводу «оборонительных» и «наступательных» тяжелых танков не более чем игра ума. Не спорю, но основана она на знаменитом тезисе В. Суворова — оружие бывает оборонительное и наступательное. Если же признать, что почти любое оружие можно использовать и для обороны, и для нападения, закрадывается крамольная мысль: а может быть, Советский Союз все же собирался обороняться? А танков у него было так много потому, что уж больно длинная сухопутная граница.

Сами понимаете, что признать это никак невозможно, поэтому и приходится каждый советский танк рассматривать под лупой на предмет «наступательности» и «оборонительности». Впрочем, даже без лупы, так сказать, невооруженным глазом видно, что любой тяжелый танк на роль танка-агрессора не подходит, потому как:

1. Скорость у него мала.

2. Броня у него мощная.

3. Его можно использовать для прорыва обороны противника.

4. Там, где противник не может оказать организованное сопротивление, он вообще не нужен.

Но, может быть, тяжелые танки должны были расчищать путь танкам-агрессорам? Вполне возможно, но для этого наши танковые войска должны были иметь соответствующую организацию.[365]

Зачем Сталин уничтожил свой инструмент агрессии

Германия имела мощные механизмы агрессии — танковые группы. Советский Союз имел в принципе такие же механизмы агрессии. Разница — в названиях и в количестве.

В. Суворов. «Ледокол»

1

В своих трудах В. Суворов сделал массу удивительных открытий не только в области истории и техники, но и в области стратегии. Вот одно из таких открытий:

«Для выявления ударных армий мы используем элементарное сравнение ударной мощи советских армий с германскими танковыми группами и с советскими предвоенными стандартами, определяющими, что такое ударная армия. Элемент, который превращает обычную армию в ударную, — это механизированный корпус новой организации (выделено мной. — В.В.), в котором по штату положено иметь 1031 танк. Включи один такой корпус в обычную армию, и она по своей ударной мощи сравняется или превзойдет любую германскую танковую группу».

(Ледокол. Гл. 16).

Мы, как всегда, примем на веру откровения маститого британского историка, но обратим внимание на слова «новой организации». Раз имеется новая организация, значит, была и старая. Владимир Богданович не вдается в подробности и не объясняет,[366] чем они отличаются друг от друга и вообще, зачем понадобилось ломать одну организацию и создавать другую. Попробуем разобраться с этим самостоятельно.

На 31 августа 1939 года в Красной Армии было четыре танковых корпуса. В состав каждого из них входили две танковые и одна мотострелковая бригады. В то время в РККА имелись танковые бригады четырех типов: легкотанковая бригада — 278 танков БТ; танковая бригада — 267 Т-26; тяжелотанковая бригада-136 Т-28, 37 БТ, 10 огнеметных; бригада Т-35 — 94 Т-35, 44 БТ и 10 огнеметных. В состав танковых корпусов входили именно легкотанковые бригады, то есть вооруженные танками БТ.

Как видите, это прекрасный инструмент агрессии. Пехота при поддержке приданных ей танковых частей (т.е. танковых и тяжелотанковых отдельных бригад) прорывает оборону противника. В прорыв входит танковый корпус, короли скорости БТ сбрасывают гусеницы и мчатся вперед. За ними подтягиваются сухопутные броненосцы Т-35, которые специально были сведены в отдельную бригаду и терроризируют население.

1 сентября 1939 года Гитлер напал на Польшу. Немецкие танковые корпуса, которые были значительно слабее советских (не говоря уж о том, что не имели на вооружении ничего хотя бы отдаленно приближающегося к БТ-7), прекрасно проявили себя в этой войне. По сути, они явились главным инструментом победы немцев.

17 сентября 1939 года «в спину Польши ударил Сталин». Его основным орудием были 15-й и 25-й танковые корпуса РККА. Об их эффективности говорит хотя бы то, что для выхода на демаркационную линию[367] (установленную пактом Молотова — Риббентропа) им понадобилось всего несколько дней.

Казалось бы, инструмент агрессии в руках Сталина есть, он проверен в деле, значит, нужно в срочном порядке формировать новые танковые корпуса по тем же штатам. Вместо этого в конце все того же 1939 года Сталин принимает решение РАСФОРМИРОВАТЬ ВСЕ ТАНКОВЫЕ КОРПУСА РККА!

Вместо танковых корпусов создавались отдельные танковые бригады и дивизии РГК (Резерва Главного командования). Конечно, количество танков в Красной Армии при этом не уменьшалось, но инструмент приобретал совсем другой вид.

Танковый корпус старой организации-это острый нож, способный легко проникнуть в тело противника и поразить его жизненно важные органы. Но вонзить его можно только в не защищенное доспехами место, ну а чтобы пробить доспехи, нужен совсем другой инструмент, более прочный, но и более массивный. Таким инструментом являлись пехотные корпуса и армии с приданными им танковыми бригадами. Получается, что в конце 1939 года Сталин решил усилить «пробивную способность» одного из своих инструментов, но при этом начисто уничтожил другой, не менее важный инструмент. Если полагать, что он все еще мечтал о порабощении Европы, решение странное — ведь уничтожен самый главный инструмент агрессии. А если полагать, что Сталин собирался защищаться, ничего странного нет.

В обороне танковые дивизии и бригады, приданные пехотным корпусам или армиям это вилы, которые могут остановить неприятеля (особенно если рукояткой их упереть в землю).[368] Если собираешься подкрасться к врагу сзади и подло ударить его в спину, тебе нужен нож. Если же собираешься встретить прущего на тебя неприятеля лицом к лицу и остановить его, лучше использовать вилы.

Что любопытно, и коммунистические фальсификаторы, и честные историки (так В. Суворов называет тех, кто разделяет его взгляды) дружно утверждают, что расформирование советских танковых корпусов в конце 1939 года было ошибкой. Однако сам Владимир Богданович об этом факте умалчивает по очень простой причине, — в рамках его теории никакой ошибки тут не было.

«Но самое интересное произошло через несколько дней: 27-й механизированный корпус был расформирован в пути. В оборонительной войне такие чисто наступательные формирования просто не нужны (выделено мной. — В. В.)».

(Ледокол. Гл. 27).

Стало быть, расформирование танковых корпусов означало все то же изменение концепции будущей войны. Проще говоря, вместо освободительного похода — оборонительная война.

Пусть вас не смущает, что речь в приведенной цитате идет не о танковом, а о механизированном корпусе. Вот что пишет В. Суворов по этому поводу:

«Ее главный ударный механизм теперь называется не танковым корпусом, а механизированным. Это чтобы лидеры сопредельного дружественного государства не беспокоились».

(Ледокол. Гл. 17).[369]

2

Впрочем, танковые корпуса в РККА отсутствовали недолго, уже в июне 1940 года было принято решение воссоздать танковые корпуса и даже увеличить их количество. Но это были совсем другие корпуса! Посмотрим на их штаты: при общей численности танков 1031 штука они должны были иметь 126 KB, 420 Т-34, 152 ОТ-26 и ОТ-133, 17 Т-40 (или Т-37) и всего лишь 316 БТ! О каком инструменте агрессии может идти речь, если как минимум половина танков в нем чисто оборонительные?

Мне возразят, что тяжелые и средние танки должны были взломать оборону противника, а уж потом вперед пошли бы танки БТ. Но В. Суворов в «Самоубийстве» написал такие бессмертные строки:

«По теории немедленно в момент взлома обороны в «чистый» прорыв надо вводить мощные танковые соединения, которым надлежит вырваться на оперативный простор. Но тут — суровая действительность. Помимо огня противника, минных полей и проволочных заграждений, наступающей пехоте мешает снег. Пехота в нем утопает. Оборона противника прорвана частично. Проще говоря: лед проломан достаточно глубоко, и до воды пока не добрались, и неясно, сколько его еще надо долбить. В данном случае «чистый» прорыв обеспечить не удалось — слишком медленно продвигается в снегу первый наступающий эшелон.

В этой обстановке командующий Юго-Западным фронтом генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин принимает решение вводить в сражение эшелон развития успеха — 1-й, 4-й и 26-й танковые корпуса… хотя[370] успеха еще нет. Решение командующего фронтом означает, что танковые корпуса вводятся в сражение ДО того, как для такого хода созданы условия. Решение означает, что танковые корпуса будут делать работу, для которой они не предназначены (выделено мной. — В.В). Решение означает, что танковые корпуса понесут тяжелые потери еще до того, как начнут выполнять свою собственную задачу»

(Самоубийство. Гл. 6).

Понимаете, в чем тут суть? Танк сам по себе не очень-то приспособлен для прорыва обороны противника, его обязательно должны поддерживать пехота и артиллерия. Поэтому обычно оборону проламывают пехотные части, желательно при поддержке танковых подразделений, входящих в состав этих частей или приданных им. А уж потом в прорыв входят танковые корпуса, вырываются на оперативный простор и делают там свое черное дело.

По такой схеме действовали немцы во время Польской и Французской кампаний. Только танков у них было мало (и танки были легкими и устаревшими, как доказал это Владимир Богданович), поэтому все они были сосредоточены в танковых корпусах, а пехоте с артиллерией приходилось взламывать оборону самостоятельно. Другое дело Красная Армия. Танков в ней было больше, чем во всех армиях всего мира вместе взятых, поэтому можно было использовать их и для поддержки пехоты.

До зимы 1939 года организация танковых войск была правильная, наступательная. Кроме танковых корпусов, имелись отдельные механизированные бригады и танковые полки,[371] а в составе пехотных полков имелись танковые батальоны. Так что оборону должна была прорывать пехота при поддержке легких Т-26 и средних Т-28. Потом в «чистый» прорыв вводились танковые корпуса, основным оружием которых были танки БТ, ну а далее см. «Ледокол».

А механизированный корпус образца 40-41 годов для таких наступательных операций совсем не подходил. Предположим, мы вводим его в «чистый прорыв». Танки БТ, сбросив гусеницы, тут же устремляются в глубь Германии, остальная масса танков, имея вдвое и втрое меньшую скорость, остается далеко позади. То есть четверть, в лучшем случае треть, корпуса рванула вперед, а большая его часть топчется у границ. Какой в этом смысл? И где должен находиться командир корпуса, впереди на лихом коне, или позади на обозной телеге?

Впрочем, прежде чем БТ рванут вперед по автострадам, командованию корпуса придется проделать немалую оргштатную реорганизацию. Дело в том, что мешанина из наступательных и оборонительных танков существовала не только на уровне корпуса, но и на уровнях дивизий и полков. В них имелись роты и батальоны тяжелых, средних и легких танков. Так что пришлось бы выделить из полков батальоны и роты, вооруженные только БТ, потом собрать их в какие-то новые соединения, а только после этого приступить к выполнению главной задачи.

Но и это еще не все. Как я уже писал, последний танк-агрессор БТ-7М был снят с производства в начале 1940 года, и тогда же было прекращено производство запчастей к нему. Это потому, что в составе механизированных корпусов их предполагалось заменить[372] танками Т-34. Таким образом, где-то к середине 1942 года советские механизированные корпуса должны были утратить последние остатки своей агрессивности. Если верить Владимиру Богдановичу, что на это время Сталин первоначально планировал освободительный поход в Европу, поведение его выглядит совсем странным.

3

Казалось бы, готовя агрессию, Сталин должен был создавать чисто наступательные танковые корпуса исключительно из одних БТ, может быть, добавив к ним немножко средних и тяжелых танков, так, на всякий случай. Львиная же доля Т-34 и KB должна была передаваться в пехотные полки и дивизии или же собираться в специальных отдельных танковых бригадах прорыва. Но Сталин поступает обратным образом, танковые корпуса засоряются ненужными им в агрессивной войне тихоходами, а пехотным частям передаются Т-28, Т-26, а то и БТ.

Так что в том виде, какой имели механизированные корпуса в июне 1941 года, для агрессии они абсолютно не годились, но прекрасно подходили для обороны. Предположим, противник ломает нашу оборону на каком-то участке. Механизированный корпус, дислоцирующийся на некотором удалении от границы, тут же нацеливается на угрожаемый участок. Первыми к месту сражения поспевают БТ (ведь даже на гусеницах они имеют значительно большую скорость, чем Т-34 и тем более KB). Остановить неприятеля они не в силах, но задерживают его до той поры, когда на поле боя появляются тяжелые и средние танки.[373] Если в это время противник успевает пробить брешь в нашей обороне и начинает вводить в прорыв свои танковые соединения, они тут же попадают под сокрушительный удар.

Собственно говоря, по такой схеме и пытались использовать танковые корпуса летом 1941 года. Получалось, правда, плохо, но виноваты в этом не сами танковые корпуса, а неумение командования их правильно использовать.

Кремлевские фальсификаторы утверждают, что расформированы танковые корпуса были после изучения опыта Польской кампании, а вновь созданы после блистательных побед вермахта во Франции. Если продолжать верить, что Сталин готовился к агрессивной войне, объяснение странное. Любой мыслящий человек понимает, что как раз после Польской кампании нужно было спешно наращивать количество танковых корпусов. Ну а уж если по какой-то причине их в конце 39-го расформировали, так в середине 40-го нужно было воссоздавать имевшуюся организацию, а не изобретать что-то непонятное. Другое дело, если считать, что Сталин по крайней мере с конца 1939 года стал готовиться к обороне.

В ходе Польской кампании вермахта выяснилось не только то, что танковые корпуса прекрасно подходят для глубоких прорывов и охватов, но и то, что для противодействия этим прорывам и охватам лучше всего подходят подвижные, желательно танковые соединения.

У поляков танков почти не было, поэтому им приходилось использовать кавалерию. Естественно, польские кавалеристы не бросались на танки с пиками и саблями, как это любят изображать некоторые «историки»,[374] а проводили рейды по тылам наступающих танковых групп, стараясь отрезать их от источников снабжения. В тех редких случаях, когда это удавалось, наступление немецких танковых колонн тут же приостанавливалось.

Советское командование сделало из этого вывод, что для борьбы с немецкими танковыми группами лучше всего подходят отдельные танковые бригады и дивизии. Их можно рассредоточить по всему фронту, так что где бы ни наметился прорыв, неподалеку окажутся несколько подвижных соединений, которые этот прорыв быстренько ликвидируют.

Однако после завершения Французской кампании вермахта стало ясно, что бригад и дивизий для борьбы с немецкими танковыми клиньями маловато будет.

Накануне кампании во французской армии танков было больше, чем в немецкой. Но французские танки были собраны в бригады, которые придавались пехотным частям. Имелось всего три танковых дивизии, но они были разбросаны по разным частям фронта, так что собрать их в единый кулак было невозможно. Эти разрозненные дивизии сумели оказать некоторое сопротивление немцам. Особенно отличилась вновь созданная 11 мая 4-я бронетанковая дивизия под командованием полковника де Голля. 28 мая эта дивизия под Абвилем сумела остановить и даже серьезно потеснить немцев. Но переломить ход войны французы не смогли.

Проанализировав опыт французов, советское командование пришло к выводу, что для противодействия крупным бронетанковым соединениям неприятеля нужны не отдельные бригады и дивизии, а столь же крупные танковые соединения. То есть корпуса. Вот они то и были созданы в 1940 году.[375]

4

Почему В. Суворов умолчал об этой истории с расформированием и воссозданием танковых (механизированных) корпусов, вполне понятно. Даже если не вдаваться в детали и считать, что танковый корпус 1939 года отличается от механизированного корпуса 1941 года только названием и количеством танков, полугодовой перерыв в существовании крупных танковых соединений ломает версию Владимира Богдановича о том, что все это время Сталин планомерно готовился к агрессии.

Можно, конечно, предположить, что сначала Сталин готовил агрессию, потом передумал и стал готовиться к обороне, а потом опять передумал и снова стал готовить агрессию. Но и это как-то «подмывает показания свидетеля», а точнее, версию В. Суворова. Кроме того, я только что показал, что механизированные корпуса лучше подходили для обороны, чем для нападения. Или я вас не убедил?

Хорошо, давайте посмотрим, как действуют советские механизированные корпуса в той войне, о которой нам поведал Владимир Богданович в тридцать третьей главе «Ледокола».

«3-я советская армия наносит внезапный удар на Сувалки. Ей навстречу идет 8-я армия из Прибалтики. С первых минут тут развернулись кровопролитные сражения с огромными потерями советских войск. Но у них преимущество: советские войска имеют новейший танк KB, броню которого не пробивают германские противотанковые пушки… 8-я, 11-я и 3-я советские армии увязли в затяжных[376] кровопролитных боях со сверхмощной германской группировкой в Восточной Пруссии».

(Ледокол. Гл. 33)

Теперь вспомним, что, согласно В. Суворову, все эти армии были ударными, т.е. имели в своем составе «механизированный корпус новой организации». Вот цитата:

«…Па 21 июня 1941 года ВСЕ советские армии на германской и румынской границах, а также 23-я армия на финской границе вполне подходили под стандарты ударных армий, хотя, повторяю, этого названия формально не носили. Перечисляю их с севера на юг: 23, 8, 11, 3-я (выделено мной. — В.В.), 10, 4, 5, 6, 26, 12, 18, 9-я».

(Ледокол. Гл. 16).

Если эти армии «увязли в затяжных кровопролитных боях», значит, там же увязли и входящие в их состав механизированные корпуса. А почему? Потому, что они делают «работу, для которой они не предназначены».

Поясняю, если советские механизированные корпуса образца 1941 года были предназначены для агрессии, наступления на оперативную глубину, они должны были вводиться в «чистый прорыв», выходить на оперативный простор и рваться вперед. Но, как тут нам рассказывает В. Суворов, они почему-то заняты проламыванием сильной обороны противника. Более того, и это у них получается плохо:[377]

«10-я советская армия не сумела выйти к Балтийскому морю. Она понесла чудовищные потери, 3-я и 8-я советские армии полностью уничтожены, а их тяжелые танки KB истреблены германскими зенитными пушками. 5-я, 6-я и 26-я советские армии потеряли сотни тысяч солдат и остановлены на подступах к Кракову и Люблину. В этот момент советское командование вводит в сражение Второй стратегический эшелон (выделено мной. — В.В.)».

(Ледокол. Гл. 33).

Как видите, оборона противника еще не прорвана, а восемь механизированных корпусов (6-я и 10-я армии имели по два мехкорпуса) уже прекратили свое существование. И только потому, что В. Суворов заставил их выполнять несвойственные им задачи. Владимир Богданович ничего не сообщает, как действовали бы механизированные корпуса остальных пяти армий, сосредоточившихся на немецкой границе. Но, надо думать, судьба их была бы не намного лучше. Стало быть, в самом начале войны четырнадцать мехкорпусов из двадцати накрылись медным тазом.

Теперь, зачем я выделил упоминание о Втором стратегическом эшелоне. Дело в том, что там как раз и место «агрессивным» механизированным корпусам. Если верить Владимиру Богдановичу, Второй стратегический эшелон был предназначен для развития успеха. Первый стратегический эшелон прорывает оборону противника, уничтожает максимально возможное количество его живой силы и техники,[378] после чего в дело вступает второй эшелон. Он доламывает оборону (если она еще где-нибудь сохранилась), а потом выходит на оперативный простор и довершает освобождение Европы. Для этой работы лучше всего подходят подвижные соединения, то есть механизированные корпуса.

Впрочем, еще лучше БТ чувствовали бы себя в третьем стратегическом эшелоне. Вспомним, что гусеницы им нужны только для того, чтобы преодолеть Польшу. То есть приступить к выполнению своей основной задачи они могут тогда, когда пехота и танки других типов проложат им дорогу к границам Германии. Так что пока шли все те грандиозные сражения, о которых повествует нам Владимир Богданович в 33-й главе «Ледокола», БТ могли вообще отдыхать. И только когда пришла бы пора «Висло-Одерской операции на огромную глубину», наступил бы их черед.

Тут надо сказать, что танковый, а уж тем более механизированный, корпус, — это далеко не одни танки. Механизированный корпус 1941 года по штату на 1031 танк должен был иметь около 36 тысяч человек. Кроме того, в его составе было 172 артиллерийских орудия и 186 минометов. Главное качество мехпорпуса подвижность, поэтому в нем все, что «не танки», должно иметь возможность передвигаться с той же скоростью, что и танки (а лучше с большей). Если корпус вводится в «чистый прорыв» и уходит вперед, отрываясь от остальной армии, необходимо, чтобы все его части и подразделения могли двигаться непосредственно за танками. Если корпус перебрасывается из глубины нашей обороны для ликвидации прорыва неприятеля, без этого тоже не обойтись. Поэтому вся артиллерия в мехкорпусах на механической тяге,[379] вся пехота и вспомогательные подразделения посажены на грузовики.

Но зачем нужна такая подвижность, когда корпусу приходится прорывать оборону неприятеля? В этом случае можно заранее скрытно подвезти всю необходимую артиллерию (и лучше на лошадях, потому как они не тарахтят, как трактора), пехота может не торопясь подойти к назначенным рубежам на своих двоих (опять же это предпочтительнее по соображениям скрытности). И только в последний момент, можно даже после начала артподготовки, к месту прорыва подходят танки. И вовсе не обязательно, чтобы эти танки были объединены в корпуса. Вполне подойдут отдельные дивизии, бригады, а то и полки. Все равно при прорыве обороны танковые части придаются пехотным.

Опять прибегну к образному сравнению. Механизированный корпус — это острый нож. Его можно загнать в незащищенное брюхо (или спину) неприятеля, можно им отсечь его руку, тянущуюся к твоему горлу. Но вот пробить им дыру в неприятельской броне ножом не просто. И даже если пробьешь, нож сломается или затупится, так что для того, чтобы использовать его по назначению, придется его заново наточить, а то и перековать.

Однако Владимир Богданович предлагает именно такой вариант: сначала привести свой нож в плачевное состояние, а потом использовать его по прямому назначению:

«Еще лучший вариант: использовать подавляющее большинство механизированных корпусов в первом внезапном ударе,[380] чтобы он получился необычайно мощным, после этого ввести в бой Второй стратегический эшелон и передать его облегченным армиям все танки, которые уцелеют после первых операций».

(Ледокол. Гл. 26).

Задумаемся, какие танки уцелеют после первых операций? Понятно, что оборону противника будут прорывать тяжелые танки KB при поддержке средних Т-34. Пригодятся и огнеметные танки ОТ-26 и ОТ-133. А танки БТ, главное предназначение которых «на гусеницах добраться до автострад, а там, сбросив гусеницы, превратиться в короля скорости», использовать для прорыва даже слабенькой обороны неприятеля просто глупо. Значит, они будут стоять где-то в тылу и ждать. Естественно, они и уцелеют, когда все остальные танки будут уничтожены или повреждены. Что же получается, треть танков механизированных корпусов в сражении не участвует, а после того, как эти корпуса несут тяжелые потери, эти не участвовавшие в бою танки собирают, создают новые корпуса и придают их армиям Второго стратегического эшелона. Где логика?

Если советское командование хотело использовать для прорыва немецкой обороны как можно больше танков, нужно было собрать все KB и Т-34 в составе танковых дивизий и бригад, придать эти дивизии и бригады пехотным частям. А все танки БТ свести в танковые корпуса старой организации и придать эти корпуса армиям второго эшелона.

Ладно, будем считать, что командованию РККА почему-то очень хотелось иметь в первом эшелоне[381] механизированные корпуса (просто наши генералы были зачарованы магией этих слов: «механизированный корпус»). Но в этом случае нужно было создавать два типа таких корпусов. Один для прорыва обороны, вооруженный KB и Т-34, другой с танками БТ для развития успеха и глубоких операций. Еще одна цитата:

«На обочинах дорог груды гусеничных лент, уже покрытых легким налетом ржавчины; целые дивизии и корпуса, вооруженные быстроходными танками, вступая на германские дороги, сбросили гусеницы перед стремительным рывком вперед».

(Ледокол. Гл. 33).

На 21 июня 1941 года корпусов и даже дивизий, вооруженных только быстроходными танками, в Красной Армии не было. Не могли они появиться и к 6 июля. Но, если бы наше командование действовало по плану, приписываемому ему В. Суворовым, такие корпуса и дивизии вполне могли появиться в августе. Если какой-то механизированный корпус потерял все свои танки KB и Т-34, он и превратился бы в корпус, вооруженный БТ. Ну а если какой-то корпус потерял только половину KB и Т-34 или даже сохранил их все, из него выделялась бы отдельная дивизия БТ, которая и уходила вперед. Опять спрошу, где же тут логика? Зачем создавать корпуса, в которых сначала действует одна часть, а потом другая?[382]

5 Знатоки истории танковых войск могут мне возразить, что механизированных корпусов, оснащенных полностью, по штатной организации в РККА на 21 июня 1941 года не было. Причем более всего ощущался недостаток танков KB и Т-34, которые заменялись Т-28, Т-35 и БТ. Так что в некоторых корпусах БТ было более половины. Но давайте вспомним, что на эту тему говорит Владимир Богданович:

«Не все ударные армии были полностью укомплектованы танками. Это правда. Но чтобы полностью оценить намерения Сталина, нужно принимать в расчет не только то, что он совершил, но и то, что ему не позволили совершить. Германское вторжение застало Советский Союз в процессе создания небывалого количества ударных армий. Были созданы каркасы этих чудовищных механизмов, и шел процесс достройки, доводки, отлаживания. Не все армии удалось довести до планируемого уровня, но работа велась. И Гитлер сорвал ее, имея достаточно благоразумия для того, чтобы не ожидать, когда все эти механизмы агрессии будут достроены и отлажены».

(Ледокол. Гл. 16).

Из этого можно сделать вывод, что к 6 июля 1941 года (дате начала советской агрессии, по В. Суворову) все танковые корпуса «ударных армий» должны были быть укомплектованы танками по штату. Я, правда, не знаю, откуда могли взяться недостающие танки, но Владимиру Богдановичу виднее.[383]

Где кончается Европа

На вопрос, где же можно было успешно реализовать потенциал танков БТ, есть только один ответ — в Центральной и Южной Европе.

В. Суворов. «Ледокол»

1

Вам может показаться, что я тут по примеру многих критиков Резуна-Суворова «копаюсь в мелочах». Но ведь революционный исторический метод В. Суворова демонстрирует, как, взяв какую-то мелочь, типа даты сформирования какой-либо дивизии или груды кожаных сапог, выгруженных на Н-ской станции накануне войны, сделать на его основе выводы вселенского масштаба. Вот этим мы сейчас и займемся.

Берем простой исторический факт — производство танков БТ было начато в 1931 году, а закончено в 1940-м. За это время, согласно теории Владимира Богдановича, Сталин: а) привел Гитлера к власти, б) помог Германии перевооружиться, в) стравил Гитлера с западными демократиями, г) сломал барьер нейтральных государств между СССР и Германией. И все это он сделал именно для того, чтобы танки-агрессоры смогли выполнить свою главную задачу — прокатиться по автострадам Германии, а потом и остальной Европы.

И вот, когда наступает этот вожделенный момент, производство танков-агрессоров и запасных частей к ним прекращается. Танковые корпуса, оснащенные преимущественно танками БТ, расформировываются,[384] а вместо них создаются механизированные корпуса, предназначенные совсем для других операций. Как все это объяснить?

Простейший вариант — Сталин вдруг обнаружил, что созданный им «Ледокол революции» оказался слишком мощным. Потопить его теми средствами, которыми предполагалось изначально, невозможно, так что пришлось создавать другие.

Гипотеза вполне рациональная, но если принять ее, летит излюбленный тезис В. Суворова и его последователей — Сталин собирался напасть на Германию летом 41-го, а Гитлер его успел опередить буквально на пару недель.

Судите сами, если вы заранее заготовили некий инструмент, предназначенный для вполне определенной операции, а потом вдруг обнаружили, что придется проводить другую операцию, для которой ваш инструмент не годится, логично сначала изготовить новый инструмент, а уж потом приступать к операции.

Летом 1941-го наши «инструменты агрессии», т.е. механизированные корпуса, выглядели очень странно. С одной стороны, они не очень подходили для той задачи, которую им определил Владимир Богданович, — для прорыва обороны противника. Ведь треть танкового парка в них составляли БТ, которые для этих целей не были предназначены. С другой стороны, и для действия в тылу противника, на его коммуникациях эти корпуса тоже не годились.

То есть получается, Сталин решил ударить по Германии, не имея нужного инструмента. Но ведь ничто не заставляло его действовать таким образом. Вспомним не раз повторяемое В. Суворовым утверждение,[385] что Сталин немецкого нападения не опасался и не поверил в его возможность несмотря на все предупреждения. Значит, вполне можно было подождать до лета 1942-го, когда все мехкорпуса первого эшелона были бы полностью укомплектованы KB и Т-34. А освободившиеся БТ свести в танковые корпуса второго эшелона, чтобы использовать их по прямому назначению, когда оборона противника будет взломана и появится возможность рвануть вперед по автострадам.

Но, предположим, была какая-то причина, по которой напасть на Германию нужно было именно летом 41-го. Я, правда, вижу единственно возможную причину — превентивный удар по изготовившемуся к агрессии неприятелю. Однако теория Владимира Богдановича этой причины не допускает, так что предлагаю его последователям самим отыскать какую-то другую. Но сразу хочу отметить, что при этом нужно объяснить, почему при подготовке нападения на Германию летом 41-го не было создано двух типов танковых (или механизированных) корпусов. Или показать, как можно было использовать по прямому назначению танки-агрессоры, входившие в состав механизированных корпусов новой организации.

А мы пока поищем какое-нибудь иное объяснение всем этим странным фактам.

2 Пятая глава «Дня М» называется «Пролог на Халхин-Голе». В ней рассказывается, как Жуков в конце лета 1939 года «репетировал» в далекой Монголии сценарий нападения на Германию.[386] Однако Владимир Богданович умалчивает, что этому «прологу» предшествовала некая, скажем так, «увертюра».

В конце мая 1939 года японские войска довольно значительными силами вторглись на монгольскую территорию. Находившиеся в то время в районе конфликта пехотные и кавалерийские части остановить противника не смогли, возникла угроза их окружения и уничтожения. В Монголии в это время находилась танковая бригада РККА, но расквартирована она была почти в пятистах километрах от места вторжения неприятеля. И вот танки БТ, сбросив гусеницы, в кратчайший срок преодолели это расстояние, а потом, одев гусеницы, вступили в бой. Потери танковой бригады были очень велики, но свою задачу она выполнила — остановила противника и позволила пехотным частям выстроить оборону.

Невооруженным глазом видно, что танки-агрессоры тут явно выполняли несвойственную им задачу — вместо того чтобы самим совершать агрессию, они ее отражали. Можно предположить, что получилось это случайно — ничего другого под рукой не оказалось, вот и пришлось использовать БТ не по назначению. Но давайте задумаемся, а зачем вообще оказались там бэтэшки? Ни в самой Монголии, ни на сопредельной территории автострад не наблюдается даже в наше время. Так что, если придерживаться теории В. Суворова, проявить свои агрессивные качества танкам БТ просто негде. Но если признать, что двигаться на колесах эти танки могли не только по автострадам, но и по любой достаточно ровной и прочной поверхности (типа монгольской степи в сухой период), получается, что именно в Монголии им самое и место.[387]

Но это еще не все, количество танков, расквартированных в Монголии в то время, да и само место расквартирования прямо указывают, что использовать их собирались исключительно для обороны. Напомню, для того чтобы попасть к месту боев, БТ пришлось преодолеть на колесах несколько сотен километров. Но вот что интересно, если бы японцы решили вторгнуться на монгольскую территорию не в районе Халхин-Гола, а в другом удобном для них месте, нашим танкам пришлось бы преодолеть не намного меньшее расстояние. То есть бригада была расквартирована так, чтобы иметь возможность принять участие в отражении агрессии в любом варианте. Однако если бы бригада была вооружена не БТ, а тихоходными танками, она не успевала в нужный момент прибыть в нужное место. Пришлось бы вместо одной бригады расквартировывать в Монголии несколько и располагать их в непосредственной близости от мест возможного вторжения.

У нас получается, что при определенных условиях страшные танки-агрессоры можно использовать и для обороны. Вывод для сторонников теории В. Суворова достаточно неприятный, но можно смягчить ситуацию, если предположить, что в данном случае все получилось случайно. Дескать, вообще-то танки БТ предназначались для движения по автострадам Германии, но вдруг оказалось, что можно их использовать и в монгольских степях.

До недавнего времени я так и считал. Но вот в некоем интернет-сообществе, посвященном защите идей В. Суворова,[388] один из наиболее рьяных последователей маститого британского историка привел такую цитату:

«Дело было на маневрах. Я получил боевое задание: на своей тяжелой машине добраться к месту расположения части, не отставая, вслед за легковым автомобилем, в котором ехал командир. Танк и легковой автомобиль. Казалось бы, трудно грузному танку угнаться за легким подвижным «Фордом». Сомнения, однако, меня не одолевали. Приказ ясен: не отставать! Стремительно мчался «Форд», как бы дразня нас. Я вел машину на четвертой скорости. С гулом и лязгом несся танк по пятам за легковой машиной. Я ни на минуту не терял «Форд» из виду. Иногда он скрывался из поля зрения за поворотом, но я вновь настигал его… Блестяще выдержал боевое соревнование с легковым автомобилем мой танк. Ни одной задержки, ни одной заминки не было на пути следования. А путь этот равнялся шестидесяти пяти километрам».

(«Танкисты». Под редакцией М.М.Ланда. Издание центрального органа Народного Комиссариата обороны СССР газеты «Красная звезда». Москва, 1936).

Цитата эта была приведена для подтверждения тезиса В. Суворова о том, что главное качество БТ — скорость. Однако из нее же напрашивается и еще один вывод — в середине 30-х годов в СССР были дороги, на которых танки БТ могли продемонстрировать свои высокие скоростные качества. И механиков-водителей учили ездить по этим дорогам на колесах с максимальной скоростью.[389] Получается, что чисто теоретически можно было использовать танки-агрессоры для обороны по тому сценарию, который был применен в Монголии.

Как известно, между теорией и практикой порой лежит дистанция огромного размера. Для того чтобы выяснить, была ли в данном случае теория претворена в практику, нужно проделать немалую работу. Выяснить, где базировались в предвоенный период бригады и корпуса, вооруженные БТ, разобраться с дорожной сетью в этих районах и т.д. Я было начал заниматься этим делом, увидел, что по крайней мере в двух случаях практика прекрасно укладывается в рамки теории, и на этом прекратил свои научные изыскания.

У сторонников В. Суворова есть прекрасный аргумент, который они приводят, когда какой-либо факт, какое-либо действие или высказывание советского руководства противоречат теории Владимира Богдановича. «Это, — говорят они, — было сделано (или сказано) для отвода глаз. Чтобы замаскировать свои намерения, которые на самом деле были совсем даже противоположными». Так что если бы я закончил свой титанический труд и показал, что танки БТ можно было использовать для обороны по «халхингольскому сценарию», никому и ничего я бы этим не доказал. Ведь все это делалось для обмана, как потенциального противника, так и советских граждан. А в нужный момент можно было собрать все БТ в нужном месте, а уж потом…

Ну что же, в очередной раз соглашусь со сторонниками В. Суворова, но спрошу, а когда должен был наступить этот «нужный момент»?[390] Если считать, что летом 41-го, то, как мы уже выяснили, в это время использовать танки-агрессоры по прямому назначению было невозможно. А вот если считать, что нужный момент наступил 17 сентября 1939 года, все становится на свои места.

3 В упоминавшемся выше интернет-сообществе тот же самый верный последователь Владимира Богдановича привел рассказ ветерана Великой Отечественной войны, бывшего механика-водителя БТ-7 Павла Тимофеевича Кулешова:

«В апреле 38-го я окончил полковую школу 27-й танковой бригады Белорусского Особого военного округа и стал механиком водителем танка БТ-7. А в сентябре 39-го Белорусский фронт начал боевые действия в Польше. Наша бригада входила тогда в состав 15-го танкового корпуса конно-механизированной группы. Поначалу мы не встречали никакого сопротивления, а БТ-7 шли по автостраде без гусениц, на большой скорости, обгоняя отходящие части польской армии. Удивление поляков вызвало то, что они и на своих легковых машинах не могли обогнать наших ласточек». (Газета «Тагильский рабочий» от 28 сентября 2005 года).

Как видите, в этом эпизоде наши танки-агрессоры действуют именно так, как предписывается теорией В. Суворова. Вот только действуют они не на автострадах Германии, а на дорогах Польши. То есть данное свидетельство как бы опровергает утверждение[391]

Владимира Богдановича: «Гусеницы — это только средство попасть на чужую территорию, например, на гусеницах преодолеть Польшу, а попав на германские автострады, сбросить гусеницы и действовать на колесах». Оказывается, и в Польше было где действовать на колесах. А что, если как раз в этом и было основное предназначение танков БТ?

Вам этот вывод кажется странным? Давайте сопоставим факты: танки БТ выпускались с 1931 по 1940 год, и все это время (за исключением нескольких месяцев) самым сильным западным соседом СССР являлась Польша. Коммунистические фальсификаторы утверждают, что руководство СССР опасалось нападения польской армии, честные историки говорят, что СССР сам собирался напасть на Польшу. В данном случае нам совершенно не важно, кто из них прав, главное, что в это время БТ могли действовать против Польши, причем действовать весьма успешно.

Но как только польское государство перестало существовать, производство БТ прекращается. В это же самое время расформированы агрессивные танковые корпуса, оснащенные все теми же БТ. И в это же время вместо «автострадного танка» А-20 на вооружение принимается Т-34, на роль танка-агрессора никак не тянущий. Совпадения, скажете вы?

«Ну ладно. Пусть будет так. Поверим.

Но был у меня хороший учитель — исполняющий обязанности резидента ГРУ в Женеве, матерый волк разведки Валерий Петрович Калинин. Звание контрадмирала он не получил из-за меня.[392] А достоин был куда более высоких званий. Так вот он меня учил: если совпадений больше двух, значит, это уже не совпадения…»

(Последняя республика. Гл. 3).

Если вспомнить еще кое-какие факты, о которых я написал выше, совпадений у нас получится гораздо больше двух, так что есть повод с ними разобраться.

Итак, до осени 1939 года самым сильным западным соседом у нас была Польша, после осени 1939 года ее место (в прямом и переносном смысле) заняла Германия. Чем отличались друг от друга эти два государства в чисто военном плане? Первое, что бросается в глаза, — у Польши танковых войск как таковых практически не было, а Германия их имела. Но почти полное отсутствие танков в армии какого-либо государства приводит к тому, что и противотанковая оборона этой армии будет слабой. Мало ведь создать или купить какое-то количество противотанковых средств, нужно еще научить бойцов их использовать.

Я не буду особо распространяться на эту тему, достаточно прочитать любое исследование, посвященное Польской кампании вермахта, чтобы понять — бороться с танками поляки толком не умели. А ведь немцы в то время имели на вооружении, если верить В. Суворову, только легкие танки.

Вы можете возразить, что восемь с лишним тысяч танков для разгрома польской армии многовато будет. Так ведь не все они были нацелены против Польши. Мы уже видели, что БТ имелись и в весьма отдаленном от европейского театра районе — в Монголии.[393]

Если копнуть этот вопрос поглубже, можно увидеть, что на Дальнем Востоке этих танков было немало, причем некоторые из них, дожившие до 1945 года, успешно применялись при разгроме Квантунской армии. В Европейской части СССР, кроме Польши, тоже было с кем повоевать, так что непосредственно против Польши можно было использовать меньше половины всех танков БТ, то есть не намного больше, чем использовали против того же противника немцы.

Однако, кроме БТ в РККА, было много танков других типов, так что все равно получается, что против этого слабого соседа СССР сосредотачивал слишком уж значительные силы. Ну что же, если вам не нравится идея, что БТ были предназначены для войны с Польшей (наступательной или оборонительной), у нас остается единственный вариант — БТ предназначались для защиты Польши.

4

Не спешите записывать меня в сумасшедшие, давайте лучше задумаемся еще о кое-каких совпадениях. В 1931 году, то есть еще до прихода Гитлера к власти, в серию был запущен БТ-2. Это была очень сырая, по сути, опытная машина, и выпущена она была в малом (даже по западным меркам) количестве. А вот по-настоящему боевая машина БТ-5 пошла в серию как раз после прихода Гитлера к власти, когда он громогласно заявил, что Германия в ближайшем будущем будет иметь сильную армию, оснащенную современным оружием. Наконец, самый лучший танк этого семейства, БТ-7, появился после того, как Германия обзавелась собственными танками. То есть качественный и количественный рост парка БТ[394] происходил по мере роста германской армии. А главную угрозу эта армия представляла как раз для Польши, к которой у Германии были весьма серьезные территориальные претензии.

Мог ли Сталин рассчитывать, что поляки, не питавшие к СССР симпатий, в случае чего обратятся к нам за помощью и пропустят наши танковые армады через свою территорию? Ну что же, поляки действительно не любят русских и Россию, давно и прочно не любят. Но еще со времен Тевтонского ордена и псов-рыцарей эта перманентная нелюбовь изредка прерывается краткими периодами пламенной любви. Это когда столь любимые поляками западные соседи начинают вести себя уж слишком нагло. Так что кое-какие основании у товарища Сталина были.

Теперь вспомним ход переговоров, которые велись между СССР и западными союзниками в 1939 году. Сторонники теории В. Суворова говорят, что Запад на этих переговорах искренне стремился к достижению договоренности, а вот Сталин, которому нужна была мировая война, не стремился. Поэтому он, и выдвинул такое неприемлемое условие, как проходы для советских войск через территорию Польши.

Если полагать, что через эти проходы к границам Германии должны были выдвигаться пехотные соединения РККА, требование действительно выглядит странным. Ведь переброска большой массы войск дело непростое, даже если оно осуществляется в мирное время, на своей территории и по заранее составленным планам. В военное же время перебросить миллионную армию по территории сопредельного государства, да еще практически безо всяких планов, дело вообще немыслимое. Во[395] всяком случае, времени на это ушло бы немало. А ведь РККА предстояло еще отмобилизовать. Так что наша пехота могла бы прийти на помощь полякам, когда помогать-то, по сути, было уже некому.

Совсем другая картина вырисовывается, если предположить, что по пресловутым проходам должны были ринуться танковые корпуса, вооруженные БТ. Мы только что выяснили, что в Польше были дороги, по которым БТ могли двигаться на колесах. Возможно, их было не так уж много, но по крайней мере часть пути БТ могли двигаться с максимальной скоростью. На тех участках, где использовать колесный ход было невозможно, БТ двигались бы на гусеницах, причем тоже с весьма приличной скоростью. Так что на преодоление Польши им понадобились бы сутки-двое.

Теперь представьте, что на второй-третий, ну пусть даже на четвертый день войны перед танковыми частями вермахта появляются не польские уланы с пиками, а советские танковые корпуса. Думается, германский блицкриг тут же и закончился бы.

Англо-французы, увидев такой поворот событий, тоже не стали бы отсиживаться за линией Мажино и ударили Гитлеру в спину. Так что Вторая мировая война явно не состоялась бы. Понятно, что Польша при этом попала в лапы Сталину, но кому эти поляки интересны? Главное, что людям Запада не пришлось бы пять с половиной лет убивать друг друга.

Кстати, мы только что обнаружили главного виновника возникновения Второй мировой войны. Это Польша, не захотевшая предоставить коридоры для наших танков БТ и сорвавшая, таким образом, гениальный план Сталина по обузданию агрессора.[396]

5

Впрочем, я и сам чувствую, что предположение «БТ предназначались для помощи Польше в отражении германской агрессии» слишком уж фантастично (хотя и не более чем многие предположения Владимира Богдановича и его верных последователей). Но давайте подумаем, если бы летом 1939 года СССР заключил договор не с Гитлером, а с Западом, что мешало использовать танковые корпуса РККА, вооруженные БТ, так, как я описал выше? Только одно — отсутствие заранее оговоренных проходов для наших войск через территорию Польши.

Берем такую гипотетическую ситуацию — Сталин заключил договор с Англией и Францией на тех условиях, которые они предлагали, а Гитлер не испугался и все же напал на Польшу. СССР объявляет войну Германии, проводит мобилизацию, но вступить в бой с вермахтом РККА не имеет возможности.

Наконец, где-то через неделю после начала войны поляки начинают понимать, что дела их плохи, и обращаются за помощью к Сталину. Вроде бы можно бросить в бой наши танковые корпуса, но сделать это не так-то просто.

Нужно определить, куда именно они будут двигаться, согласовать с польским военным командованием маршруты движения и так далее. А ведь ситуация меняется ежечасно, да и у польских военных своих дел хватает. Так что придется действовать почти наугад.

Кроме того, на дорогах Польши уже царит полный хаос. По ним движутся разрозненные части отступающих польских войск, обозы, толпы беженцев. Так что[397] танковые корпуса рискуют застрять в этой мешанине и утратить свой наступательный потенциал еще до вступления в бой. Ну и зачем товарищу Сталину весь этот геморрой?

Другое дело, если заранее, еще до начала войны провести всю подготовительную работу, обговорить все вопросы с поляками, с тем чтобы наши танки могли пересечь границу Польши если не в первые минуты, то уж точно в первые часы войны. В этом случае они могли бы с ветерком прокатиться по пока сравнительно свободным дорогам и вступить в бой с врагом в то время, когда польская армия еще оказывает немцам организованное сопротивление.

Так что если принять на веру утверждение В. Суворова «главное для танков БТ — скорость», ход предвоенных англо-франко-советских переговоров и проблема проходов по польской территории предстает в совершенно новом свете.

Сухой остаток

Есть в математике такой метод доказательства — от противного. Сначала предполагается, что некоторое утверждение истинно, а потом проверяется, что из этого следует. Если получается явное противоречие, делается вывод, что исходное положение неверно.

Как видите, если поверить всему тому, что написал о танках БТ Владимир Богданович, противоречий возникает немало. Чтобы их снять, сторонникам В. Суворова необходимо ответить на следующие вопросы: почему последний танк-агрессор был снят с производства[398] за полтора года до начала «освободительного похода» РККА в Европу? Почему тогда же было прекращено производство запчастей к нему? Почему, планируя нападение на Германию, наше руководство не свело все БТ в особые корпуса или дивизии и не придало их армиям второго стратегического эшелона? Почему в составе механизированных корпусов не было дивизий или хотя бы полков, вооруженных только БТ? Почему на вооружение были приняты Т-34 и КБ, прекрасно проявившие себя в реальной войне, но мало подходившие для «удара в спину ничего не подозревающему врагу»?

А пока не будет дано ответов на эти вопросы, лично мне легче поверить противникам В. Суворова, утверждающим, что БТ — это не фантастический «танк-агрессор», а просто легкий танк, пусть и имеющий выдающиеся характеристики. Тем более что в этом варианте ответы на вышеприведенные вопросы давным-давно известны.